Aichi D3A

Поделись знанием:
(перенаправлено с «D3A»)
Перейти к: навигация, поиск
Палубный бомбардировщик </br>«Тип 99»</br>«Аити» D3A
Aichi D3A2
Тип палубный бомбардировщик
Разработчик КБ «Аити» (Япония)
Производитель авиационный завод «Аити Кокуки» (г. Фунаката)
авиационный завод «Сёва Хикоки Когё» (г. Токио)
Первый полёт январь 1938
Начало эксплуатации 1940
Конец эксплуатации 1945
Статус снят с вооружения
Основные эксплуатанты Императорский флот Японии
Годы производства декабрь 1939 - август 1945
Единиц произведено 1495
 Изображения на Викискладе
Aichi D3AAichi D3A

Палубный бомбардировщик «Тип 99» ( (яп. 九九式艦上爆撃機 Кю:-кю:-сики кандзё: бакугэкики) Аити D3A ( (яп. 愛知D1A Аити ди-сан-эй)  — японский палубный пикирующий бомбардировщик времён Второй мировой войны. Разработан авиастроительным КБ завода КБ «Аити» (Япония) фирмой «Айти». Условное обозначение ВВС союзников — «Вэл» («Val»).

Серийно производился с 1940 по 1945 год и был основным палубным бомбардировщиком Японии в первой половине Второй мировой войны.





История создания

История бомбардировщика «Тип 99» началась в 1936 году, когда Верховным командованием морской авиации было выдано техническое задание на новый палубный пикирующий бомбардировщик, цельнометаллический моноплан, призванный заменить устаревший бомбардировщик-биплан D1A. В традиционном для японской авиационной промышленности конкурсе приняли участие фирмы «Айти», «Накадзима» и «Мицубиси». К весне 1937 года фирмы «Айти» и «Накадзима» представили свои проекты и приступили к сборке прототипов, в то время как «Мицубиси» вышла из конкурса, предпочтя сосредоточить силы на других своих проектах.

«Айти», долгие годы сотрудничавшая с фирмой «Хейнкель», и в этот раз создавала свой проект под влиянием германского самолёта He-70, от которого будущий D3A унаследовал конструкцию крыла и их эллиптическую форму. С целью максимально облегчить самолёт, конструкторы отказались от складывающегося крыла (складывались лишь законцовки) и убирающегося шасси. Первый прототип имевшего заводское обозначение AM-17 самолёта был готов в декабре 1937 года и в следующем месяце совершил свой первый полёт. Первые же испытания выявили низкую тяговооружённость оснащённого мотором мощностью 730 л.с. прототипа, плохую управляемость и ненадёжную работу аэродинамических тормозов. Несмотря на это, AM-17 признали удачным в целом самолётом и начали его доводку. Самолёт оснастили двигателем Мицубиси Кинсэй 3 мощностью 840 л.с, увеличили площадь крыла и киля и изменили форму фонаря, улучшив обзор с места пилота. Весной 1939 года D3A принял участие в сравнительных испытаниях с конкуровавшим прототипом D3N фирмы «Накадзима» и по их результатам был принят на вооружение под обозначением «Палубный пикирующий морской бомбардировщик Тип 99».

Производство

Серийное производство модификации D3A1 Модель 11 на заводах «Айти» началось в 1940 году. Уже после выпуска первых предсерийных машин, самолёт стали оснащать более мощными двигателями — Мицубиси Кинсэй 43 мощностью 1000 л.с. и Мицубиси Кинсэй 44 мощностью 1070 л.с. Кроме этого, была увеличена площадь киля для улучшения продольной устойчивости машины и был произведён ряд менее значительных доработок. Выпуск D3A1 продолжался до августа 1942 и составил 470 машин[1].

Несмотря на все усовершенствования, D3A1 по-прежнему обладал множеством недостатков, устранить которые можно было только коренной модификацией самолёта, работа над которой началась сразу после запуска первой модификации в производство. К июню 1942 года был готов D3A2 Модель 12, оснащённый двигателем Мицубиси Кинсэй 54 мощностью 1300 л.с, но одной только установкой более мощного мотора все проблемы D3A не решались. В результате, фирмой был представлен значительно доработанный вариант D3A2 Модель 22, отличавшийся установкой дополнительных топливных баков и облегчением машины, достигнутым отказом от бронезащиты и самогерметизирующихся топливных баков. Всё это позволило поднять максимальную скорость машины на 40 км/ч, но более мощный двигатель сократил дальность полёта более чем на 100 км.

