Messerschmitt Bf.109

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Bf.109»)
Перейти к: навигация, поиск
Bf.109
Тип фронтовой истребитель, истребитель-перехватчик, истребитель-штурмовик, истребитель-бомбардировщик, истребитель-разведчик и разведчик, учебно-тренировочный истребитель
Разработчик Bayerische Flugzeugwerke
Производитель Messerschmitt AG
Главный конструктор Вильгельм Мессершмитт
Первый полёт 28 мая 1935 года
Начало эксплуатации 1937 год[прим. 1]
Конец эксплуатации Luftwaffe — 1945 год,
ВВС и ПВО Югославской Народной Армии — 1952 год,
ВВС Финляндии — 1954 год,
ВВС Испании — 1965 год,
Статус Эксплуатируются отдельные экземпляры
Основные эксплуатанты Luftwaffe
Forţele Aeriene Regale ale României
Magyar Királyi Honvéd Légierő
Aeronautica Nazionale Repubblicana
Годы производства 1937 (1936?) - 1958
Единиц произведено по разным оценкам - от >33000 до 34 852 экземпляров
(включая Avia S-99/S-199 и Hispano Aviación HA-1109/1110/1111/1112)
Стоимость единицы 42 900 рейхсмарок (Bf.109G-6, Erla-Werke, 1943 год)
Варианты Avia S-99/S-199
Hispano Aviación HA-1109/1110/1111/1112
Bf.109Z Zwiling
Messerschmitt Bf.109Messerschmitt Bf.109

Мессершмитт Bf.109 (нем. Messerschmitt Bf.109, традиционное для СССР написание — Ме-109) — одномоторный поршневой истребитель-низкоплан, состоявший на вооружении Люфтваффе и ВВС различных стран почти 30 лет. В зависимости от модификации использовался в качестве дневного истребителя (включая специализированные модификации для малых высот и семейство версий высотных истребителей), дневного и ночного истребителя-перехватчика, истребителя-штурмовика, истребителя-бомбардировщика, истребителя-фоторазведчика и фоторазведчика без вооружения (в том числе и высотных), а также учебно-тренировочного истребителя. Являлся одним из двух (наряду с FW.190) основных истребителей «Люфтваффе» (и самым массовым их самолётом) на протяжении всей Второй Мировой войны. По количеству произведённых машин (по состоянию на 14 апреля 1945 года только в Германии — 30 573 шт. — включая самолётокомплекты запасных частей, составлявшие около 1/6 зачтенных как произведенные самолётов; общее производство — с учетом выпуска в франкистской Испании в 1944—1958 гг. и послевоенной Чехословакии в 1945—1948 гг. — превышает 33 000 экземпляров[1]; есть также сведения, что суммарный выпуск самолётов семейства Bf.109 составил 34 826 или даже 34 852 экземпляра) является одним из самых массовых самолётов в истории, уступая лишь штурмовику Ил-2 (36 163 машины)[2] и лёгкому самолёту общего назначения Cessna 172 Skyhawk (последних на настоящий момент произведено более 43 тыс. машин — что делает Cessna 172 самым массовым самолётом в истории авиации)[3]. Иногда можно встретить утверждение, что учебный самолёт, а позже — в том числе и ночной бомбардировщик У-2 (По-2), также превосходил по объёмам производства Bf.109 (называются цифры до 40 тыс. выпущенных У-2). Но это не находит подтвеждения в советских источниках, оценивающих производство У-2 в приблизительно 33 000 машин[4].





История создания

Предыстория

30 января 1933 года лидер НСДАП Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером Веймарской республики. Одной из важнейших задач новой власти являлась ликвидация ограничений в области вооружений, наложенных на Германию Версальскими соглашениями, и создание полноценных вооруженных сил. Уже в мае 1933 года создано Рейхсминистерство авиации, возглавляемое Германом Герингом, которому была поручена организация военно-воздушных сил — люфтваффе[5].

В начале 1934 года техническое управление (T-AMT) Рейхсминистерства авиации разработало технические требования для современного одноместного истребителя-моноплана, который должен был заменить бипланы Хенкель He-51 и Арадо Ar 68. Эти характеристики вместе с заказом опытных машин были направлены на ведущие авиаконструкторские фирмы — Heinkel, Focke-Wulf и Arado Flugzeugwerke. Вилли Мессершмитту отказали в контракте на разработку на том основании, что его фирма (Bayerische Flugzeugwerke, (Bf.)) не имела опыта в создании скоростных боевых самолётов[6]. В техническом департаменте сложилось мнение, что если Мессершмитт и сможет создать истребитель, то последний не составит конкуренции самолётам более опытных конструкторов Вальтера Ретеля и Эрнста Хейнкеля. Глава секретариата по делам авиации Эрхард Мильх полностью разделял это мнение. Он полагал даже, что в случае успеха Мессершмитта он всё равно откажет «Байерише флюгцойгверке» (Bf.) в размещении заказа на производство[7].

Неприязнь между Вилли Мессершмиттом и Эрхардом Мильхом тянулась ещё с 1929 года и ещё больше обострилась с разрывом Люфтганзой контракта на десять транспортных самолетов, находящихся уже на сборке в Аугсбурге. Мессершмитт считал разрыв контракта незаконным, а БФВ, из-за невозможности вернуть аванс Люфтганзе, была вынуждена объявить о банкротстве. Война между Мессершмиттом и Мильхом обострилась. К моменту воскрешения «Байерише флюгцойгверке» Мильх, которому был обязан сам Гитлер, был назначен шефом секретариата по делам авиации. Так как теперь Мильх часто замещал Геринга, глава секретариата быстро обрел огромную власть, что позволило ему ограничить работу Мессершмитта и заказы его компании только лицензионным производством[8].

Не получая заказов от немецкого министерства авиации, Мессершмитт был вынужден обратиться за разрешением о разработке самолётов в интересах иностранных государств. Его соуправляющий Р. Кокотаки сумел заключить контракт с венгерской фирмой «ИКАР» из Будапешта о разработке и продаже лицензий на производства нескольких моделей легких самолётов. Это дало повод недоброжелателям обвинить «Байерише флюгцойгверке» в пренебрежении национальными интересами. В результате громкого скандала, разбирательств с гестапо и вмешательства Рудольфа Гесса Технический департамент подключил баварских авиастроителей к разработке нового истребителя[9].

Разработка

После ознакомления с техническим заданием конструкторская группа немедленно приступила к разработке новой боевой машины. Учитывая сложные взаимоотношения с министерством авиации, Мессершмитт расценивал вероятность получения основного заказа как весьма низкую.

Из-за этого было принято решение отойти от точного следования техническому заданию и вести работу в инициативном порядке. Позднее Мессершмитт вспоминал, что при ориентировании на техническое задание получился бы весьма посредственный самолёт[10].

Разработанный «Байерише флюгцойгверке» самолёт вобрал в себя практически все технические новинки того времени. В работе над проектом использовались наработки фирмы по созданию скоростного спортивного самолёта Messerschmitt Bf.108 Taifun. Новый истребитель представлял собой цельнометаллический моноплан с хорошо проработанной аэродинамикой. Он имел убирающиеся шасси и закрытую кабину. Для обеспечения высокой скорости было разработано специальное крыло небольшого размера с выпускаемыми закрылками. Предполагалось, что самолёт будет оснащаться новым двигателем компании Junkers Jumo 210 мощностью 610 л.с., но работы над планёром продвигались значительно быстрее работ над новым мотором, и на замену ему был выбран британский двигатель Rolls-Royce Kestrel VI мощностью 695 л.с[10].

Новый истребитель совершил свой первый полёт 28 мая 1935 года. В соответствии с принятой в Германии системой наименования он получил обозначение Bf 109V1. В сентябре 1935 года машину перегнали в Рехлин на полигон люфтваффе для сравнительных испытаний. Авиакомпании «Арадо», «Фокке Вульф» и «Хейнкель» также представили свои прототипы — Ar 80, Fw 159, He 112. Основная борьба развернулась между истребителями «Байерише флюгцойгверке» и «Хейнкеля». Несмотря на то, что скорость первого была на 17 км/ч выше скорости конкурента и он был проще в управлении, специалисты люфтваффе поначалу отдавали предпочтение машине Хейнкеля[11]. Нелестные отзывы о истребителе Мессершмитта дал и знаменитый летчик-ас Первой мировой войны Эрнст Удет (впоследствии ставший ярым сторонником принятия самолёта на вооружение)[9].

Следующий прототип Bf 109V2, уже оснащённый двигателем Jumo 210A, приступил к испытательным полетам в январе 1936 года. Ещё в двух модификациях Bf 109V3 и Bf 109V4 были учтены требования по усилению вооружения. В истребитель Хейнкеля также были внесены существенные изменения. В марте 1936 года, так и не определившись с выбором, люфтваффе сделало предсерийный заказ на 10 истребителей обоих производителей. В августе того же года Мессершмитт-109 был впервые продемонстрирован широкой публике во время церемонии открытия Летних Олимпийских игр в Берлине. В начале 1937 года, после проведения войсковых испытаний в реальных боевых условиях, Bf.109 был принят на вооружение в качестве основного истребителя люфтваффе[11].

