Careful with That Axe, Eugene

«Careful with That Axe, Eugene»
Сингл Pink Floyd
Сторона «А»	Point Me at the Sky
Выпущен	17 декабря 1968
Формат	7"
Записан	4 ноября 1968
Жанр	психоделический рок прогрессивный рок спейс-рок
Длительность	5:45
Продюсер	Норман Смит
Автор песни	Дэвид Гилмор Роджер Уотерс Ричард Райт Ник Мейсон
Лейбл	Columbia (UK)
Хронология синглов Pink Floyd
«It Would Be So Nice» (1968) «Careful with That Axe, Eugene» (1968) «The Nile Song» (1969)

«Careful with That Axe, Eugene» (рус. Осторожней с этим топором, Юджин) — композиция группы Pink Floyd, написанная в 1968 году (с марта по май). Одно из самых популярных произведений раннего периода творчества группы. Вариант текста для фильма Антониони был отдельно поправлен до съёмок фильма в мае-июне 1968 года.

Студийная и концертная версии

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?t=21&v=b72I7TwsvBE Careful with That Axe, Eugene. Фрагмент концерта в Брайтоне (1969 год)] на YouTube

Оригинальная студийная версия была записана впервые выпущена 17 декабря 1968 на второй стороне пятого (в UK) сингла Point Me at the Sky. Заглавная композиция «Point Me at the Sky» со стороны «А» не имела успеха, но «Careful with That Axe, Eugene» быстро стала хитом группы и часто исполнялась на концертах, в частности, во время концертного тура The Man and The Journey 1969 года под названием «Beset By Creatures of the Deep». Одна из таких записей была издана в том же году на альбоме Ummagumma.

Основу композиции составляет монотонный органный проигрыш (в «египетском» стиле, свойственном Рику Райту в тот период), резко сменяющийся криками Уотерса и многократными повторениями зловещим шёпотом названия песни. Длительность оригинальной версии составляет 5:45. Впоследствии этот вариант композиции был включён в сборник Relics (1971), а также переиздан на сборнике ранних синглов группы (1992).

На студийном варианте композиции была основана часть хореографической программы Roland Petit Ballet. Поскольку в программе труппа «Балета Марселя» танцевала под живое исполнение песни группой, музыкантам, склонным к импровизации и затягиванию композиций на концертах, пришлось выработать живую версию песни стандартной длины, которая бы подходила для выступлений с балетом. Чтобы музыканты могли ориентироваться в композиции, во время выступлений на сцене рядом с пианино был помещён помощник, который следил за ритмом и на каждую четвёртую долю должен был поднимать карточку с номером текущего такта. На такте 108 Роджер Уотерс издавал крик, а на такте 256 группа должна была закончить играть, так как здесь кончалась хореографическая постановка.

Версии из кинофильмов

Один из ранних вариантов композиции, предшествовавших студийной записи, звучит в фильме Питера Сайкса The Committee (Комитет, 1968).

В декабре 1969 музыканты записали новую студийную версию для фильма Микеланджело Антониони «Забриски-пойнт». Композиция звучит в финале фильма, сопровождая великолепные кадры взрыва виллы, показанного в замедленной съёмке. На обложке диска с саундтреком к фильму композиция обозначена как «Come in Number 51, Your Time Is Up» (Заходи, номер 51, твоё время истекло).

Вариант, исполненный в фильме-концерте Live at Pompeii (1971), содержит следующие слова, произносимые шёпотом:

Down, down. Down, down. The star is screaming. Beneath the lies. Lie, lie. Tschay, tschay, tschay... (Уотерс дует в микрофон, вскрик Уотерса). Careful, careful, careful with that axe, Eugene (очень громкий и долгий крик, ещё один очень громкий и долгий крик, Уотерс дует в микрофон, вскрик Уотерса). The stars are screaming loud. Tsch. Tsch. Tsch... (низкий стон Уотерса).

В 1973 году исполнение песни было снято на видео для музыкального фильма Superstars in Concert.

Личность «героя композиции»

Существует легенда, согласно которой композиция обращена к младшему брату Джерри Гарсия, лидера группы The Grateful Dead, который якобы нечаянно отрубил ему палец. Никаких подтверждений этому предположению не обнаружено. У Гарсия действительно не хватало пальца на правой руке, но его младшего брата звали не Юджин, а Тифф.

Известно, что в начале 1960-х в Лондоне был арестован серийный убийца по имени Юджин Крафт. Не исключено, что «Careful with That Axe, Eugene» была навеяна этим событием. (Заметим, что первая песня Pink Floyd, «Arnold Layne», повествовала об аресте трансвестита, воровавшего женское бельё).

Любопытно, что песня «Point Me at the Sky», записанная на лицевой стороне того же сингла, тоже начинается с обращения к некоему Юджину (Hey Eugene / This is Henry McClean…).

Варианты названия

• «Murderistic Women»
• «Keep Smiling, People»
• «Careful with That Axe, Eugene»
• «Beset by the Creatures of the Deep»
• «Come in Number 51, Your Time Is Up»

Отсылки к композиции

«Careful with That Axe, Eugene» среди многих прочих отсылок к текстам классического рока упоминается в песне-сюите «Octavarium», завершающей одноимённый альбом (2005) американской группы Dream Theater, играющей прогрессивный метал. В композиции несомненно влияние музыки Pink Floyd.

Ссылки

• [pink-floyd.ru/articles/reviews/songs/careful.html «Будь осторожен, Юджин. Просто будь осторожен». Статья о композиции на Pink-Floyd.ru]

Отрывок, характеризующий Careful with That Axe, Eugene

Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.