Выпуск новой модификации был начат фирмами «Айти» и «Сёва Хикоки Когё КК» в августе 1942 года и составил 1016 машин, из которых 815 было произведено «Айти», а оставшиеся 215 — фирмой «Сёва Хикоки Когё КК»[1].

Описание конструкции

D3A был одномоторным цельнометаллическим свободнонесущим монопланом с нижним расположением крыла. Экипаж самолёта состоял из двух человек — пилота-бомбардира и стрелка-радиста, расположенных спиной друг к другу в удлинённой кабине.

Фюзеляж

Фюзеляж самолёта цельнометаллический, полумонококовой конструкции. Поперечное сечение фюзеляжа овальное.

Крыло и оперение

Цельнометаллическое двухлонжеронное крыло самолёта собиралось из трёх частей — прямоугольного центроплана и скруглённых консолей, придававших крылу эллиптическую форму. Оперение — классической схемы. Обшивка рулей и элеронов была матерчатой. Хотя самолёт был палубным, складывались только законцовки крыла, поскольку складывающиеся консоли крыла потребовали бы тяжёлого механического привода. Для бомбометания с пикирования самолёт оснащался складывавшимися аэродинамическими тормозами, крепившимися в районе переднего лонжерона крыла.

Шасси

Шасси самолёта было неубирающимся, трёхстоечным, с хвостовым колесом. Колёса основных стоек были закрыты аэродинамическими обтекателями.

Силовая установка

Серийные D3A оборудовались 14-цилиндровыми двухрядными радиальными двигателями воздушного охлаждения Мицубиси Кинсэй, на модификации D3A1 моделей 43 и 44 мощностью 1000 и 1070 л.с. соответственно, на модификации D3A2 модели 54 мощностью 1300 л.с. Винт самолёта — трёхлопастной, металлический, с изменяемым в полёте шагом.

Вооружение и оборудование

Бомбовая нагрузка D3A была сравнительно невелика и состояла из одной 250-килограммовой бомбы, подвешиваемой под фюзеляжем и двух подвешиваемых под крыльями бомб массой 60 кг. Бомбометание осуществлялось из отвесного пикирования.

Помимо бомб, наступательное вооружение самолёта составляли два 7,7-мм пулемёта Тип 97, расположенных под капотом над двигателем. Оборонительное вооружение самолёта состояло из 7,7-мм пулемёта Тип 92, расположенного на турели в задней части кабины и управлявшегося стрелком-радистом.

Модификации

  • D3A1 Модель 11 — базовый вариант, оснащённый двигателями Мицубиси Кинсэй 43 и 44 мощностью 1000 и 1070 л.с.
  • D3A2 Модель 12 — вариант с двигателем Мицубиси Кинсэй 54 мощностью 1300 л.с.
  • D3A2 Модель 22 — доработанный вариант с увеличенной ёмкостью топливных баков и удалённой бронезащитой.
  • D3A2-K Модель 12 — учебный вариант с двойным комплектом органов управления, переделывавшийся из снимавшихся с вооружения D3A1.

Боевое применение

D3A разделил участь многих японских военных самолётов того времени — яркие успехи первого военного года, стремительное устаревание и тяжёлые потери второй половины войны. Довольно современный к моменту принятия на вооружение, уже к 1942 году самолёт устарел даже несмотря на предпринятую модернизацию.

1940—1942 год

Первые 6 предсерийных D3A были направлены для войсковых испытаний на борт авианосцев «Кага» и «Акаги» в августе 1940 года, а вскоре ещё около двух десятков машин было направлено в Китай и французский Индокитай. Новый самолёт получил высокую оценку лётчиков, его высокие маневренность и скорость позволяли на равных вести бой с устаревшими китайскими истребителями.