Обозначения

Так как проект самолёта Bf 109 был представлен в Рейхсминистерство авиации (RLM) компанией Bayerische Flugzeugwerke, во всех официальных немецких документах в обозначении самолёта использовался префикс «Bf».

Тем не менее, после июля 1938 года, когда компания «Bayerische Flugzeugwerke» была переименована в «Messerschmitt AG», внутри компании, а также в пропагандистских изданиях люфтваффе стало широко использоваться обозначение «Me 109». Это обозначение, вероятно, ошибочно, наносилось и на заводские таблички изготовителя. Однако официально немецкими вооружёнными силами префикс «Me» никогда не использовался.

В литературе, как времён Второй мировой войны, так и в современной, используются оба обозначения, и оба обозначения считаются правильными, хотя время от времени по этому поводу возникают споры.

Серийные модификации

Bf.109B

Первый промышленный вариант получил наименование Messerschmitt Bf.109B или «Бруно» (Bruno, в некоторых источниках известен как Bertha). Самолёт был оснащён двигателем Jumo 210 и вооружён тремя (в более поздних модификациях — четырьмя) пулемётами калибра 7,92 мм. Производство этого самолёта началось в феврале 1937 года на заводе в Аугсбурге.

Bf.109C

В начале 1938 года с конвейера сходит следующая массовая модификация самолёта, известная как Messerschmitt Bf.109C «Цезарь» (Caesar, в других источниках — Clara). Он имел ряд конструктивных усовершенствований по сравнению с Bf.109B и оснащался более мощным двигателем Jumo 210A с системой впрыска топлива. Истребитель имел на вооружении четыре пулемёта: два из них располагались над двигателем, и по одному — у основания каждой консоли крыла.

Bf.109D

За «Цезарем» последовала «Дора» (Dora), это имя принадлежит Messerschmitt Bf.109D. Его предполагалось оснащать двигателем Daimler Benz 600, мощностью 960 л.с. Но из-за недостатка двигателей, которые также шли на He.111, на «Дору» устанавливались Jumo 210D. Вооружение осталось такое же, как и на Bf.109C — 4 пулемёта 7,92. У незначительного количества вооружение состояло только из двух пулемётов.

Bf.109E

Следующей модификацией стал «Эмиль» (Emil) — Messerschmitt Bf.109E. Это была, по сути, первая по-настоящему массовая модель самолёта. Истребитель был оснащён новым двигателем Daimler-Benz DB 601 с системой непосредственного впрыска топлива и гидромуфтой в приводе нагнетателя. Но самым главным было то, что этот двигатель оказался намного надёжнее своего предшественника.
Первые машины новой модификации поступили в войска в начале 1939 года. В основном «Эмили» были вооружены двумя 7,92-мм пулемётами, смонтированными в корпусе, и двумя 20-мм пушками MG FF (англ.) (нем. FF = «Flügel Fest» — здесь рус. вмонтированный в консоль крыла, с 1941-го года MG FF/M, нем. М = Minenmunition — рус. фугасные патроны), расположенными в консолях крыла (в серии Е2 была одна такая пушка, стреляющая через вал винта [позднее, в серии F, из-за проблем заменена на MG 151]). Начиная с серии Е7 (1939) на самолёте появляется переднее бронестекло кабины пилота толщиной 58 мм, установленное под углом 30 градусов (от вертикали), и расположенная за баком 6-мм стальная бронеплита, перекрывающая всё сечение фюзеляжа.

Bf.109F

Битва за Британию показала, что «Эмиль» вполне способен на равных бороться с новейшим английским истребителем Спитфайр Марк 1, но появление новых модификаций Спитфайра практически свело на нет это преимущество. На смену «Эмилю» пришёл «Фридрих» (другие источники называют эту модификацию «Фриц»[12]) — Messerschmitt Bf.109F. «Фридрих» начал поступать в боевые части весной 1941 года, и к середине года 2/3 истребительных частей люфтваффе были вооружены именно этой машиной.

Bf.109G

Следующая модификация, Messerschmitt Bf.109G (Gustav, «Густав»), ставшая самой массовой моделью Bf 109, имела новый двигатель Daimler-Benz DB 605. Это был, по сути, двигатель DB 601 с блоком цилиндров, переработанным таким образом, что общий объём цилиндров возрос с 33,9 до 35,7 литров, что дало увеличение мощности на 175 лошадиных сил без заметного увеличения размеров. Было усилено вооружение: вместо стандартных пулеметов MG 17 калибром 7,92 мм были установлены 13-мм пулемёты. По бокам капота двигателя появились характерные выступы — обтекатели питающей системы новых пулемётов. Однако дополнительное оборудование и вооружение увеличили вес «Густава», по сравнению с «Фридрихом», на 10 % (по сравнению же с «Бруно» общий вес увеличился на 46 %). Новые самолёты стали поступать в войска в мае 1942 года.
По сути дела, Ме-109 достиг своего потолка в технологическом развитии и, в идеале, должен был уступить место более современным моделям. Но, во-первых — планировавшийся ему на замену Мессершмитт Me.209.II всё ещё находился в стадии разработки, а во-вторых — дела на фронтах всё ещё складывались в пользу Германии, и высшее руководство решило пойти по пути дальнейшего совершенствования машины.

BF109 G-6 — самая массовая модель BF-109. Запущена в производство в феврале 1943 года. В этой версии 7.92 мм пулемёт MG-17 был заменён на 13 мм пулемёт MG-131. Это привело к появлению двух больших блистеров по бокам капота (там располагались казённые части пулемётов) и снижению скорости на 9 км/ч. Изначально создавалась как универсальный носитель, позволявший в полевых условиях быстро менять оснащение самолёта в зависимости от обстановки и боевых задач. Бронеспинка за креслом пилота имела прозрачный заголовник из бронестекла, заметно улучшавший обзор.
Всего было построено около 12000 самолётов G-6 (точное число назвать сложно, так как числа в заводских документах не совпадают с записями имперского министерства авиации). Также существовал вариант G-5 — единственным его отличием от G-6 было наличие герметичной кабины. Всего с мая 1943 года по август 1944 года было построено 475 самолётов G-5.

Для высотных полётов был создан вариант G-5/AS с двигателем DB 605AS. Двигатель DB605AS, работавший на бензине с октановым числом 96 вместо 87-го, развивал на форсаже мощность более 2000 л.с. на высоте 500 м и 1800 л.с. на высоте 5000 м. Всего было изготовлено около 700 машин модели /AS. Самолёты G-5 и G-6 с системой высотного форсажа GM-1 получили постфикс «/U2» (внешне их можно легко отличить по изменённому (с оптимальной аэродинамической формой) капоту двигателя). Кроме того, 6-я модель оснащалась системой форсирования двигателя MW 50.

Кроме указанных изменений, на 6-й модели (серия /U4) в начале 1944 года впервые появилась центральная пушка калибром 30 мм (MK-108). Пушка комплектовалась лентой на 60 выстрелов с фугасным снарядом (M-Geschoss). Одного снаряда массой 330 г (масса разрывного заряда 85 г) было достаточно для уничтожения одномоторного цельнометаллического истребителя. На сбитие двухмоторного бомбардировщика уходило не более 4—5 снарядов[13].

Кроме того, в 1943 году на G-6 часто устанавливали подвеску для бомб или ракет, подвесной топливный бак, гондолы с дополнительными пулемётами. Кроме того, самолёт использовали в качестве ночного истребителя.

Существовали следующие варианты G-5 и G-6:

  • G-5 (истребитель с с герметической кабиной)
    • G-5/U2 (высотный истребитель с форсажем GM-1)
    • G-5/U2/R2 (высотный истребитель-разведчик с форсажем GM-1)
    • G-5/AS (высотный истребитель с двигателем DB 605AS)
    • G-5y (командирский истребитель)
  • G-6 (лёгкий истребитель)
    • G-6/R2 (истребитель-разведчик с MW 50)
    • G-6/R3 (истребитель-разведчик большой дальности — с двумя подвесными подкрыльными баками по 300 л)
    • G-6 trop (истребитель для использования в тропиках)
    • G-6/U2 (с GM-1)
    • G-6/U3 (истребитель-разведчик)
    • G-6/U4 (G-6 с 30 мм пушкой MK108)
    • G-6y (командирский истребитель)
    • G-6/AS (высотный истребитель с двигателем DB 605AS)
    • G-6/ASy (высотный командирский истребитель)
    • G-6N (ночной истребитель, обычно с Rüstsatz VI (две подкрыльные пушки MG 151) и, иногда, с радаром FuG 350Z Naxos)
    • G-6/U4 N (G-6N c 30 мм центральной пушкой MK 108)

Одним из улучшений наступательного оружия Bf 109G в 1943 году стало установка ракет Werfer-Granate 21 — по одной пусковой трубе под каждой панелью крыла. Ракеты с массивной (40.8 кг) боеголовкой стабилизировались в полёте вращением. Прицеливание выполнялось с помощью стандартного зеркального прицела Revi. В аварийной ситуации трубы могли быть сброшены с помощью небольшого заряда ВВ. Это оружие задумывалось как оружие, способное поразить цель, находясь вне зоны досягаемости защитных средств противника. Ракетная установка, имевшая дальность стрельбы в 1200 метров (за пределами эффективной дальности стрельбы защитных бортовых пулемётов и пушек союзников), применялась против строя союзных бомбардировщиков. Ракеты Wfr. Gr. 21, устанавливаемые на G-5, G-6 и G-14 неофициально получили название BR 21 (Bordrakete 21 см). В версии G-10 этот комплекс вооружения получил обозначение Rüstsatz VII.

