Brown Sugar

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Brown Sugar»
Сингл The Rolling Stones
с альбома 'Sticky Fingers'
Сторона «Б»

«Bitch»/«Let It Rock»
«Bitch»

Выпущен

16 апреля 1971
7 мая 1971

Формат

7”

Записан

2 — 4 декабря 1969

Жанр

хард-рок

Длительность

3:50

Продюсер

Джимми Миллер

Композитор

Джаггер/Ричардс

Лейбл

Rolling Stones Records

Хронология синглов The Rolling Stones
«Honky Tonk Women»
(1969)
«Brown Sugar»
(1971)
«Wild Horses»
(1971)

«Brown Sugar» (рус. Коричневый сахар) — песня рок-группы The Rolling Stones, являющаяся открывающим треком и главным синглом из их альбома Sticky Fingers, выпущенного в 1971 году. В 2004 году журнал Rolling Stone поместил песню на 490 место в списке «500 величайших песен всех времён»[1].





Написание и запись

Хотя авторами песни значатся, как и на большинстве композиций группы, дуэт Мика Джаггера и Кита Ричардса, преимущественно она была написала Миком Джаггером во время его съёмок в фильме Нед Келли в 1969 году[2]. Песня была записана за трёхдневный период, со второго по четвёртое декабря 1969 года, в студии Muscle Shoals в городе Масл-Шолс, Алабама. Во время этих трёхдневных сессий, группа успела записать ещё две песни для будущего альбома, «You Gotta Move» и «Wild Horses».

«Есть у меня одна новенькая песня. Слов пока нет, кроме нескольких, которые крутятся у меня в голове — название будет «Коричневый сахар» — о женщине, которая спит со своим чернокожим слугой. Я сначала назвал её «Чёрная киска», но потом решил, что это будет слишком прямолинейно, слишком уж в лоб».[3].

Мик Джаггер, 2 декабря 1969 г., по пути в студию «Масл-Шолс»

Несмотря на то, что песня была записана в декабре 1969 года, её выпуск пришлось отложить больше чем на год, из-за правовых споров между группой и их бывшим лейблом. Однако, группа исполняла песню на своих концертах. Впервые песня была представлена публике, по предложению гитариста Мика Тейлора, 6 декабря 1969 года на бесплатном фестивале в Альтамонте, Калифорния, на котором группа выступала в качестве хэдлайнера. Фестиваль получил дурную славу из-за нескольких смертельных случаев, произошедших во время его проведения: один человек был убит в потасовке с байкерами из клуба Ангелы ада, организовавшими охрану The Rolling Stones, один человек под воздействием ЛСД утонул неподалёку от места проведения фестиваля и ещё двоих сбил автомобиль.

Песня была написана Джаггером об афро-американской певице/актрисе Марше Хант, с которой у него был секретный роман. Хант также является матерью первого ребёнка Джаггера Кэрис. Также распространена версия того, что песня была написана про Клаудию Линнар, афро-американскую соул-певицу, работавшую с Тиной Тёрнер, Джо Кокером и другими. Будучи бэк-вокалисткой в составе дуэта Ike & Tina Turner, разогревающих The Rolling Stones во время их американского тура 1969 года, она познакомилась с Джаггером.

В фильме Gimme Shelter альтернативная версия песни звучит фоном во время отдыха группы в отеле в Алабаме.

Песня, знаменитая своим блюз-роковым риффом, дуэтом гитары и саксофона, и танцевальным рок-ритмом, представляет собой наглядный образец композиции Stones срединного этапа их карьеры. Автором риффа был Джаггер: «Я сочинил многие из тех риффов, которые приписывают Киту. „Brown Sugar”. Это был мой первый. С тех пор я их много сочинил».

«Мы записали версию “Brown Sugar” с Элом Купером, это был хороший трек. Он на нём играл на фортепиано во время празднования моего с Бобби Кизом дня рождения, которое происходило в студии „Олимпик“. Мы хотели использовать эту запись, потому что это новая версия, но „Масл-Шолс“ что-то там прощупывали насчёт альбома, так что мы к ним попали только в конце последнего американского турне. Чарли сделал по-настоящему плотный звук, и её было очень легко записывать. Мы использовали много акустических гитар, чтобы затенить электрические, всегда так делали. Это придаёт треку совсем другую атмосферу, делает его менее сухим. К тому же, это дёшево» — Кит Ричардс.

В аннотации к сборнику Jump Back, выпущенной в 1993 году, Джаггер написал, что текст песни полностю сконцентрирован на комбинации двух тем — наркотиков и девушек, а также, что песня является высоким достижением.

