Blonde on Blonde
Поделись знанием:
К:Альбомы 1966 года
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
| Blonde on Blonde | ||||
 | ||||
| студийный альбом Боба Дилана | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска |
16 мая 1966 | |||
| Записан |
5 октября 1965 - 10 марта 1966 | |||
| Жанры | ||||
| Длительность |
71:23 | |||
| Продюсер | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Боба Дилана | ||||
| ||||
| RS | [www.rollingstone.com/music/lists/500-greatest-albums-of-all-time-20120531/bob-dylan-blonde-on-blonde-20120524 Позиция № 9] в списке 500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone |
Blonde on Blonde — седьмой альбом американского автора-исполнителя Боба Дилана. Выпущен в мае 1966 года на лейбле Columbia Records.
Blonde on Blonde считается первым двойным альбомом в истории рок-музыки[4]. В нём чувствуется влияние блюз-рока, звучание по сравнению с Highway 61 Revisited и Bringing It All Back Home ещё более эклектично, лирика более сюрреалистична. Этот альбом является последним в знаменитой «рок трилогии» Дилана: вскоре после релиза он попадёт в аварию, и впоследствии его творчество направится в совершенно другом направлении.
Альбом записан в Нэшвилле, продюсером альбома стал Боб Джонстон. В музыкальном чарте Биллборда альбом достиг 9-й, со временем став дважды платиновым; в Британии он поднялся до 3-й позиции. Альбом включён в списки величайших альбомов всех времён по версиям VH1 и Rolling Stone.
Список композиций
Автор всех песен — Боб Дилан.
Первая сторона
- «Rainy Day Women #12 & 35» — 4:36
- «Pledging My Time» — 3:50
- «Visions of Johanna» — 7:33
- «One of Us Must Know (Sooner or Later)» — 4:54
Вторая сторона
- «I Want You» — 3:07
- «Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again» — 7:05
- «Leopard-Skin Pill-Box Hat» — 3:58
- «Just Like a Woman» — 4:52
Третья сторона
- «Most Likely You Go Your Way (And I'll Go Mine)» — 3:30
- «Temporary Like Achilles» — 5:02
- «Absolutely Sweet Marie» — 4:57
- «4th Time Around» — 4:35
- «Obviously 5 Believers» — 3:35
Четвёртая сторона
- «Sad Eyed Lady of the Lowlands» — 11:23
Участники записи
- Боб Дилан (Bob Dylan) — вокал, гитара, губная гармоника, пианино
- Роби Робертсон (Robbie Robertson) — гитара, вокал
- Рик Данко (Rick Danko) — бас-гитара, скрипка, вокал (не попало в окончательную версию альбома)[5]
- Гарт Хадсон (Garth Hudson) — клавишные, саксофон (не попало в окончательную версию альбома)
- Ричард Мануэль (Richard Manuel) — ударные, клавишные, вокал (не попало в окончательную версию альбома)
- Чарли Маккой (Charlie McCoy) — бас-гитара, гитара, губная гармоника, труба
- Эл Купер (Al Kooper) — орган, гитара, клавишные
- Харгус Робинс (Hargus «Pig» Robbins)— пианино, клавишные
- Бил Аткинс (Bill Atkins) — клавишные
- Пол Гриффин (Paul Griffin) — пианино
- Кеннет А. Баттри (Kenneth A. Buttrey) — ударные
- Санфорд Коникофф (Sanford Konikoff) — ударные
- Джо Саут (Joe South) — гитара
- Джерри Кеннеди (Jerry Kennedy) — гитара
- Уэйн Мосс (Wayne Moss) — гитара, вокал
- Генри Стшелецки (Henry Strzelecki) — бас-гитара
- Уэйн Батлер (Wayne Butler) — тромбон
- Боб Джонстон (Bob Johnston) — продюсер
- Марк Уайлдер (Mark Wilder) — ремикс, ремастринг
- Эми Герот (Amy Herot) — переиздание, продюсер
Напишите отзыв о статье "Blonde on Blonde"
Примечания
- ↑ Mojo October 2003 issue, pp.124-6. 5 stars out of 5. «…The music takes on a genuine grandeur…»
- ↑ NME (10/2/93, p.29) — Ranked #17 in NME’s list of the «Greatest Albums Of All Time.»
- ↑ Q — January 2000 issue, p.136. 5 stars out of 5. «…easily Dylan’s most melodically honed albums….an insane rush of ideas carried by what he’d later call 'that thin, wild mercury sound'….Tunes, tunes, tunes….Dylan the tunesmith never had better days than these.»
- ↑ Alan Light, [www.time.com/time/2006/100albums/0,27693,Blonde_on_Blonde,00.html «The All-TIME 100 Albums»], Time, November 13, 2006
- ↑ Barney Hoskyns, Across The Great Divide: The Band & America (UK: Viking; US: Hyperion, 1993) and [www.bjorner.com/DSN00785%20(65).htm the Bob Dylan recording sessions]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Blonde on Blonde
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
