Cogito ergo sum

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Cogito, ergo sum (лат.  — «Мыслю, следовательно, существую») — философское утверждение Рене Декарта, фундаментальный элемент западного рационализма Нового времени.

Это утверждение Декарт выдвинул как первичную достоверность, истину, в которой невозможно усомниться — и с которой, следовательно, можно начинать отстраивать здание достоверного знания.

Аргумент не следует понимать как умозаключение[1] («тот, кто мыслит, существует; я мыслю; следовательно, я существую»); напротив, его суть — в очевидности, самодостоверности моего существования как мыслящего субъекта (res cogitans — «вещи мыслящей»): всякий акт мышления (и шире — всякое представление, переживание сознания, ибо cogito не ограничивается мышлением) обнаруживает — при рефлексивном взгляде на него — меня, мыслящего, осуществляющего этот акт. Аргумент указывает на самообнаружение субъекта в акте мышления (сознания): я мыслю — и, созерцая своё мышление, обнаруживаю себя, мыслящего, стоящего за его актами и содержаниями.





Варианты формулировки

Cogito ergo sum является латинским переводом утверждения Декарта Je pense, donc je suis («Я мыслю, значит я есть»), которое появляется в его «Рассуждении о методе» (1637), написанном по-французски.

Фраза «Cogito ergo sum» не используется в наиболее значимой работе Декарта «Размышления о первой философии» [www.philosophy.ru/library/descartes/01/0.html] (1641), хотя часто эту формулировку ошибочно приводят в качестве аргумента, ссылаясь на данный труд. Декарт опасался, что эта формулировка, которую он использовал в более ранней работе, допускала толкование, отличное от того контекста, в котором он использовал её в своих умозаключениях.[2] Стремясь уйти от формулировки, создающей видимость логического вывода, тогда как подразумевается самоочевидность, непосредственное усмотрение утверждаемой истины, Декарт избавляется от первой части фразы и оставляет только «Я есть» («Я существую»): «всякий раз, как я произношу слова Я есть, я существую или воспринимаю это изречение умом, оно по необходимости будет истинным» (Размышление II).

В привычной форме Ego cogito, ergo sum («Я мыслю, следовательно, существую») аргумент появляется в более поздней работе «Начала философии» (1644), написанной на латыни: «Ac proinde haec cognitio, ego cogito, ergo sum, est omnium prima et certissima...» (§ 7).

«Cogito ergo sum», «Я мыслю, значит существую» — не единственная формулировка данной идеи Декарта. Более точно фраза звучит как «Dubito ergo cogito, cogito ergo sum» — «Я сомневаюсь, значит мыслю; я мыслю, значит существую». Ибо факт мышления или существования можно поставить под сомнение, но факт существования появившегося сомнения неоспорим. Сомнение является, по мнению Декарта, одним из модусов мышления. Следовательно фразу можно переформулировать как «Я сомневаюсь, значит существую». А также, слово «существовать» имеет множество определений и чтобы избежать неправильного трактования, следует переводить слово «sum» на русский язык как «Я есть». То есть в итоге правильнее всего выражение Декарта будет звучать как «Я сомневаюсь, значит Я есть».

Августин: предшественник Декарта

Задолго до Декарта аналогичный аргумент предложил в полемике со скептиками Августин Блаженный в книге «О Граде Божьем» (кн. XI, 26): Si fallor, sum («Если я ошибаюсь, я существую»).

Однако существенное различие между Августином и Декартом заключается в контексте, целях и следствиях аргумента.

Августин начинает с утверждения, что, заглядывая в собственную душу, мы «в себе узнаем образ Бога… Ибо мы и существуем, и знаем, что существуем, и любим это наше бытие и знание», — что соответствует тройственной природе Бога. Далее Августин пишет:

Я не боюсь никаких возражений относительно этих истин со стороны академиков, которые могли бы сказать: „А что если ты обманываешься?“ Если я обманываюсь, то уже поэтому существую. Ибо кто не существует, тот не может, конечно, и обманываться: я, следовательно, существую, если обманываюсь.

