Airco DH.10

Поделись знанием:
(перенаправлено с «D.H.10»)
Перейти к: навигация, поиск
Airco DH.10
Amiens Mark II
Тип Бомбардировщик
Производитель Airco
Главный конструктор Джеффри де Хэвиленд
Первый полёт 4 марта 1918 года
Начало эксплуатации ноябрь 1918 года
Конец эксплуатации 1923 год
Статус Выведен из эксплуатации
Основные эксплуатанты Королевские военно-воздушные силы Великобритании
Годы производства 1918 — 1920 гг.
Единиц произведено 236[1]
Базовая модель Airco DH.3
 Изображения на Викискладе
Airco DH.10Airco DH.10

Airco DH.10 Amiens — британский трёхстоечный бомбардировщик-биплан, применявшийся в конце Первой мировой войны и в Третьей англо-афганской войне Королевскими ВВС Великобритании[2].





История создания

Потребность Королевских ВВС Великобритании во фронтовых двухмоторных бомбардировщиках, способных нести значительную бомбовую нагрузку встала остро во время Первой мировой войны. К разработке нового бомбардировщика приступили такие фирмы, как Airco, Short Brothers и Blackburn Aircraft[3].

Работавший в то время в компании Airco Джеффри де Хэвилленд в разработке бомбардировщика взял за основу проект своего самолета Airco DH.3 1916 года[4]. К 18 октября 1917 года черновой проект Amiens Mk.I был готов[1], и уже 4 марта 1918 года впервые поднялся в воздух с двумя двигателями Armstrong Siddeley Puma мощностью 186 кВт (230 л.с.)[5]. На первых испытаниях на базе ВВС Martlesham Heath[1] Amiens Mk.I показал весьма плохие результаты, так потолок высоты при полной бомбовой нагрузке составил 4572 м, а скорость не превышала 145 км/ч. Главная причина этого заключалась в маломощностных двигателях[4].

Второй прототип, обозначенный как Amiens Mk.II, оснащался двумя двигателями Rolls-Royce Eagle Mk. VIII мощностью 268 кВт, поднялся в воздух в апреле 1918 года[5].

Из-за отсутствия нужного количества двигателей производства Rolls-Royce, пришлось отказаться от их использования и приступить к разработке самолета на основе американских двигателей Liberty L-12 мощностью 298 кВт (400 л.с.). Самолет получил обозначение Amiens Mk.III[4]. 28 июля 1918 года Amiens Mk.III установил скорость 120 миль/час над морем с четырьмя бомбами[1]. После успешных испытаний, 20 марта 1918 года был размещен заказ на 600 самолётов. Два дня спустя Британские ВВС увеличили заказ на 200 самолётов. Затем были дозаказаны ещё 495 машин, всего 1295[1]. В серию самолёт пошел как DH.10 Amiens[4], но построено было всего 236 самолётов[1].

Предполагалось разместить зазы на производство на следующих предприятиях:

  • National Aircraft Factory No.2 — 200
  • The Alliance Aero Company — 200
  • Daimler Limited — 150
  • The Siddeley-Deasy Car Company — 150
  • The Birmingham Railway Carriage and Wagon Company — 100
  • Egerton Mann & Company — 75

Первые бомбардировщики поступили в состав 104 авиаэскадрильи Королевских ВВС к 10 ноября 1918 года (всего самолеты поступали с ноября 1918 года по июнь 1919 года). 51 авиаэскадрилья также получила навые самолеты в 1918 году. В декабре этого же года бомбардировщики были приняты в состав 97 эскадрильи базировавшийся в Индии и приняли участие в Третьей англо-афганской войне 1919 года. В мае 1919 года 1 самолет поступил в состав 120 авиаэскадрильи, который использовался как почтовый[6].

В период с 1920 года по 1922 год DH.10 Amiens постепенно выводились из боевых частей и передавались другим частям для обслуживания почтовых линий. С августа 1920 года самолёты начали поступать в 216 авиаэскадрилью, размещенную в Египте. Также некоторое количество самолётов поступили в 24 и 30 авиаэскадрильи в 1920 году. К июню 1922 года почти все они были заменены Виккерсами[1]. Последней стала 27 авиаэскадрилья принявшая самолёты в декабре 1922 года. В 1926 году последние DH.10 Amiens были окончательно списаны[3].