К сентябрю 1941 все D3A были переведены в Японию, в преддверии грядущей войны на Тихом океане. По состоянию на 7 декабря 1941 в частях насчитывался 141 D3A, большая часть которых была собрана в 1-м воздушном флоте. Самолёты первоначально размещались на авианосцах «Акаги» (45 машин), «Сорю» (36 машин) и «Сёкаку» (54 машины).

В нападении на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года основную ударную силу составляли D3A, наряду с торпедоносцами B5N. В первом эшелоне вылетел 51 D3A — 26 с борта «Сёкаку» и 25 с борта «Дзуйкаку». Большая часть D3A первого эшелона атаковала стоявшие на земле американские истребители, вызвав значительные потери среди скученно стоявших машин. Остальные D3A поразили бомбами линкоры «Невада», «Теннесси», «Мэрилэнд», «Оклахома» и «Западная Вирджиния». При этом, в первом эшелоне потерян был лишь один D3A. Во втором эшелоне летели 78 D3A, основной задачей которых являлась атака кораблей, но к этому времени американцы успели хотя бы отчасти организовать ПВО и результативность второй волны атакующих оказалась гораздо ниже, а потери — напротив, выше. Всего в этом бою японцы потеряли 22 D3A.

Следующей крупной их операцией стала атака Дарвина на севере Австралии 19 февраля 1942 года, 1-м и 2-м дивизионами авианосцев, в которой приняли участие 71 D3A. Благодаря господству в воздухе прикрывавших бомбардировщики истребителей A6M «Зеро», японцы имели возможность спокойно провести бомбардировку и сумели полностью разрушить инфраструктуру порта, на несколько месяцев выведя его из строя, а также потопить несколько стоявших на рейде кораблей.

В апреле 1942 D3A в составе 1-го 2-го и 5-го авианосных дивизионов приняли участие в атаке британских авиационных и морских баз на Шри-Ланке, целью которой являлось уничтожение английского Восточного флота. Первая бомбардировка порта Коломбо 5 апреля, в которой приняли участие 38 D3A, благодаря сохранявшемуся господству японской авиации в воздухе вновь прошла успешно, хотя основные силы британской эскадры успели накануне покинуть порт. В то же время, резервный отряд, состоявший из 51 D3A вылетел на перехват обнаруженных разведчиками двух британских кораблей. В этой атаке D3A вновь продемонстрировали исключительную точность бомбометания — крейсеры «Корнуэлл» и «Дорсетшир» получили, соответственно, по 15 и 14 прямых попаданий 250-килограммовых бомб и затонули. Позднее, 9 апреля, D3A удалось потопить британский авианосец «Гермес» и несколько других судов.

1942—1945 год

В развернувшемся 78 мая 1942 года бою в Коралловом море принимали участие D3A из состава 5-й авианосной группы. На этот раз их успехи оказались более скромными, несмотря на потопление американского авианосца «Лексингтон» и повреждение авианосца «Йорктаун», японцы также понесли значительные потери, так и не сумев одержать явной победы в том сражении.

72 D3A с авианосцев «Кага», «Акаги», «Сорю» и «Хирю» приняли участие в ставшем поворотной точкой в войне на Тихом океане сражении у атолла Мидуэй 3 июня 1942 года. После малорезультативного утреннего налёта на атолл, большая часть их была вместе с авианосцами «Кага», «Акаги» и «Сорю» уничтожена налётом американских пикировщиков «Даунтлесс», лишь 18 D3A, находившихся на борту «Хирю», сумели подняться в воздух для атаки вражеского флота. Из-за малочисленности истребительного прикрытия, 11 из них были ещё на пути к цели сбиты американскими истребителями, но оставшиеся атаковали отремонтированный и вновь вступивший в строй авианосец «Йорктаун». Потеряв ещё три машины от огня зенитной артиллерии авианосца, японцы сумели добиться трёх прямых попаданий 250-кг бомб. «Йорктаун» получил тяжёлые повреждения, но остался на плаву, однако уже вскоре был добит торпедоносцами B5N с того же «Хирю» и затонул.