На протяжении 1943 года постепенно появлялось множество улучшений. Так, для улучшения обзора пилота был разработан прозрачный подголовник из бронестекла (Galland Panzer). Замена непрозрачной бронеплиты на новый прозрачный подголовник была начата осенью 1943 года. К концу года также появился фонарь улучшенной обзорности Erla Haube — названный в честь субподрядчика Erla Maschinenwerk, который занимался как производством новых моделей, так и модернизацией старых версий самолёта. В послевоенных западных авиационных книгах и журналах этот фонарь ошибочно называли Galland Panzer. Со временем на Bf 109G все устаревшие двухсекционные фонари с массивным каркасом были заменены на фонари Erla Haube. Новый фонарь отличался от старого большей прозрачной поверхностью, сварная рама была уменьшена до минимума, также была убрана задняя неподвижная часть — теперь вся задняя часть откидывалась на петлях вправо.

Bf 109 G-5, G-6, G-14 с двигателем AS, G-10 и K-4 получили доработанный капот двигателя. Наплывы, закрывающие гильзоотводы пулемётов MG 131, сделали обтекаемыми, их удлинили и увеличили (теперь они накрывали не только оружие, но и раму крепления двигателя). Изначально на опытных вариантах капот был симметричным. Позже, для установки больших по размерам нагнетателей, пришлось изменять верхнюю часть рамы крепления двигателя и, в результате, окончательно форма нового капота стала несимметричной — капот увеличён с левой стороны (там, где установлен нагнетатель). Кроме того — были разработаны специальные обтекаемые панели, закрепляемые спереди фюзеляжа. Существовало несколько видов таких панелей. В отличие от предыдущих обтекателей, новые панели из-за эффективной аэродинамической формы были едва заметны в профиль.

Некоторые варианты G-6, а также поздние версии Bf 109 G имели более высокое деревянное хвостовое оперение и изменённый руль направления, который давал большую устойчивость на высоких скоростях. Элероны нескольких производственных партий были снабжены серворулями, что снижало управляющее воздействие на больших скоростях. Кроме того, для наведения самолётов с земли (радионавигация Y-Verfahren) на самолёты устанавливали радиостанции FuG 16ZY.

В начале 1944 года Bf 109 G-6 получил новые двигатели: с большими нагнетателями для улучшения лётных характеристик на больших высотах (DB 605AS), с водяными инжекторами для улучшения характеристик на средних и низких высотах (DB 605AM), как с нагнетателем, так и с инжектором (DB 605ASM). Максимальная скорость G-5/G-6 у земли была 530 км/ч, и 640 км/ч на расчётной высоте 6600 м.

Bf.109K

Последней серийной модификацией стал «Курфюрст» (Kurfurst) — Messerschmitt Bf.109K, поставки которого в войска начались в сентябре 1944 года (по другим данным — в 1945 году). Истребитель был оснащён двигателем Daimler Benz 605 SDM/DCM и имел усиленное вооружение: на некоторые варианты устанавливалось до двух 30- или трёх 20-мм пушек. Согласно статье в журнале «Крылья Родины», один из опытных предсерийных образцов Bf-109K проходил войсковые испытания на Советско-Германском фронте осенью 1943 года. Летчик фирмы Messerschmitt, имевший к тому же боевой опыт, перелетел на нём на один из Советских аэродромов и сдался в плен, «прихватив» попутно своего ведомого на Bf-109G. К сожалению, в самом начале испытаний нашим летчиком самолет был разбит, но интересен сам факт исследования Bf-109K почти за год до принятия его на вооружение люфтваффе, хотя, конечно, серийные образцы имели некоторые отличия.

Bf.109T Trägerflugzeug (трагер)

Палубный истребитель, построенный для базирования на германском авианосце «Граф Цеппелин». Отличался от сухопутных модификаций усиленной конструкцией фюзеляжа и шасси, наличием посадочного крюка и узлов крепления катапульты, полностью переработанным крылом (увеличены размах и площадь, добавлен узел складывания, установлены отклоняемые пластины, выполнявшие функция воздушных тормозов и интерцепторов).
В связи со сворачиванием немецкой авианосной программы в начале 1941 года истребители стали использоваться с береговых аэродромов с короткими взлётно-посадочными полосами (эскадрилии JG Drontheim, JG Helgoland). Последние самолёты были списаны в декабре 1944 года из-за их физической изношенности.
Истребители Bf.109T выпускались в следующих вариантах:

T-0 — опытная серия из 10 машин, конверсированная из самолётов серии E-1 (по другим данным, E-3 или E-7);
T-1 — серия из 70 машин специальной постройки с двигателем Daimler Benz 601N;
T-2 — самолёты серии T-1 с демонтированным оборудованием для полётов с палубы, но с сохранённым крылом.

Несерийные модификации

  • Messerschmitt Bf.109A — судьба модификации Bf.109А и поныне остается неясной - то ли её вообще не было, то ли эту букву (в написании «а») использовали применительно к первым трём опытным машинам ещё до введения практики присвоения V-нoмеров опытным и головным предсерийным образцам, то ли «серия А» все же была выпущена в количестве 20-ти самолётов[14].
  • Messerschmitt Bf.109H — опытный высотный истребитель. Проект запущен в 1943 году. Несколько экземпляров Bf.109H-1 были переданы на войсковые испытания частям люфтваффе под Парижем. Испытания выявили, что на высоких скоростях при пикировании у самолёта начинался флаттер крыла. Доводку самолёта прекратили в связи с запуском в серию Focke-Wulf Та.152H.
  • Messerschmitt Bf.109X — летающая лаборатория для испытаний двигателя BMW-801, разработанного для улучшения тактико-технических характеристик самолётов-истребителей. Отличался крылом уменьшенного до 9,33 м размаха с законцовками по типу Bf.109E. Первый полёт в сентябре 1940 года совершил Герман Вурстер. В процессе испытаний опытный самолет не показал каких-либо преимуществ перед серийными машинами, поэтому было принято решение оставить существующие производственные линии истребителей без изменений[15].
  • Messerschmitt Bf.109Z (Z - Zwilling/сдвоенный) — тяжёлый «стратегический» (дальний) истребитель, штурмовик и скоростной бомбардировщик. Был собран из двух фюзеляжей Bf.109, соединённых друг с другом новой центральной секцией крыла и новым, единым, хвостовым стабилизатором. Пилот находился в кабине левого фюзеляжа, а вместо кабины правого фюзеляжа был установлен специальный обтекатель. Самолёт планировалось серийно изготавливать в трёх (не считая самолётов «информационной партии»/войсковой серии Me.109Z-1) целевых вариантах: Me.109Z-2 (истребитель), Me.109Z-3 (штурмовик) и Me.109Z-4 (бомбардировщик). Но единственный реально построенный опытный экземпляр Messerschmitt`а-Zwilling`а был уничтожен в результате авианалёта союзников.
  • Messerschmitt Bf.109W — гидросамолёт-истребитель 1939 г.

Прочие модификации

  • Messerschmitt Bf.109R. Такое обозначение получил имеющий мало общего с Bf.109 самолёт Me.209 при регистрации рекорда скорости (755,138 км/ч, установлен 26 апреля 1939 года) в ФАИ. Переименование было сделано для того, чтобы создать впечатление об установке достижения на серийном истребителе. Сам же самолёт Me.209 (первый с таким названием) хоть первоначально и замышлялся как сверхскоростной истребитель, но реально разрабатывался и строился как сугубо рекордный гоночный самолет - полукустарная попытка вернуть ему первоначально задуманный статус боевой машины не удалась из-за низкой манёвренности Me.209, плохого обзора из его кабины и ряда серьёзных технических проблем (в первую очередь с охлаждением и ресурсом силовой установки).

