D’oh-in in the Wind

Поделись знанием:
(перенаправлено с «D'oh-in in the Wind»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th width="33%">Надпись на доске</th><td>«Никого не волнует, что есть для меня понятие „есть“». (англ. No one cares what my defenition of «is» is).</td></tr><tr><th width="33%">Сцена на диване</th><td>Диван похож на сидения — вагонетки на американских горках, герои куда-то улетают на нём.</td></tr><tr><th width="33%">Приглашённая звезда</th><td>Джордж Карлин в роли Манчи, Мартин Мулл в роли Сета, группа «Yo La Tengo» — играет музыку в финальной заставке.</td></tr>
«D’oh-in in the Wind»
«Д’оу на ветру»
Эпизод «Симпсонов»

<tr><th style="font-size: 100%;" align="center" colspan="2"></th></tr>

<tr><th align="center" colspan="2">Постер к эпизоду</th></tr>

Номер эпизода 209
Код эпизода AABF02
Первый эфир 15 ноября 1998 года
Исполнительный продюсер Майк Скалли
Сценарист Доник Кэри
Режиссёр Марк Киркланд, Мэттью Настук
[www.snpp.com/episodes/AABF02 SNPP capsule]

«D’oh-in in the Wind» (рус. «Д’оу на ветру», «Проклятья, принесённые ветром» или «Ворча на ветру») — шестая серия десятого сезона мультсериала «Симпсоны». Главной темой серии является субкультура хиппи.



Сюжет

Гомер задаётся вопросом о своём втором имени. Ему всегда была известна только первая буква второго имени J — джей, и своё полное имя было ему известно как Гомер Джей Симпсон (Homer J. Simpson). Отец приводит его в коммуну хиппи, где когда-то временно жила мать Гомера. Там они встречают двух старых хиппи — Сета и Манчи (Seth and Munchie), знакомых с матерью Гомера Моной ещё с 1960-х годов. Гомер обнаруживает старый рисунок на стене сарая, посвящённый ему матерью, благодаря ему он наконец узнаёт своё полное имя — Homer Jay Simpson. Второе имя Jay произносится Джей — в точности так же как первая буква этого имени (J) в английском алфавите (то есть, Гомер всегда правильно произносил своё полное имя).

Столкнувшись с образом жизни своей матери и культурой хиппи, Гомер хочет сам стать настоящим хиппи. Он везде носит пончо, когда-то принадлежащее матери, и ведёт себя в соответствии со стереотипом хиппи (перестаёт мыться, кладёт ноги на стол, выходит голым на лужайку перед домом). Сет и Манчи поддерживают его. Гомер также узнаёт, что в раннем детстве он с родителями был на легендарном фестивале «Вудсток».

Узнав, что Сет и Манчи на самом деле владеют небольшим заводом по производству экологически чистого сока, Гомер оказывается шокирован и разочарован, так как владение предприятием противоречит идеалам хиппи в его понимании. Сет и Манчи отвечают на это тем, что шестидесятые годы закончились в тот день, когда они продали свой хипповый микроавтобус Volkswagen — 31 декабря 1969 года. Гомер убеждает их на время оставить своё полуавтоматизированное производство, и провести немного времени в лучших традициях хиппи. По возвращении они обнаруживают, что в конвейере застрял фризби Гомера. Вследствие этого все те бутылки с соком, что должны были быть произведены за время их отсутствия, оказались разбиты, очередная поставка сока полностью сорвалась. За это хиппи прогоняют Гомера.

У Гомера возникает чувство вины, и, чтобы компенсировать причинённый производству вред, он тайно проникает на завод по производству сока. Он всю ночь работает не покладая рук, в итоге произведя необходимое количество сока и всё же осуществив необходимую поставку. Однако, в поисках сырья для натурального сока, Гомер собирает урожай с «личного» огорода Сета и Манчи. Им оказываются кактусы пейотль (содержат мескалин, обладающий психотропным действием), и в результате все жители города, попробовавшие новый сок, оказывается в наркотическом экстазе под воздействием психоделиков. Вскоре к заводу хиппи приезжают полицейские, и в конце концов Гомер оказывается ранен в голову цветком, который сам же засунул в дуло полицейского оружия. В итоге всё возвращается на свои места, только теперь Гомер вынужден ждать несколько недель, пока цветок не выпадет из его головы.

Культурные параллели

  • Название серии является аллюзией на песню Боба Дилана «Blowin' in the Wind».
  • В финальной сцене когда Гомер кладет цветок в дуло винтовки после чего получает заряд в лоб является отсылкой к событиям 4 мая 1970 года известное как «Расстрел в Кентском университете»
  • В конце серии, когда идут заключительные титры, звучит психоделическая версия главной музыкальной темы Симпсонов в исполнении группы «Yo La Tengo». Во время её звучания Гомер невнятно говорит «Я похоронил Фландерса» (I buried Flanders). Это отсылка к песне The Beatles «Strawberry Fields Forever», где Джон Леннон якобы говорит «Я похоронил Пола» (I buried Paul), что является одним из аргументов в легенде о смерти Пола Маккартни (Paul is dead).
  • Когда Гомер собирает ночью урожай с «личного» огорода Сета и Манчи, звучит песня «Time of the Season» группы The Zombies
  • Когда весь город оказывается под воздействием психоделиков звучит одна из известнейших песен психоделического рока — «White Rabbit» группы Jefferson Airplane
  • В сцене с фестивалем Вудсток звучит «The Star Spangled Banner» в исполнении Джими Хендрикса.
  • В серии также звучат песни «Incense and Peppermints» группы «Strawberry Alarm Clock» и «Uptown Girl» Billy Joel.
  • Нед Фландерс переживает галлюцинацию за рулём автомобиля. В ней он видит объекты, связанные с различными рок-группами: танцующие медведи Grateful Dead, скелет Social Distortion, марширующие молотки из «Стены» Pink Floyd, язык с губами Rolling Stones.
  • Сцена, в которой старики Эйб и Джаспер хихикают, сидя на скамейке, заимствована из мультсериала MTV «Бивис и Баттхед».
  • Когда у алкоголика Барни Гамбла начинается наркотическая галлюцинация, он очень пугается и срочно выпивает пива. Появляется розовый слон, побеждающий вызванных наркотиком галлюциногенных чудовищ.
  • Собака Сета и Манчи Гинзберг была названа в честь поэта-битника Аллена Гинзберга.

Напишите отзыв о статье "D’oh-in in the Wind"

Ссылки

  • [www.imdb.com/title/tt0701083/ «D’oh-in in the Wind» на сайте Internet Movie Database]


Отрывок, характеризующий D’oh-in in the Wind

К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.