Следующим крупным сражением, в котором приняли участие D3A, стала битва за Гуадалканал, в которой приняли участие 54 самолёта этого типа с авианосцев «Сёкаку» и «Дзуйкаку» 1-го дивизиона. В первом сражении, 23 августа 1942 года, D3A удалось тремя попаданиями тяжело повредить авианосец «Энтерпрайз», хотя он и остался на плаву. В бою у острова Санта-Круз 26 октября D3A совместно с B5N удалось тяжело повредить авианосец «Хорнет», который в тот же день затонул, а также двумя попаданиями бомб нанести незначительные повреждения отремонтированному к тому времени авианосцу «Энтерпрайз».

Вскоре после этого в войска начали поступать самолёты модификации D3A2, в то время как D3A1 переводились в учебные части и переоборудовались в учебный вариант. Однако и D3A2 устарели уже на момент своего появления и в основном поступали в наземные части, в то время как авианосцы получали современные пикировщики D4Y «Суйсэй». Дополнительно снижала эффективность боевых действий и утрата к тому времени японцами преимущества в воздухе. В боях на Соломоновых Островах и Новой Гвинее в 1943 году, действовавшие с наземных аэродромов D3A серьёзных успехов не достигли, понеся при этом тяжёлые потери.

Последним применением D3A в роли бомбардировщика стала битва при Марианских островах 19 июня 1944 года, в которой приняли участие 36 D3A2, всё ещё остававшихся на борту авианосцев «Дзюнъё» и «Хиё». Все они были были сбиты американскими истребителями ещё на пути к цели и не оказали заметного влияния на ход боя. Последние D3A были использованы в роли камикадзе в боях за Окинаву в марте-апреле 1945 года.

Тактико-технические характеристики

ТТХ D3A различных модификаций[1]
AM-17 D3A1 Мод.11 D3A2 Мод.22
Размах крыла, м 14,500 14,365 14,365
Длина, м 9,860 10,185 10,195
Высота, м 3,350 3,348 3,450
Площадь крыла, м² 33,00 34,91 34,91
Сухая масса, кг 2050 2408 2619
Масса снаряжённого, кг 3400 3650 3800
Максимальная взлётная масса, кг н/д 3896 4122
Двигатель Мицубиси Кинсэй 3, 840 л.с. Мицубиси Кинсэй 43, 1000 л.с. Мицубиси Кинсэй 54, 1300 л.с.
Максимальная скорость, км/ч 394 386 425
Нагрузка на крыло, кг/м² 103,03 101,69 108,88
Нормальная дальность полёта, км н/д 1630 1560
Дальность полёта с ПТБ, км н/д 1820 2380
Практический потолок, м 6000 8100 10900
Посадочная скорость, км/ч 111 122 130
Вооружение ? ? два 7.7-мм синхронных пулемета тип 97, один 7.7-мм пулемет тип 92 на подвижной установке в конце кабины; одна 250кг и две 60кг бомбы

Сохранившиеся D3A

См. также

Напишите отзыв о статье "Aichi D3A"

Примечания

  1. 1 2 3 D3A Val B5N Kate Ударные самолёты японского флота. — М.: Война в воздухе, выпуск № 25

Литература

  • D3A Val B5N Kate Ударные самолёты японского флота. — М.: Война в воздухе, выпуск № 25.
  • Aichi D3A Val Type 99 Carrier Dive-Bomber. — Famous Airplanes of the World 33, выпуск № 33.
  • Aichi Navy Type 99 Carrier Dive-Bomber. — Maru Mechanism of Military Aircraft, выпуск № 11.
  • S. Fleischer, Z.Szeremeta. Aichi D3A Val, Nakajima B5N Kate.
  • Francillon, R. J. Japanese Aircraft of the Pacific War. — London: Putnam & Company Ltd., 1970. — P. 271-276. — 509 p. — ISBN 370-00033-1.
  • Колов С. Пикирующий охотник за кораблями. О японских самолётах фирмы "Аичи" D3A1 и D3A2 (рус.) // Крылья Родины. — М., 2000. — № 12. — С. 11-13. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-2701&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-2701].

Ссылки

  • [www.airwar.ru/enc/bww2/d3a.html D3A на www.airwar.ru]
Самолёты Aichi Kokuki KK
B7A Ryusei | D1A | D2A | D3A | E10A | E11A | E12A | E13A | E16A Zuiun | H9A | M6A Seiran | S1A Denko

Отрывок, характеризующий Aichi D3A

– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.