Технические характеристики

Ниже приведены лётно-технические характеристики различных модификаций истребителя Bf.109[16]:

Характеристики Bf.109B-2 Bf.109C-1 Bf.109D-1 Bf.109E-1 Me.109F-2 Me.109F-4 Me.109G-6 Me.109K-4
Длина 8,55 8,55 8,55 8,64 8,64 8,94 9,02 9,02
Размах крыла, м 9,85 9,85 9,85 9,85 11,08 9,92 9,92 9,97
Нормальная взлетная масса, кг 2150 2300 2400 2510 2800 3150 3200 3375
Двигатель Junkers Jumo 210 Da V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, мощность — 640 л.с. Junkers Jumo 210 Ga V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, с непосредственным впрыском топлива, мощность — 730 л.с. Junkers Jumo 210 Da V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, мощность — 640 л.с. Daimler-Benz DB 601 A V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, с непосредственным впрыском топлива, мощность — 1000 л.с Daimler Benz DB 601 Na V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, с непосредственным впрыском топлива, мощность — 1270 л.с. К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3362 дня] Daimler Benz DB 601 Е V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, с непосредственным впрыском топлива, мощность — 1300 л.с Daimler Benz DB 605 AM V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, с непосредственным впрыском топлива, мощность — 1475 л.с Daimler Benz DB 605 ASCM V-образный, 12-цилиндровый, водяного охлаждения, с непосредственным впрыском топлива, мощность — 2000 л.с
Вооружение 3×7,92-мм пулемёта MG 17, 2 пулемёта, установленных сверху двигателя и 3-й стреляющий через вал винта (позднее, в серии F, из-за проблем заменена на MG 151), боевой запас — 500 патронов на ствол. 4×7,92-мм пулемёта MG 17: 2 — над двигателем (500 патронов на ствол), 2 — вмонтированы в консоли крыла (420 патронов на ствол). 4×7,92-мм пулемёта MG 17: 2 — установлены сверху двигателя (боевой запас — 500 патронов на ствол), 2 — вмонтированы в консоли крыла (боевой запас — 420 патронов на ствол). 4×7,92-мм пулемёта MG 17, установленных в корпусе и консолях крыла. Вариант истребителя—бомбардировщика был способен нести до 250 кг бомб 2×7,92-мм пулемёта MG 17, установленных сверху двигателя (боевой запас — 500 патронов на ствол), 2×20-мм пушки [de.wikipedia.org/wiki/MG_FF MG FF] (нем. FF = «Flügel Fest» — здесь рус. вмонтированный в консоль крыла, с 1941-го года MG FF/M, нем. М = Minenmunition — рус. фугасные патроны), вмонтированных в консоли крыла (боевой запас — 150 снарядов на ствол). К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3362 дня] 2×7,92-мм пулемёта MG 17, установленных сверху двигателя (боевой запас — 500 патронов на ствол), 1×20-мм пушка MG 151/20, стреляющая через вал винта (200 снарядов). Вариант истребителя—бомбардировщика был способен нести до 250 кг бомб. 2×13-мм пулемёта MG 131, установленных сверху двигателя (боевой запас — 300 патронов на ствол), 1×30-мм пушка MK-108 (боевой запас — 60 снарядов) или 1×20-мм пушка MG 151/20 (боевой запас — 200 снарядов), стреляющие через вал винта. Вариант истребителя—бомбардировщика был способен нести одну 250-кг бомбу. 2×13-мм пулемёта MG 131, установленных сверху двигателя (боевой запас — 500 патронов на ствол), 1×30-мм пушка MK 108/103, стреляющая через вал винта (боевой запас — 60 снарядов на ствол).
Максимальная скорость, км/ч (на высоте, м) 465 (4000) 470 (4500) 460 573 (4000) 575 610 (6000) 640 720
Максимальная высота, м 8200 8400 8100 10500 10500 12000 11500 12500

Боевое применение

Гражданская война в Испании

Боевое крещение нового самолёта произошло в небе Испании. После начала Гражданской войны в Испании Германия направила туда группу военных лётчиков, которая была известна как Легион «Кондор», и воевала на стороне франкистского режима. На вооружении этого подразделения в то время стояли истребители-бипланы Хейнкель He.51. Практически сразу стало очевидно, что советские истребители И-16 имеют явное преимущество над «хейнкелями» и не оставляют им практически никаких шансов[17]. Тогда было решено направить в Испанию для войсковых испытаний новейшие немецкие истребители Bf.109 и He.112. Первоначально в составе Легиона «Кондор» имелось два «мессершмитта» и один «хейнкель». Неудачная эксплуатация и недостаточная живучесть последнего в боевых условиях окончательно предопределило выбор Bf.109 в качестве основного истребителя люфтваффе[11]. Вскоре в Испании находилось уже четыре различных прототипа «сто девятого». 8 декабря 1936 года, пилотируя один из них, И. Траутлофт одержал первую воздушную победу Bf.109[18].

Серийные Bf.109B поступали на вооружение в 1-ю и 2-ю эскадрильи 88-й истребительной авиагруппы (J/88). Вопреки распространенному мнению, «Мессершмитты» первых серий не имели заметного превосходства над советскими истребителями И-16 , при незначительном преимуществе в скорости уступая в скороподъемности и маневренности и имея равную огневую мощь. При первой же встрече в воздухе Bf.109 был сбит пилотом И-16 без потерь со стороны республиканцев. В то же время "Мессершмитт" показал себя как серьезный противник "нового поколения", безоговорочно превосходящий бипланы И-15[19]. За весь период гражданской войны в Испании было поставлено 130 истребителей модификаций Bf.109В, Bf.109С и Bf.109Е, из них потеряно 40 машин. По данным пилотов Легиона «Кондор», ими было одержано 314 побед, основная масса которых было одержана на «сто девятых мессершмиттах»[20].

Bf.109V-4 1 самолёт
Bf.109V-5 1 самолёт
Bf.109V-6 1 самолёт
Bf.109В-1 14 самолётов
Bf.109В-2 22 самолёта
Bf.109С-1 32 самолёта
Bf.109D 17 самолётов
Bf.109Е-0 44 самолёта (коды с 6●87 до 6●130)
Всего 132 самолёта

Один из истребителей Me-109, подбитый в воздушном бою А. И. Гусевым и совершивший вынужденную посадку в расположении республиканских войск, был подарен СССР правительством Испанской республики[21]

Захват Польши

С началом Второй мировой войны во время операции по захвату Польши только 5 из 24 авиагрупп, вооружённых Bf-109, приняли участие в боевых действиях на территории этой страны. Остальные части оставались на территории Германии, чтобы в случае вступления в войну Великобритании и Франции оказать им сопротивление. В боях против Польши применялись модификации Bf.109С, Bf.109D и Bf.109Е. Основным их соперником стал PZL P.11 — самый современный польский истребитель на тот момент. Имея скорость 389 км/час, он не был серьёзным соперником даже для ранних моделей «мессершмитта»[22]. Спустя всего несколько дней польские ВВС практически перестали существовать, и истребители были задействованы для штурмовых ударов по наземным целям. Через две недели люфтваффе вывело из Польши две авиагруппы и перевело их к западным границам. В ходе скоротечной кампании было потеряно 67 Bf.109, в основном — от зенитного огня[23].

Блицкриг в Северной и Западной Европе

Несмотря на то, что Великобритания и Франция вступили в войну через несколько дней после агрессии Германии против Польши, боевые действия на западном фронте не велись. В воздухе вдоль франко-германской границы проходили незначительные стычки истребителей противоборствующих сторон. Основными противниками «мессершмитта» стали французский MS.406 и американский Curtiss P-36 Hawk, стоявшие на вооружении французских ВВС. Весной 1940 года на вооружение начали поступать новые типы истребителей MB.152 и D.520. В ходе немногочисленных столкновений в период «странной войны» у французского командования сложилось ложное впечатление, что их самолёты не только ничем не уступают Bf.109, но и даже превосходят их в маневрённости[24].

Истребительной авиации была отведена исключительно вспомогательная роль в в операции по захвату Дании и Норвегии. Для участия в ней было выделено не более 30 истребителей Bf.109Е (позже была переброшена авиагруппа истребителей Bf.109С, увеличив группировку до 50 самолётов). В ходе кампании пилоты заявили о 17 воздушных победах, потеряв до десяти своих машин[25].

10 мая 1940 года вермахт начал наступление на западе. К этому времени в люфтваффе стояло на вооружении 1114 Bf.109 различных серий[26], из них для участия в кампании было выделено 860 в составе четырёх эскадр, сведённых в два истребительных командования[27]. Этим силам противостояли 550 французских истребителей, поддержанных сотней «харрикейнов» Британских экспедиционных сил и небольшого числа истребителей бельгийских и голландских ВВС[28]. В результате первого авиаудара по 72 аэродромам союзников были практически уничтожены бельгийская, голландская и треть французской авиации — люфтваффе завоевало господство в воздухе. Кроме численного превосходства и опыта пилотов, свою роль сыграла передовая тактика и технические характеристики немецких истребителей. Везде, где появлялись Bf-109, бомбардировщики и штурмовики могли наносить удары практически безнаказанно, что в немалой степени способствовало общему успеху германского наступления[29]. Серьёзное противодействие было оказано лишь в ходе воздушных боёв над Дюнкерком, где «мессершмиттам» противостояли «харрикейны» и «спитфайры Mk.I» Королевских ВВС, действующие с аэродромов в южной Англии. Впервые столкнувшись с равным по силе соперником, к тому же превосходящим его в техническом плане, люфтваффе понесли существенные потери и не сумели предотвратить эвакуацию британских войск[30].