Конструкция

Фюзеляж и шасси

Прямоугольного сечения фюзеляж изготавливался из дерева. Носовая часть его зашивалась фанерой, а хвостовая часть тканью. Кабина пилота находилась за передней пулеметной турелью. В хвостовой части (за задней кромкой центроплана) располагалась вторая пулемётная турель. В пирамидальных шасси в качестве амортизатора использовалась шнуровая резина. Самолёт опирался на хвостовой костыль[1][7].

Крылья и оперение

Деревянные двухлонжеронные крылья скреплялись стойками бипланной коробки сделанными из металлических труб с деревянными обтекателями. Прочность конструкции обеспечивали растяжки из стальной профилированной ленты. Стабилизатор с подкосами и растяжками крепился к фюзеляжу и килю. Управление рулями высоты и направления происходило с помощью тросов, от штурвала и педалей[1][7].

Силовая установка

На самолете серийно устанавливались два V-образных рядных 12-цилиндровых двигателя Liberty L-12 мощностью по 400 л.с. (298 кВт) жидкостного охлаждения с лобовыми радиаторами и двухлопастными винтами Liberty L-12A[7]. Двигатели крепились на подвесах и растяжках посередине бипланной коробки (между двумя крыльями).


Вооружение

Бомбардировщик способен был нести на внешней подвеске 417 кг бомб. На пулемётные турели устанавливали одиночные или спаренные пулемёты Льюиса под патрон .303 British калибра 7,7 мм[7].

Варианты

  • Amiens Mk.I прототип с двигателями Armstrong Siddeley Puma — построен 1 самолёт
  • Amiens Mk.II прототип с двигателями Rolls-Royce Eagle Mk.VIII — построен 1 самолёт
  • Amiens Mk.III серийный бомбардировщик с двигателями Liberty L-12 — построено: 1 + 199 самолётов
    • Amiens Mk.IIIA двигатели устанавливались на нижнем крыле — построено 32 самолёта
    • Amiens Mk.IIIC вместо двигателей Liberty устанавливались двигатели Rolls-Royce Eagle на нижнее крыло — построено 5 самолётов

Характеристики

Модификация: Airco DH.10 Amiens Mk.III[6]

  • Экипаж: 3 (один пилот и два пулемётчика)
  • Длина: 12.08 м
  • Высота: 4.42 м
  • Размах крыльев: 19.97 м
    • Площадь крыльев: 77,8 м²
    • Нагрузка на крылья: 49,7 кг/м²
  • Вес пустого: 2614 кг
    • Нормальная взлетная масса: 3863 кг
    • Максимальная взлетная масса: 4118 кг
  • Двигатели: 2 × Liberty L-12
    • Винты: 2 × Liberty L-12A
  • Максимальная скорость: 211 км/ч
    • Крейсерская скорость: 170 км/ч
    • Мощность/Вес: 0,094 л.с./на 1 кг (0,15 кВт)
  • Потолок: 5800 м
  • Готовность к вылету: 11 минут
  • Продолжительность полета: 6 ч
  • Практическая дальность: 700 км

Использование

Потери

См. также

Напишите отзыв о статье "Airco DH.10"

Литература

  • Дональд Д. Полная энциклопедия мировой авиации: Самолеты и вертолеты XX столетия
  • [airspot.ru/catalogue/item/airco-d-h-10-amiens AIRCO D.H.10 AMIENS. Общая информация]

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [www.historyofwar.org/articles/weapons_airco_DH10_amiens.html Airco D.H.10 Amiens]
  2. В.Кондратьев. Бомбардировщики Первой мировой войны в двух томах. — М.: Техника молодежи, 1999.
  3. 1 2 [www.airwar.ru/enc/bww1/dh10.html Уголок неба — D.H.10 Amiens]
  4. 1 2 3 4 Фрэнсис К. Мейсон. Британские бомбардировщики с 1914 года. — Лондон: Авиационная Книга, 1994. — С. 48, 106-107. — ISBN 0-85177-861-5.
  5. 1 2 3 Оуэн Чифтот. Самолеты ВВС 1918-1957, 1-е издание. — Лондон: Патнэм, 1957. — С. 146-147.
  6. 1 2 Jackson A. J. De Havilland Aircraft since 1909. — Лондон: Патнэм, 1987. — ISBN 0-85177-802-X.
  7. 1 2 3 4 Bruce J.M. Aircraft Profile No.145: The de Havilland D.H.10. — Лондон: Profile Publications Ltd., 1967.
  8. [aviation-safety.net/wikibase/wiki.php?id=152250 Aviation Safety Network]

Отрывок, характеризующий Airco DH.10

– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.