British Motor Corporation

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
British Motor Corporation
Тип

частная компания

Основание

1952

Упразднена

1966

Причина упразднения

преобразование в British Motor Holdings

Расположение

Лонгбридж, Великобритания

Ключевые фигуры

Леонард Лорд,
Джордж Харриман

Отрасль

машиностроение

Продукция

автомобили

К:Компании, основанные в 1952 годуК:Компании, упразднённые в 1966 году

British Motor Corporation (BMC) — это британская холдинговая автомобильная компания, образованная в апреле 1952 года в результате слияния компаний Austin Motor Company и Morris Motors[1][2][3]. Штаб-квартира располагалась в Лонгбридже, Бирмингем.

14 декабря 1966 года BMC была преобразована в British Motor Holdings Limited (BMH)[4]. Последний, в свою очередь, в мае 1968 года сливается с Leyland в объединённую British Leyland Motor Corporation.





История

На момент основания в 1952 году, BMC являлась крупнейшей британской автомобилестроительной корпорацией, контролировавшей 39 % британской автомобильного рынка, выпуская широкий ассортимент продукции под марками Austin, Morris, MG, Austin-Healey, Wolseley, а также коммерческие автомобили и сельскохозяйственную технику.

Первым председателем стал Уильям Моррис. В августе 1952 года он был сменён Леонардом Лордом, занимавшем этот пост до 1961 года, когда его преемником стал Джордж Харриман, исполнявший обязанности управляющего директора с 1956 года.

Доминирующим партнёром являлся Austin, поскольку возглавлял корпорацию именно его представитель. Спустя три года после объединения прекратилось использование двигателей и наработок Morris, а новые конструкции получили индекс «ADO» (Austin Drawing Office). Основной завод в Лонгбридже был модернизирован, что позволило улучшить производительность в сравнении с прежними шестнадцатью разбросанными по центральной Англии предприятиями. Однако система управления Austin, в особенности по части контроля за расходами и маркетинга, оставляла желать лучшего. В результате, несмотря на рост производства, доля рынка и, соответственно, прибыли, неуклонно снижались, что привело к объединению с Jaguar в «British Motor Holdings» (BMH) в 1966 году, а три года спустя — к слиянию с Leyland Motor Corporation. Самой же продаваемой машиной BMC на всём протяжении её существования оставалась Mini. Менее популярными являлись Riley и Wolseley.

До слияния каждая из марок имела собственную разветвлённую дилерскую сеть по сбыту продукции. Среди британских потребителей наметилась тенденция лояльности к конкретным маркам, поэтому модельные ряды каждой из марок расширялись до широких ценовых диапазонов. Это привело к тому, что некоторые марки BMC конкурировали между собой в схожих сегментах. Дизайн автомобилей оставался консервативным и устаревшим, что вынудило Леонарда Лорда обратиться к услугам кузовных ателье.

BMC Farina

В 1958 году руководство BMC наняло Баттиста Фарина для редизайна всего имевшегося модельного ряда. Были созданы три типа седанов «Farina», продававшихся под разными марками:

Компактная Farina, представленная в 1958 году под маркой Austin A40 Farina. Этот кузов считается также одним из первых хэтчбеков: небольшой универсал, в настоящее время классифицируемый как хэтчбек. Mark II A40 Farina выпускался с 1961 по 1967 год. Эти автомобили оснащались двигателями A-Series.

Разработка среднеразмерных Farina началась в 1958 году. Они включали в себя Wolseley 15/60, Riley 4/68, Austin A55 Cambridge Mk. II, MG Magnette Mk. III и Morris Oxford V. Позднее лицензию на этот проект приобрела Аргентина, в которой выпускались седан Siam Di Tella 1500, универсал Traveller и пикап Argenta. Большинство из этих автомобилей оставались в производстве до 1961 года (Di Tella — до 1968). Затем они получили обновлённые кузова Farina и новые индексы: Austin A60 Cambridge, MG Magnette Mk. IV, Morris Oxford VI, Riley 4/72 и Wolseley 16/60. В Аргентине Siam Magnette 1622 1964 года заменила собой Siam Di Tella. Эти машины оставались в производстве до 1968 года. Среднеразмерные машины имели рядные 4-цилиндровые двигатели B-Series.

Полноразмерные автомобили Farina 1959 года включали в себя Austin A99 Westminster, Vanden Plas Princess 3-Litre и Wolseley 6/99 и имели рядные 6-цилиндровые двигатели C-Series. В 1961 году они были обновлены — Austin A110 Westminster, Vanden Plas Princess 3-Litre Mk. II и Wolseley 6/110. Производство также продолжалось до 1968 года.

Автомобили BMC

Проектные номера BMC

Разрабатываемые BMC проекты транспортных средств имели так называемый «ADO number» (расшифровывается как «Austin Design Office» или «Amalgamated Drawing Office»). Поэтому автомобили, продаваемые более чем под одной маркой (например, Austin Seven и Morris Mini Minor), имели одинаковый номер ADO (в данном случае, «ADO15»). Часто, во избежание путаницы, для обозначения автомобилей, созданных в рамках одного проекта, применяется именно номер ADO. Существовали следующие номера ADO:

Унаследованный модельный ряд

Austin

MG

Morris

Riley

Wolseley


Созданные BMC

Austin

Austin-Healey

MG

Morris

Riley

Vanden Plas

Wolseley


Коммерческие автомобили

Большинство коммерческих автомобилей продавались под маркой Morris и лишь изредка Austin.

Фургоны, базирующиеся на легковых автомобилях

Лёгкие фургоны

Лёгкие грузовики

  • Morris LC4 1952—1954
  • Morris LC5 1954—1960
  • Morris FV-series (Series I) 1948—1954
  • Morris FV-series (Series II) 1954—1955
  • Morris FE-series (Series III) 1955—1959
  • Morris FG 1960—1968
  • Morris FM 1961—1968
  • Morris WE 1955—1964
  • Morris WF 1964—1981
  • Morris FF 1958—1961
  • Morris FH 1961—1964
  • Morris FJ 1964—1968

Сельскохозяйственная техника

Напишите отзыв о статье "British Motor Corporation"

Примечания

  1. Morris-Austin Merger Company Named. The Times, Friday, Feb 29, 1952; pg. 9; Issue 52248
  2. Morris-Austin Merger. The Times, Saturday, Mar 01, 1952; pg. 9; Issue 52249
  3. City News In Brief. The Times, Monday, Apr 21, 1952; pg. 9; Issue 52291
  4. British Motor Takes That New Label The Times, Thursday, Dec 15, 1966; pg. 17; Issue 56815
  5. (12 October 1967) «New Dormobiles». Autocar 127 (nbr 3739): pages 91–92.

Ссылки

  • [www.austinmemories.com Austin Memories]

Отрывок, характеризующий British Motor Corporation

– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.