Битва за Британию

Битва за Британию стала первой операцией, в которой Bf-109 встретил сопротивление примерно того же количества самолётов, по своим характеристикам не уступавшим ему. Эти самолёты управлялись летчиками, подготовленными не хуже пилотов люфтваффе. Серьёзным фактором было то, что воздушные бои велись над территорией Британии и немецкие истребители действовали на пределе своего радиуса действия — подбитые самолёты практически не имели шансов «дотянуть» до своих аэродромов[31]. Для воздушного нападения люфтваффе располагали около 2800 боевых машин, из них 760 истребителей Bf-109, в основном модификаций Bf.109Е[32]. Королевские ВВС противопоставили им свыше 900 современных «харрикейнов» и «спитфайров». Неоспоримым преимуществом обороняющих была развитая сеть противовоздушной обороны, оснащённая новейшими средствами радиолокационного наблюдения и включающая в себя более чем две тысячи зенитных орудий. К тому же благодаря системе «Ультра» британское командование получило возможность концентрировать свои силы в нужное время на важнейших участках[33].

Воздушные дуэли первых же дней показали сильные и слабые стороны «Эмиля» по сравнению со своими соперниками. На высотах более 6000 метров Bf-109 был несколько быстрее «спитфайра» в горизонтальном полёте и при наборе высоты. На всех высотах немецкий истребитель был быстрее «харрикейна», который уступал «мессершмитту» практически во всём, кроме радиуса и времени виража. На высотах менее 4600 метров «спитфайр» был быстрее в горизонтальном полёте. На всех высотах оба британских истребителя были манёвреннее «сто девятого» в горизонтальной плоскости. Немецкий истребитель быстрее разгонялся, лучше пикировал и превосходил своих противников (особенно Харрикейн) в вертикальных манёврах[34]. Мощность бортового оружия Bf-109 вызывала уважение английских пилотов, чьи истребители на то время вооружались лишь пулемётами винтовочного калибра. В результате огневая мощь немецкого истребителя была на 25 % выше конкурентов, что, впрочем, компенсировалось более высокой скорострельностью их противников[35].

Во время битвы за Британию, длившейся несколько месяцев и делящейся на несколько этапов, роль одномоторных истребителей постоянно возрастала. Не сумев, в ходе первых ударов, уничтожить британскую истребительную авиацию, люфтваффе перенацелило свои усилия на бомбардировку городов, в первую очередь Лондона. В изменившейся стратегии «мессершмиттам» отводилась роль прикрытия формаций бомбардировщиков[36]. В этих условиях ограниченный радиус действия Bf-109 стал определяющим фактором. Часто истребители сопровождения были вынуждены возвращаться на свои аэродромы раньше, чем могли вступить в бой с истребителями противника. Это резко снижало эффективность применения немецких одномоторных истребителей. К тому же, как оказалось, «мессершмитт» был посредственным истребителем сопровождения: лишённый преимущества в скорости и высоте, он плохо справлялся с данной ролью. Стихией Bf.109 был активный наступательный бой. В оборонительных боях на горизонталях его посредственный вираж и угловая скорость крена были серьёзными недостатками[37].

С октября 1940 года, не сумев добиться намеченных целей, люфтваффе перешло к ночным бомбардировкам Англии. В результате интенсивность вылетов «мессершмиттов» резко снизилась. В период основных боёв было потеряно 530 Bf-109[38].

Балканы и Средиземноморский театр военных действий

В начале 1941 года началась переброска части соединений германской авиации на Средиземноморский театр военных действий. Первая авиагруппа, вооружённая Bf-109Е, появилась на Сицилии в феврале 1941 года. Позже было переброшено ещё несколько групп, в том числе и новейших Bf-109F, для поддержки операций в Северной Африке и воздушного наступления на Мальту. Ещё более 120 истребителей было выделено в состав авиационной группировки для агрессии против Югославии и Греции[39].

В ходе скоротечной Балканской кампании люфтваффе сразу завоевали господство в воздухе — противостоящие им югославская, греческая и британская авиации были уничтожены в течение нескольких дней. Примечательно, что в составе югославских ВВС находилась эскадрилья, вооружённая экспортными модификациями Bf-109Е, принявшая участие в обороне Белграда. В очном противостоянии победу одержали более опытные немецкие истребители, имевшие к тому же численное превосходство[40]. В Средиземноморье на ранних этапах ситуация также складывалась в пользу люфтваффе. До весны 1942 года ВВС Великобритании могли позволить использование «спитфайров» только над своей территорией, в то время их эскадрильи этом регионе были в основном укомплектованы «харрикейнами» и «томагавками», заметно уступающими «мессершмиттам» по своим характеристикам[41]. Благодаря качественному превосходству Bf-109 над противниками лютваффе сумело удерживать на данном театре военных действий воздушное господство в течение длительного времени. Это время стало «счастливым» для многих немецких пилотов, которые именно тогда одержали большое количество побед. Так, знаменитый немецкий эксперт Ганс-Йоахим Марсель установил здесь сразу несколько рекордов[прим. 2][42]. Успешно использовался «мессершмитт» и в качестве истребителя-бомбардировщика, нанося удары по скоплениям британских войск и кораблям союзников. 23 мая 1941 года, одиночный Bf-109Е сумел нанести серьёзные повреждения британскому легкому крейсеру «Фиджи», ставшему затем легкой добычей для пикирующих бомбардировщиков[40].

Летом 1942 года из метрополии начались массовые поставки «спитфайров Mk.V» сначала в эскадрильи, базирующиеся на Мальте, а затем и в Египет. Это, наряду с несколькими успешными операциями флота, резко изменило баланс сил в пользу британских войск. Из-за проблем со снабжением и ударов по коммуникациям активность авиации, поддерживающей действия вермахта в Африке, резко снизилась[43]. К октябрю 1942 года британская авиация, ничем не уступая противнику в качестве самолётов, вдвое превосходила их по численности. Люфтваффе потеряло господство в воздухе, а небольшое количество «мессершмиттов» не смогло противостоять многочисленным «спитфайрам». Потеряв за месяц сразу нескольких ведущих асов, включая Й. Марселя, истребительные авиагруппы были передислоцированы из Африки[44]. С высадкой союзников в Северной Африке стратегическая ситуация для войск стран Оси стала просто катастрофической. К началу 1943 года они были зажаты с двух сторон на узком плацдарме в Тунисе. Превосходство союзников в воздухе стало абсолютным, а характеристики их новейших истребителей — «спитфайров Mk.VIII», «лайтнингов» и «мустангов» превосходили морально устаревшие «Эмили» и «Фридрихи»[45].

В этих условиях командование люфтваффе попыталось переломить ситуацию. Путём переброски на данный участок авиагрупп с других фронтов и направления на Средиземноморье значительной части выпускаемых из производства истребителей удалось создать истребительную группировку численностью свыше 200 машин (преимущественно новейших Bf-109G). На протяжении нескольких месяцев немецкие истребители успешно (учитывая их малую численность в сравнении с противостоящими им силами) обеспечивали интенсивность поддержки сухопутных сил на всех этапах боевых действий[46]. Кроме задач по прикрытию наземных сил, «мессершмиттам» приходилось выполнять не свойственные им функции по прикрытию морских и воздушных конвоев. Здесь вновь подтвердилось, что «сто девятые» не пригодны в качестве эскортных истребителей — потери прикрываемых ими транспортных самолётов были просто катастрофическими[прим. 3][47].

После разгрома группы армий «Африка» в Тунисе основной целью люфтваффе стало недопущение возможной высадки союзников на континент. Истребительным частям удалось избежать разгрома, осуществив эвакуацию на Сицилию. Причём часть персонала была вывезена в фюзеляжах «Bf-109» буквально накануне капитуляции[48]. Средиземноморье получило в люфтваффе приоритет в пополнении техникой и личным составом. Первоочередной задачей было создание мощной группировки истребительной авиации, способной восстановить господство в воздухе. В период с мая по июль 1943 года доля одномоторных истребителей, направляемых на данный театр военных действий, составляла свыше 40 % от общего выпуска самолётов этих типов, более того, дополнительно были переброшены две авиагруппы, отвечающие за непосредственную оборону рейха[49]. Однако превосходство союзников было неоспоримым — британская и американская авиация блокировали немецкие и итальянские аэродромы на острове, подвергая их постоянным авиаударам. На пределе своих возможностей подразделения истребителей «Bf-109» участвовали в оборонительных боях и в течение нескольких недель были практически уничтожены. В дальнейшем, после высадки союзных войск в Сицилии, в течение последующей Итальянской кампании (1943—1945), немецкие истребители эпизодически использовались в небольших количествах и влияния на ход боевых действий не имели[50].