Августин, заглядывая в свою душу с верой, приходит в результате применения аргумента к Богу; Декарт заглядывает в свою душу с сомнением — и приходит к субъекту, сознанию, res cogitans (мыслящей субстанции), требованием которой является ясность и отчётливость. «В то время как cogito Августина умиротворяет, преображая все в Боге, cogito Декарта проблематизирует всё остальное, в том смысле, что после обретения истины собственного существования нужно обратиться к завоеванию отличной от нашего „Я“ реальности, постоянно стремясь при этом к ясности и отчётливости».[3]

Сам Декарт высказался относительно различий между своим и августиновым аргументом в ответе на письмо Андреаса Кольвия.

Параллели в индуизме

Как считает российский индолог С. В. Лобанов, идея утверждения «сogito, ergo sum» Декарта является одним из основополагающих для монистических систем индийской философии — адвайта-веданты Шанкары и пара-адвайты, или кашмирского шиваизма, самым ярким представителем которого был Абхинавагупта:

Знаменитое философское утверждение Рене Декарта «сogito, ergo sum», ставшее отправной точкой западного рационализма и философии Нового времени, было выдвинуто им как первичная достоверность, относительно которой возможно выстраивание достоверного познания. Оба индийских философа предлагают свои решения проблемы самообнаружения сознающего субъекта, исходя из двух различных парадигм философского монизма.[4]

В популярной культуре

Фраза неоднократно цитировалась в произведениях литературы, в СМИ и карикатуре[5]:

«Cogito, ergo sumsum», жужжала как-то утром пчела Майя… «Cogito, ergo mus», повторил Микки Маус и открыл земляничный мармелад, чтобы заманить пчёлку.

— Wolfgang Mieder. »Cogito, ergo sum«… — [books.google.ru/books?redir_esc=y&hl=ru&id=-ArXAAAAMAAJ&dq=cogito+ergo+sum+sum+bienchen&focus=searchwithinvolume&q=bienchen см. сниппет].

Напишите отзыв о статье "Cogito ergo sum"

Примечания

  1. Об этом см., например: Хайдеггер М. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Heidegg/EvrNig_index.php Европейский нигилизм]. Гл. «Декартово cogito sum». — Существует, впрочем, и противоположное толкование, основанное на фрагменте § 10 «Начал философии» (см., например: [www.rep.routledge.com/article/DA026SECT5 Routledge Encyclopedia of Philosophy: Descartes — The Cogito Argument]  (англ.))
  2. Спустя 300 лет Хайдеггер находит опасения Декарта вполне обоснованными: «Крупнейшей помехой верному пониманию тезиса встает формула, в которую его ввёл Декарт. Из-за неё — из-за ergo („следовательно“) — кажется, будто тезис есть умозаключение, которое в полном развёрнутом виде выстраивается из большей, меньшей посылок и вывода» (Хайдеггер М. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Heidegg/EvrNig_index.php Европейский нигилизм]. Гл. «Декартово cogito sum»).
  3. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. — СПб., 1996. — С. 199.
  4. Сергей Лобанов. Cogito ergo sum в перспективе монистической философии Шанкары и Абхинавагупты.[уточнить]
  5. См., например, издание Wolfgang Mieder. »Cogito, ergo sum« - Ich denke, also bin ich. Das Descartes-Zitat in Literatur, Medien und Karikaturen. — Wien: Praesens Verlag, 2006. — ISBN 978-3-7069-0398-1.

Литература

  • Хайдеггер М. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Heidegg/EvrNig_index.php Европейский нигилизм]. Главы «Cogito Декарта как cogito me cogitare» и «Декартово cogito sum».
  • Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. 1. — М.: ДИК, 1999. § 46.

Ссылки

  • [www.rep.routledge.com/article/DA026SECT5 Routledge Encyclopedia of Philosophy: Descartes — The Cogito Argument]  (англ.)

См. также

Отрывок, характеризующий Cogito ergo sum

– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.