Candle in the Wind 1997

«Candle In The Wind 1997»
Сингл Элтона Джона
Выпущен	1997
Формат	7” CD
Записан	сентябрь 1997
Жанр	Поп-музыка
Длительность	3:39
Продюсер	Джордж Мартин
Лейбл	A&M
Места в чартах
№1 (Австралия, Австрия, Бельгия, Канада, Дания, Европа, Финляндия, Франция, Германия, Ирландия, Италия, Япония, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Швеция, Швейцария, Великобритания, США, Всемирный чарт)
Хронология синглов Элтона Джона
«Elton John's Love Songs» (1996) «Candle In The Wind 1997» (1997) «The Big Picture» (1997)

Сюда перенаправляется запрос «Candle in the Wind». На эту тему нужна отдельная статья.

«Candle in the Wind 1997», или «Goodbye England’s Rose» — сингл Элтона Джона, посвящённый принцессе Диане, погибшей в 1997 году. Является ремейком оригинальной версии 1973 года, посвящённой в свою очередь Мэрилин Монро.

Сингл возглавил хит-парады по всему миру. В 2007 году «Candle in the Wind 1997» попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый распродаваемый сингл за всю историю музыки.

Вскоре после выпуска в сентябре 1997 года композиция заняла первое место в британском чарте, став четвёртым синглом Элтона Джона, достигшим первой строчки хит-парада. По данным на 2012 год, «Candle in the Wind 1997» — самая коммерчески успешная песня Элтона Джона. Сингл также является самым продаваемым за всю историю существования британских чартов.

История песни

31 августа 1997 года принцесса Диана погибла в автокатастрофе. Эта смерть потрясла весь мир, в том числе и Элтона Джона, который был её хорошим другом. За несколько недель до этой трагедии Джон потерял ещё одного хорошего друга, дизайнера моды Джанни Версаче. После этих потерь Джон погрузился в глубокую депрессию, и решил не участвовать в похоронах Дианы. Однако, позднее он изменил своё решение.

Чтобы справиться с горем, певец решил воздать должное принцессе. С этой целью он обратился к своему прежнему соавтору Берни Топину с просьбой переписать стихи песни 1973 года, «Candle in the Wind», в честь Дианы, что Топин и сделал. В роли продюсера выступил Джордж Мартин. Аккомпанемент был обогащён струнным квартетом и деревянными духовыми инструментами. Песня была записана Джоном и Мартином в студии «Townhouse Studios» в западной части Лондона.

Певец исполнил композицию на публике один раз, на похоронах принцессы Дианы в Вестминстерском аббатстве 6 сентября 1997 года. Он никогда не поддавался на уговоры исполнить песню ещё раз, хотя оригинальную версию песни 1973 года можно услышать на его концертах. Джон не исполнял её даже на концерте в честь принцессы в июле 2007 и поклялся не исполнять её иначе как по просьбе её сыновей.

Коммерческий успех

Успех сингла был предсказуем, отчасти из-за посвящения принцессе Диане. «Candle in the Wind» стал самым быстро раскупленным синглом в истории Соединённого Королевства. В первый день было продано 658 000 копий, а за первую неделю — более полутора миллионов. В течение пяти недель сингл продержался на первой строчке хит-парадов. Всего в Великобритании продажи составили около 4,86 миллиона экземпляров, что превзошло предыдущий рекорд, установленный Band Aid с песней «Do They Know It’s Christmas?».

Аналогичный успех сингл имел и в Соединённых Штатах. Там сингл был выпущен 22 сентября 1997 года и занял первое место в Billboard Hot 100. В первую неделю было продано 3,5 миллиона копий. Сингл продержался на вершинах хит-парадов в течение 14-ти недель, установив рекорд для исполнителей-солистов мужского пола. В Соединённых Штатах продажи составили более 11 миллионов экземпляров.

Относительно того, можно ли назвать сингл самым успешно продаваемым в истории не существует полной ясности. Когда был выпущен главный соперник — «White Christmas» Бинга Кросби ещё не применялись чарты современного типа, поэтому историки музыки не располагают полными данными относительно продаж сингла Бинга Кросби. По оценке Книги рекордов Гиннеса было продано по крайней мере 50 миллионов копий «White Christmas», в то время как «Candle in the Wind» — 33 миллиона. Таким образом, наиболее продаваемым синглом в истории является «White Christmas» Бинга Кросби.

В Канаде «Candle in the Wind 1997» три года продержался в первой двадцатке, 46 недель на первом месте (с перерывами). В Германии, песня заняла восьмое место в списке самых продаваемых синглов.

По различным оценкам, во время пика продаж, каждую секунду в мире покупали шесть копий сингла. В Великобритании за первые сутки после релиза было продано более 650 тысяч экземпляров, что сделало песню самой быстропродаваемой в истории.

Отчисления с продаж были переданы Мемориальному фонду принцессы Дианы.

Песня была отмечена премией «Грэмми» в номинации Лучшее мужское вокальное поп-исполнение.

Чарты по итогам недели Chart (1997) Peak position Australian ARIA Singles Chart 1 Austrian Singles Chart 1 Belgian Flanders Ultratop 50 Singles Chart 1 Belgian Wallonia Ultratop 40 Singles Chart 1 Canadian Singles Chart 1 Dutch Top 40 1 Finnish Singles Chart 1 French SNEP Singles Chart 1 German Singles Chart 1 Irish Singles Chart 1 Italian FIMI Singles Chart 1 Japanese Oricon Singles Chart 1 New Zealand RIANZ Singles Chart 1 Norwegian VG-lista Singles Chart 1 Swedish Singles Chart 1 Swiss Singles Chart 1 UK Singles Chart 1 US Billboard Hot 100 1 Чарты по итогам года Чарт (1997) Место US Billboard Hot 100 1 Чарт (1998) Место US Billboard Hot 100 8 Чарты по итогам десятилетия Чарт (1990—1999) Место U.S. Billboard Hot 100 5

Сертификации Страна Статус Австралия (ARIA) Platinum14 14× Платиновый Австрия (IFPI) Platinum06 6× Платиновый Бразилия (ABPD) Платиновый Канада (CRIA) Бриллиантовый Финляндия Platinum05 5× Платиновый Франция (SNEP) Бриллиантовый Германия (BVMI) Platinum09 9× Платиновый Япония (Oricon) Platinum02 2× Платиновый Мексика (AMPROFON) Золотой Королевство Нидерландов (NVPI) Platinum06 6× Платиновый Новая Зеландия (RIANZ) Platinum15 15× Платиновый Норвегия Platinum08 8× Платиновый Испания (PROMUSICAE) Platinum09 9× Платиновый Швейцария (IFPI) Platinum09 9× Платиновый Великобритания (BPI) Platinum09 9× Платиновый США (RIAA) Platinum11 11× Платиновый (Diamond)

Отрывок, характеризующий Candle in the Wind 1997

– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.