В интервью журналу Rolling Stone, Джаггер рассказал про историю вдохновения на создание песни и об её успехе. Он заявил, что успех песни заключён в «хорошем груве». После замечания, что текст может означать множество непристойных вещей, он снова заметил, что комбинация этих вещей, лирическая двусмысленность была частично залогом успеха песни. Он назвал песню «мешаниной из всех непристойных вещей в одной»[4]. Позже, Джаггер заявил, что никогда не напишет подобную песню вновь. Когда Янн Веннер спросил его почему, Джаггер ответил: «Бог его знает, что я там такое наворотил в этой песне. Это такая мешанина. Вся дрянь в одну кучу... Теперь я бы ни за что не написал такую песню. У меня бы, наверное, сработал внутренний цензор. Я бы подумал: „О боже, я не могу. Мне нужно остановиться. Мне просто нельзя писать такую вульгарщину“».[2]

Содержание текста песни часто становилось предметом интереса и споров. Само название песни на слэнге означает героин. На популярность «Brown Sugar» немало повлияла её скандальная лирика, которая является мешаниной аллюзий на множество скандальных на то время вещей, включающих межрасовый секс, потерю девственности, рабство, изнасилование, куннилингус, садомазохизм и героин[5]. В первом куплете песни рассказывается об рабовладельческом судне, перевозящим рабов из африканского региона Золотой Берег в Новый Орлеан. Старый рабовладелец бьёт хлыстом и насилует рабынь. В последнем куплете рассказывается про женщину, у которой все любовники были несовершеннолетними. Также текст песни можно интерпретировать как то, что белый парень занимается сексом со своей чернокожей подругой.

Альтернативная версия была записана 18 декабря 1970 года на студии Olympic в Лондоне, после вечеринки по поводу дня рождения Кита Ричардса. В ней приняли участие Эл Купер, сыгравший на фортепиано, и Эрик Клэптон, сыгравший на слайд-гитаре. Альтернативная версия получила широкое распространение на бутлегах. Ричардс раздумывал о выпуске этой версии на Sticky Fingers, главным образом из-за спонтанности её появления, но, в конечном счёте, в альбом вошла оригинальная версия[6].

Релиз

Сингл на «Brown Sugar» был выпущен 16 апреля 1971 в Великобритании и 7 мая в США в качестве первого сингла с альбома Sticky Fingers (выпущен 23 апреля 1971). Песня стала хитом №1 в США и заняла вторую строчку в британских чартах, быстро став «стандартом» на радио, ориентированном на классический рок. Американская версия сингла содержала песню «Bitch», с этого же альбома, в качестве би-сайда. В Британскою версию помимо неё была добавлена концертная интерпретация песни Чака Берри «Let It Rock», записанная 13 марта во время выступления в Университете Лидса во время британского тура 1971 года. Продюсером этой песни выступил Глин Джонс.

Песня регулярно звучала во время европейского тура Rolling Stones 1970 года, исполняясь ближе к концу выступления, несмотря на то что аудитория была почти незнакома с песней. Во время знаменитого Американского тура 1972 года, песня открывала концерты Rolling Stones и с того времени прочно засела в концертной обойме группы.

Во время исполнения песни вживую, Джаггер часто заменяет строчку «Just like a young girl should» на «Just like a young man should». Строчка, «Hear him whip the women just around midnight,» («Слышно как он хлещет женщин в полночь») также часто заменяется на менее жёстокое, «You shoulda heard him just around midnight» («Ты должно быть слышал его в полночь»). Это запечатлено на концертных альбомах Love You Live, Flashpoint, Live Licks и Shine a Light. Изменённая версия впервые была записана на дне рождения Кита Ричардса.

Песня примечательна тем, что является первым синглом, выпущенным на Rolling Stones Records (номер RS-19100). Также «Brown Sugar» является одной из двух песен The Rolling Stones, наряду с «Wild Horses», права на которую принадлежат и группе и их бывшему менеджеру Аллену Клейну, в результате чего они обе были включены в компиляцию Hot Rocks 1964–1971. Также «Brown Sugar» включена в самые знаменитые компиляции Jump Back и Forty Licks.

Литл Ричард исполнял кавер-версию песни пока был подписан на Reprise Records.

Американская гаражная рок-группа The Swamp Rats выпустила кавер-версию песни на своём дебютном альбоме 1980 года Disco Sucks!.

Свою версию песни исполнял Боб Дилан во время своего американского турне 2002 года. Исполнение подобных композиций крайне не типично для Дилана.

В 1998 году песня была использована в рекламе Pepsi, в которой муха, после того как выпила каплю напитка, начинает имитировать Мика Джаггера и петь песню.[7]

В записи участвовали

Напишите отзыв о статье "Brown Sugar"

Примечания

  1. [www.rollingstone.com/news/story/6596335/brown_sugar/ "Brown Sugar"]
  2. 1 2 [www.rollingstone.com/news/coverstory/mick_jagger_remembers/page/5/ "Jagger Remembers"]. Rolling Stone. 14 December 1995.
  3. [из книги Stanley Booth “The True Adventures of the Rolling Stones”)]
  4. 14 декабря 1995, RS 723
  5. Unterberger, Richie. [www.allmusic.com/song/t3052783 The Rolling Stones "Brown Sugar"]. allmusic. 2007.
  6. [timeisonourside.com/SOBrown.html The Database "Brown Sugar"]
  7. [www.culturepub.fr/videos/pepsi-brown-sugar www.culturepub.fr]

Отрывок, характеризующий Brown Sugar

Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.