Восточный фронт

К июню 1941 года в рамках подготовки к операции «Барбаросса» на советско-германской границе было сосредоточено свыше одной тысячи истребителей «Bf-109», из них — 40 % новейших модификаций Bf-109F. После успешного первого удара «Фридрихи» обеспечивали господство в воздухе, участвуя в воздушных боях, тогда как Bf.109Е всё чаще использовались в качестве истребителей-бомбардировщиков[51]. На протяжении первого этапа боёв на Восточном фронте в 1941—1942 годах «мессершмитт» продемонстрировал явное превосходство над основными типами советских истребителей, особенно — над устаревшими И-15 и И-153, а также прославившимся в небе Испании И-16. Современная аэродинамическая схема Bf-109, сочетание мощного двигателя водяного охлаждения и высокой удельной нагрузки на крыло давала немецкому истребителю множество шансов добиться победы в бою с лёгкими, манёвренными, но аэродинамически менее совершенными противниками. Преимущество в горизонтальной скорости дополнялось способностью немецкой машины набирать бо́льшую скорость в пикировании — до 700 км/ч и выше (фактически скорость ограничивалась лишь прочностью конструкции и управляемостью, резко падавшей на высоких скоростях), а также способностью сохранять набранную скорость при переходе в горизонтальный полет и в набор высоты. Его советские оппоненты были лишены подобных возможностей, поэтому излюбленной тактикой пилотов Bf-109 в бою с И-16 и бипланами стала атака с превышения, и последующий уход «горкой» вверх. В таких условиях у советских пилотов не было шансов ни догнать Bf-109, ни навязать ему свою манеру боя: фактически им приходилось только обороняться. На «собачью свалку» на горизонталях, где советские самолёты имели явное преимущество, пилоты Bf-109 просто не шли, сводя бой к последовательности пикирований, обстрелов цели и уходов вверх с занятием позиции для последующей атаки. Единственным тактическим приёмом, на который приходилось рассчитывать пилотам «ишаков», была лобовая атака. Если они замечали идущий в атаку с превышения «мессер», то старались немедленно развернуться навстречу, используя хорошую горизонтальную манёвренность своих самолётов.

С началом Великой Отечественной войны советские истребители Як, ЛаГГ и МиГ стали нести в боях с Bf-109 большие потери. На результатах воздушных схваток сказывались технические проблемы советских машин, связанные с «недоведенностью» их во многом ещё «сырых» конструкций. Серийные «Яки», «ЛаГГи» и «МиГи» по сравнению с опытными образцами имели бо́льший вес, уступали в скорости и скороподъёмности, надёжность их агрегатов и систем, также их качество сборки и отделки зачастую были неудовлетворительными. Кроме того, к моменту нападения на СССР основным типом истребителя люфтваффе уже считался Bf-109F с более мощным мотором и улучшенной аэродинамикой. Всё это, в сочетании с катастрофическими для СССР результатами наземных операций, общей утратой инициативы, тяжёлым положением эвакуированной на восток промышленности, и особенно — в связи с острейшей нехваткой времени и ресурсов для обучения квалифицированых пилотов, поставило советские ВВС в крайне невыгодное положение по сравнению с люфтваффе. Кроме того, сказывалась обстановка с плохо подготовленными кадрами. В начале войны каждый седьмой советский летчик погибал при первом боевом вылете. С самого начала кампании на востоке пилоты Bf-109 завоевали превосходство в воздухе и удерживали его в 1941—1942 годах (См. также: 52-я истребительная эскадра люфтваффе).

Ситуация начала меняться к концу 1942 года, когда пилоты Bf-109 встретились с усовершенствованными типами советских истребителей: Ла-5, Як-7Б, Як-9, модифицированными Як-1, а также поставленными союзниками по ленд-лизу «Аэрокобрами». Их возросшие характеристики и качество изготовления позволяли успешно сражаться с Bf-109 на основных боевых высотах (из-за особенностей задач, стоявших перед немецкой и советской авиациями, воздушные бои на Востоке шли, в основном, на малых высотах — до 4000 м, хотя бывали и исключения). Получивший заднего стрелка штурмовик Ил-2 стал ещё более трудной и опасной целью — для борьбы с ними некоторое время активно использовались трёхпушечные модификации «Мессершмитта», однако через некоторое время от них пришлось в основном отказаться, поскольку при подвеске дополнительного вооружения характеристики Bf-109 заметно падали, что уже не могло игнорироваться в связи с ростом угрозы со стороны советских истребителей. Как правило, трёхпушечные машины пилотировали лишь наиболее опытные пилоты.

Кубанское воздушное сражение ознаменовало начало конца безраздельного превосходства люфтваффе, последовавшая за ним Курская битва подтвердила перелом в ходе воздушной войны. Эпоха одностороннего технического и тактического превосходства Германии закончилась [прим. 4].

Самолёты серии «Як» до высоты 4000 м сражались с Bf-109 на равных: по мнению одного из ведущих немецких асов, Герхарда Баркхорна (301 победа), из всех истребителей союзников самым опасным противником на малых высотах был Як-9. Ла-5, особенно — модификаций «Ф» и «ФН», продемонстрировал способность на равных драться с Bf-109 до высоты 6—7 тысяч метров. Тем не менее, вплоть до 1945 года опытные немецкие пилоты (которых, правда, к концу войны становилось все меньше и меньше) на Bf-109 модификаций «G» и «К» могли успешно вести бой с любыми типами советских истребителей, включая наиболее совершенные Ла-7 и Як-3. В то же время среднему, и особенно начинающему пилоту Bf-109 было сложно воспользоваться его преимуществами, тогда как недостатки самолёта (в первую очередь — возросший вес, сказавшийся на управляемости и манёвренности) ставили его в трудное положение в бою с не менее скоростными, но более манёвренными противниками. В целом, к середине 1944 года Bf-109 стал уступать своим основным оппонентам на советско-германском фронте, оставаясь, тем не менее, грозным оружием, если за его штурвалом сидел опытный пилот.

В течение всей войны Bf-109 являлся основным типом немецкого истребителя на советско-германском фронте, и вынес на себе всю тяжесть воздушных сражений. Среди советских летчиков «мессер» заслужил репутацию наиболее опасного воздушного противника, выиграв пальму первенства у другого основного истребителя люфтваффе — Фокке-Вульфа FW-190, который, при всех своих положительных качествах, оказался менее приспособлен для ведения характерных для Восточного фронта манёвренных воздушных боев на малых высотах, ввиду своего большого веса и высокой удельной нагрузки на крыло.

Bf-109 стоял на вооружении JG52 — истребительной эскадры люфтваффе, в которой служили Хартманн, Баркхорн, Ралль и другие известные асы Восточного фронта.

Оборона Германии

Начиная с середины 1942 года люфтваффе всё чаще приходилось иметь дело с тяжёлыми бомбардировщиками союзников, такими, как B-17 «Летающая крепость» и B-24 «Либерейтор». В среднем было необходимо около 20 прямых попаданий 20-мм снарядов, чтобы сбить эти огромные машины. Находясь в боевом построении и подвергаясь атакам немецких истребителей, тяжёлые бомбардировщики вели перекрестный огонь такой силы, что немецким пилотам приходилось атаковать их на высоких скоростях, что резко снижало эффективность Bf-109. Кроме того, появление на боевом театре новейших самолётов союзников, таких, как американские P-51 «Мустанг», английские Спитфайры Mark V и Mark IX, советские Ла-5ФН и Ла-7, которые уже ни в чём не уступали Bf-109, а при использовании дополнительных топливных баков были способны вести воздушные бои практически в любом уголке Германии, привело к резкому увеличению потерь. Пытаясь исправить ситуацию, авиапромышленность Германии резко увеличила производство Bf-109. В течение 1943 года было выпущено более 6400 «Густавов», что более чем в два раза превышало аналогичный показатель 1942 года. Рекордным для Bf-109 стал сентябрь 1944 года, когда было построено 1605 новых машин. Всего же за этот год было произведено 14212 истребителей Мессершмитт-109.

К лету 1944 года Bf-109 G-6 не мог уже тягаться с истребителями союзников. Однако на тот момент Люфтваффе обладало большим числом этих самолётов, как новых, так и восстановленных сбитых. На некоторые истребители были установлены двигатели DB-605AS (Bf-109 G-6AS). Большинство из этих самолётов были переданы в истребительные эскадры домашней обороны для перехвата американских бомбардировщиков и истребителей сопровождения.

Несмотря на то, что технические возможности самолёта были практически исчерпаны, немецкие конструкторы пытались выжать из Bf-109 всё возможное, создавая узкоспециализированные модификации. Так, например, модель G-10 была построена специально для ведения боев с истребителями противника на большой высоте. Эта модель оснащалась двигателем Daimler Benz 605D с более мощным нагнетателем, а его вооружение было несколько ослаблено. Основной задачей эскадрилий, на вооружении которых стоял этот самолёт, было навязать бой истребителям сопровождения на большой высоте с тем, чтобы другие, лучше вооружённые истребители ПВО (но более тяжелые и в результате не способные сражаться с истребителями противника), такие, как Fw-190A-8, могли атаковать бомбардировщики союзников.

На тот момент качество подготовки пилотов Люфтваффе сильно снизилось, и очень часто, при перехвате бомбардировщиков союзников, пилоты Bf-109 не могли даже защитить себя от более опытных и агрессивных американцев, в результате оставляя без защиты сопровождаемые Focke-Wulf, не давая тем шанс расправиться с бомбардировщиками врага.

Осенью 1944 года летняя кампания союзников по уничтожению немецких заводов, производящих синтетическое топливо дала результаты, Люфтваффе стало получать менее 40 % необходимого топлива. Перехваты бомбардировщиков происходили всё реже и реже, зимой к нехватке топлива добавилось погодные условия, при которых малоопытные пилоты не могли летать.

Даже если бы Bf-109 G-6AS и G-10 появился шестью месяцами ранее, когда Люфтваффе ещё имело много опытных пилотов, которые могли бы использовать улучшенные высотные характеристики самолёта, это уже не могло изменить исход войны.

На вооружении других стран

Помимо Германии, Мессершмитт 109 состоял на вооружении ВВС целого ряда государств во время и после Второй мировой войны:

  • Болгария — этой стране было поставлено 19 Bf-109E и 145 Bf-109G. Эти машины принимали участие в воздушных боях над Софией в 1944 году.
  • Венгрия — здесь имелось 59 Bf-109G немецкой постройки и примерно 700 машин местного производства.
  • Израиль — 25 самолётов чехословацкой постройки S-199 в 1948 году было поставлено ВВС Израиля, они участвовали в Войне за независимость.
  • Испания — эта страна использовала Bf-109 дольше других. Первые машины были поставлены сюда ещё во время Гражданской войны. В 1942 году испанское правительство пыталось организовать лицензионное производство специально для этого разработанной модификации Bf-109J у себя. В начале 1943 года лицензионное разрешение было получено, но дальше предварительных приготовлений дело не пошло. Производство истребителя под обозначениями HAS-1109-J1L, HA-1110-K1L (двухместный) и HA-1112-K1L началось лишь после войны и продолжалось до 1958 года.
  • Румыния — в эту страну было экспортировано 70 «Густавов», но к середине 1944 года ВВС Румынии практически перестали существовать.
  • Словакия — Словацкие воздушные силы использовали Bf-109E-7 и Bf-109G-6.
  • Финляндия — на вооружении этой страны находилось 48 Bf-109G-2, 109 Bf-109G-6 и 2 Bf-109G-8. Части, оснащённые этими машинами, принимали участие в действиях против СССР.
  • Хорватия — для ВВС этой страны было поставлено небольшое количество Bf-109G-10.
  • Чехословакия (с 1939 по 1945 гг. - Протекторат Богемия и Моравия в составе Третьего Рейха) — в эту страну было поставлено 15 Bf-109G и, кроме того, планировалось организовать производство этих машин по лицензии, но, как и в Испании, до конца войны так и не было выпущено ни одного самолёта. Производство Bf-109 началось лишь после войны и продолжалось до 1949 года. Самолёт выпускался пражским заводом Avia под обозначениями S-99 (около 20 самолётов, собранных из запасных частей Bf-109G-10, G-12 и K-4) и S-199 (450 одноместных и 82 двухместных). S-199 был снят с вооружения ВВС Чехословакии лишь в 1957 году.
  • Швейцария — перед началом Второй мировой войны ВВС Швейцарии имели на вооружении Bf.109D (10 экземпляров) и Bf.109E (80 экземпляров). Кроме того, в 1944 году в обмен на разрешение уничтожить совершивший аварийную посадку на территории страны истребитель люфтваффе с секретным оборудованием, Германией швейцарскому правительству было позволено купить ещё 12 штук Bf-109G-6. Также рассматривался вопрос о передаче Швейцарии лицензии на производство Bf-109. Как потом оказалось, двигатели всех двенадцати самолётов из-за своего износа были на грани списания, и в 1951 году, по решению суда, Швейцарии была выплачена денежная компенсация.
  • Югославия — незадолго до нападения Германии на эту страну, состоявшегося 6 апреля 1941 года, небольшое количество Bf-109 поступило на вооружение югославских ВВС.
  • Япония — сюда было экспортировано 2 Bf-109E и 2 Bf-109G. Рассматривались возможности закупки этих самолётов у Германии или производства их у себя по лицензии.

Кроме того, у всех стран, воевавших против Германии, было небольшое количество «Мессершмиттов», захваченных ими в ходе боевых действий. Эти машины использовались для разведки и в качестве учебных самолётов.

Напишите отзыв о статье "Messerschmitt Bf.109"

Примечания

Комментарии

  1. Или 1936 год - если считать верной информацию о выпуске партии Bf.109A. Но в любом случае - первые (хотя ещё и несерийные) Bf.109 пошли в бой в Испании уже осенью 1936 года.
  2. 6 июня 1942 года в ходе одного воздушного боя Марсель сбил 6 истребителей в течение одиннадцати минут. 1 сентября 1942 года в течение нескольких боевых вылетов он сбил 17 самолётов противника. В сентябре 1942 года за месяц им одержана 61 воздушная победа. Всего на счету Марселя 158 воздушных побед, из них 151 одержана в Африке.
  3. Только в период между 5 и 22 апреля 1943 года союзники сбили 432 транспортных самолёта Ju 52 и Me 323, обеспечивающих снабжение тунисского плацдарма.
  4. В начале летней кампании 1943 года на боевых действиях на Восточном фронте стало сказываться давление авиации союзников на Западе и на Средиземноморском театре военных действий. В середине мая 1943 г. была уничтожена германо-итальянская группа армий «Африка» (капитулировала 13 мая 1943 г.). Победа в Африке позволила британо-американскому командованию с июня 1943 г. начать массированные налеты на территорию собственно Германии. Эти события, в свою очередь, привели к смещению приоритетов командования люфтваффе с Восточного фронта на оборону Рейха и средиземноморский театр (См. Литература: «Боевые операции люфтваффе», глава 10). Так, накануне Курской битвы фельдмаршал фон Рихтгофен был переведен с должности командующего 4-м воздушным флотом, действовавшего на Восточном фронте, во 2-й воздушный флот на Средиземное море - что вызвало решительный, но бесполезный протест со стороны Манштейна (см. там же). Начало наступления союзников в Европе привело к радикальному снижению сил германской истребительной авиации на Восточном фронте. Так, из 1800 одномоторных истребителей, имевшихся в распоряжении люфтваффе летом 1943 года, на Востоке действовало не более 600 (см. там же). Ослабление истребительной компоненты, в свою очередь, привело к ограничениям в деятельности других видов авиации, которые в отсутствие надлежащего истребительного прикрытия не могли действовать так же эффективно и несли существенно большие потери. В свою очередь, утрата господства в воздухе самым негативным образом сказалась и на наземных операциях Вермахта на Востоке.

Источники

  1. Шунков В. Н. Авиация Люфтваффе. — Минск: Харвест, 2000. — С. 213.
  2. Яковлев А. С.. Советские самолеты. Краткий очерк., Изд. 3-е, перераб., доп.. — М.: Наука, 1979 (1-е изд. - 1978). — С. 85.
  3. Russ Niles. [www.avweb.com/news/aopa/AOPAExpo2007_Cessna_172SSkyhawk_DieselEngine_196294-1.html Cessna to Offer Diesel Skyhawk] (October 04, 2007). Проверено 5 октября 2007. [www.webcitation.org/65tMAonzN Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
  4. Яковлев А. С.. Советские самолеты. Краткий очерк., Изд. 3-е, перераб., доп.. — М.: Наука, 1979 (1-е изд. - 1978). — С. 210-211.
  5. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 14—16.
  6. Фирсов А. «Мессершмитт Bf.109». — М.: АСТ, 2001. — С. 5-6.
  7. Медведь А. Н., Хазанов Д. Б. «Истребитель «Мессершмитт Bf.109». Германский король воздуха». — М.: Яуза, 2008. — С. 6-7.
  8. [base13.glasnet.ru/wol/me.htm «Мессершмитт АГ».]. Крылья Люфтваффе. Проверено 26 февраля 2012. [www.webcitation.org/65nVwvZvx Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].
  9. 1 2 Медведь А. Н., Хазанов Д. Б. Истребитель «Мессершмитт Bf.109». Германский король воздуха». — М.: Яуза, 2008. — С. 13.
  10. 1 2 Фирсов А. «Мессершмитт Bf.109». — М.: АСТ, 2001. — С. 7.
  11. 1 2 3 Шунков В. А. «Самолеты Германии Второй мировой войны». — М.: АСТ, 2002. — С. 138.
  12. [wp.scn.ru/ru/ww2/f/231/2/1 Fritz]
  13. А. А. Фирсов «Мессершмитт Bf109» М., «Астрель», 2001, стр. 96
  14. [www.airwar.ru/enc/fww2/bf109b.html BF.109B(C)]
  15. [clubs.ya.ru/4611686018427454210/posts.xml?tb=190 Меsserschmitt Me Bf.109 X (Германия, 1940 г.)]
  16. Медведь А. Н., Хазанов Д. Б. «Истребитель «Мессершмитт Bf.109». Германский король воздуха». — М.: Яуза, 2008. — С. 213.
  17. Гагин В. В. «Воздушная война в Испании (1936-1939)». — Воронеж: Воронежский альманах, 1998. — С. 54.
  18. Зефиров, Михаил. «Асы люфтваффе. Дневные истребители». Том 1. — М.: АСТ, 2002. — С. 37-38.
  19. Абросов, Сергей. «В небе Испании. 1936 — 1939 год». — М.: Москва, 2003. — С. 422.
  20. Зефиров, Михаил. «Асы люфтваффе. Дневные истребители». Том 1. — М.: АСТ, 2002. — С. 40.
  21. А. И. Гусев. Гневное небо Испании. М., Воениздат, 1973. стр.179-183
  22. Спик, Майк. «Асы люфтваффе». — Смоленск: Русич, 1999. — С. 58-60.
  23. [base13.glasnet.ru/wol/me/109-2.htm «Мессершмитт Bf.109». Часть 3]. Крылья Люфтваффе. Проверено 26 февраля 2012. [www.webcitation.org/65nVwvZvx Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].
  24. Медведь А. Н., Хазанов Д. Б. «Истребитель «Мессершмитт Bf.109». Германский король воздуха». — М.: Яуза, 2008. — С. 51-52.
  25. Патянин, Сергей Владимирович. [militera.lib.ru/h/patyanin_sv/index.html «Везерюбунг»: Норвежская кампания 1940 г». Глава 8]. Проверено 20 февраля 2012. [www.webcitation.org/66O6x92h3 Архивировано из первоисточника 24 марта 2012].
  26. Зефиров, Михаил. «Асы люфтваффе. Дневные истребители». Том 1. — М.: АСТ, 2002. — С. 96.
  27. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 91—94.
  28. Спик, Майк. «Асы люфтваффе». — Смоленск: Русич, 1999. — С. 71-72.
  29. Спик, Майк. «Асы союзников». — Смоленск: Русич, 2000. — С. 45-46, 49-50.
  30. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 98.
  31. Бишоп, Крис. «Эскадрильи люфтваффе. 1939 — 1945». — М.: Эксмо, 2007. — С. 25-26.
  32. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 104.
  33. Лиддел Гарт, Бэзил Генри. «Вторая мировая война». — М.: АСТ, 1999. — С. 116-123.
  34. Фирсов А. «Мессершмитт Bf.109». — М.: АСТ, 2001. — С. 22.
  35. Спик, Майк. «Асы люфтваффе». — Смоленск: Русич, 1999. — С. 94.
  36. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 117-120.
  37. Котельников, Владимир. «Спитфайр — лучший истребитель союзников». — М.: Яуза, 2010. — С. 23-25.
  38. Зефиров, Михаил. «Асы люфтваффе. Дневные истребители». Том 1. — М.: АСТ, 2002. — С. 100.
  39. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 162-165, 175-176.
  40. 1 2 Медведь А. Н., Хазанов Д. Б. «Истребитель «Мессершмитт Bf.109». Германский король воздуха». — М.: Яуза, 2008. — С. 79-80.
  41. Спик, Майк. «Асы люфтваффе». — Смоленск: Русич, 1999. — С. 174-176.
  42. Митчем, Самюэль; Мюллер, Джин. «Командиры Третьего рейха». — Смоленск: Русич, 1997. — С. 303-304.
  43. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 195-198.
  44. Спик, Майк. «Асы люфтваффе». — Смоленск: Русич, 1999. — С. 182.
  45. Рольф, Дэвид. «Кровавая дорога в Тунис». — М.: АСТ, 2002. — С. 535-536.
  46. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 349-353.
  47. Котельников, Владимир. «Спитфайр — лучший истребитель союзников». — М.: Яуза, 2010. — С. 33-34.
  48. Штейнхофф, Йоханнес. [militera.lib.ru/memo/german/steinhoff_j/pre.html «Мессершмитты» над Сицилией». Введение]. Проверено 20 февраля 2012. [www.webcitation.org/67G1ozwhe Архивировано из первоисточника 28 апреля 2012].
  49. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 360-361.
  50. Коллектив авторов Министерства Королевских ВВС Великобритании. «Боевые операции люфтваффе 1939—1945». — М.: Яуза—Пресс, 2008. — С. 367, 385-386.
  51. Корнюхин Г.Ф. [militera.lib.ru/research/kornyukhin/01.html Советские истребители в Великой Отечественной войне Глава 1]. Проверено 10 апреля 2012. [www.webcitation.org/67G1pY87W Архивировано из первоисточника 28 апреля 2012].

Ссылки

  • [www.cockpitinstrumente.de www.cockpitinstrumente.de]
  • [woplanes.com/wikiplanes/germany-warplanes/55-messerschmitt-bf-109-history История Мессера] на сайте woplanes.com.
  • [www.warbirds.ru/samolety_messershmitt_messerschmitt_ag/tyazhelyj_istrebitelj_messershmitt_bf110.html Тяжелый истребитель Мессершмитт Bf110]
  • [waralbum.ru/category/weapons/aircrafts/german_aircrafts/bf-109 Фотографии Ме-109 с описаниями на русском языке] на сайте WarAlbum.ru.
  • [www.flightjournal.com/plane_profiles/me109/me109.asp Страничка], посвящённая Ме-109, на сайте Flightjournal.com
  • [web.archive.org/web/19990128073612/www.geocities.com/CapeCanaveral/Hangar/9378/ www.geocities.com/CapeCanaveral/Hangar/9378/](недоступная ссылка — историякопия) — сайт рассказывает о противостоянии Ме-109 и Спитфайера.
  • [www.messerschmitt-bf109.de/ www.messerschmitt-bf109.de/]
  • [www.svetskirat.net/naoruzanje/bf109.htm Messerschmitt Bf 109]  (серб.)
  • [www.kurfurst.org/ Kurfürst — The Messerschmitt Bf 109 Performance Resource Site.]
  • [p-d-m.livejournal.com/177376.html Толстый «худой». Messerschmitt Bf 109X]
  • Передача «Военное дело». [youtube.com/watch?v=hJgvOZDENkk Серия о Messerschmitt] на YouTube

Литература

  • [base13.glasnet.ru/text/ap/109e.htm Messerschmitt Bf.109E] Martin C. Windrow. Aircraft profile 40. 1967 год Перевод А. Плахова, редакция В. Моисеева
  • [base13.glasnet.ru/text/ap/109f.htm Messerschmitt Bf.109F] Martin C. Windrow. Aircraft profile 184. 1970 год Перевод А. Плахова, редакция В. Моисеева
  • [base13.glasnet.ru/text/ap/109g.htm Messerschmitt Bf 109G] J.R. Smith & I. Primmer. Aircraft profile 113. 1969 год Перевод А. Плахова, редакция В. Моисеева
  • Alfred Price, Mike Spicik — Great Aircraft Of WWII. Abbeydale Press. ISBN 1-86147-130-0
  • Bill Gunston — History Of Military Aviation. Chancellor Press. ISBN 0-7537-0824-8
  • D. A. Lande — Messerschmitt 109 (Warbird History). Motorbooks International. ISBN 0-7603-0803-9
  • David Donald — Air Combat Legends: Supermarine Spitfire; Messerschmitt Bf 109. AIRtime Publishing. ISBN 1-880588-74-9
  • Вольфганг Дитрих. Бомбардировочная эскадра «Эдельвейс». Москва, Центрополиграф, 2005. ISBN 5-9524-1996-8
  • Шунков В. Н. Авиация Люфтваффе. 2000, ISBN 985-433-891-6
  • Кудишин И. В. Палубные истребители Второй мировой войны. Москва, ООО «Издательство Астрель», 2001. ISBN 5-271-01879-2
  • А. А. Фирсов «Мессершмитт Bf109» М., «Астрель», 2001
  • [www.cockpitinstrumente.de/archiv/Dokumente/ABC/m/Messerschmitt/Me%20109/Bf%20109%20D%20Kurzbetriebsanleitung.pdf «Bf 109 D mit Jumo 210 D, Kurzbetriebsanleitung Juni 1940» pdf. 13 MB]
  • Коллектив авторов (управление разведки ВВС Великобритании). [www.ozon.ru/context/detail/id/4260714/ Боевые операции люфтваффе 1939—1945] = Rise and fall of the German Air Force: 1933-1945. — М.: Яуза—Пресс, 2008. — 600 p. — 5000 экз. — ISBN 978-5-9955-0028-5.

Отрывок, характеризующий Messerschmitt Bf.109

– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.