Бромли, Дэвид

Дэвид Бромли
David G. Bromley
Дата рождения:	25 февраля 1941(1941-02-25) (83 года)
Страна:
Научная сфера:	социология, религиоведение
Место работы:	Университет Содружества Виргинии Виргинский университет
Учёная степень:	доктор философии (PhD) по социологии
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Университет Дьюка
Известен как:	исследователь новых религиозных движений и антикультового движения в США
Сайт:	[people.vcu.edu/~dbromley vcu.edu/~dbromley]

Дэ́вид Бро́мли (англ. David G. Bromley; род. 25 февраля 1941) — американский социолог религии, профессор социологии Университета Содружества Виргинии и Виргинского университета. Известен своими исследованиями в области новых религиозных движений и антикультового движения в США.

Образование и карьера

В 1963 году получил степень бакалавра в области социологии в Колби-колледже. В 1966 году получил степень магистра социологии в Университете Дьюка. В 1971 году там же защитил докторскую диссертацию по социологии.

В 1968—1974 годах преподавал на кафедре социологии и антропологии Виргинского университета. В 1974—1980 годах — ассоциированный профессор (доцент) кафедры социологии Техасского университета в Арлингтоне. В 1976—1977 годах — заведующий кафедрой социологии. В 1980—1983 годах — директор Института социальных исследований и ассоциированный профессор кафедры социологии в Хартфордском университете. С 1983 года — профессор кафедры социологии и антропологии Виргинского университета. С 1994 года — профессор кафедры религиоведения Университета Содружества Виргинии.

В 1992—1995 годах — редактор научного журнала Journal for the Scientific Study of Religion. В 1993—1994 годах — президент Ассоциации социологии религии. С 1991 года — главный редактор многотомной научной серии «Religion and the Social Order» («Религия и социальный порядок»), публикуемой Ассоциацией социологии религии.

Научная деятельность

Основной областью научных интересов Дэвида Бромли является социология религии, в особенности изучение новых религиозных движений.

В 1970-е годы в Северной Америке возник социальный конфликт, связанный с появлением большого числа новых религиозных движений (НРД), которые называли «культами» (англ. cults). С критикой НРД выступали многие бывшие их члены, а также семьи и друзья тех, кто состоял в рядах НРД. Через какое-то время в среде этих людей возникло новое социальное движение, получившее название антикультового. В 1981 году Дэвид Бромли дал научное определение антикультового движения, как сообщества групп, поддерживающих «теорию промывания мозгов». Социальные рассуждения деятелей антикультового движения были сосредоточены на восприятии нетрадиционных культов, как социально маргинальных и опасных для общества групп. С точки зрения антикультового движения, влияние деструктивных культов представляло опасность для устоев общества и для такого социального института как семья. Деятели антикультового движения утверждали, что для привлечения адептов в новых религиозных движениях в различной степени использовались такие методики, как промывание мозгов и контроль сознания. Пик деятельности антикультового движения пришёлся на 1970-е — 1980-е годы, когда движение активно противостояло НРД, заявляя об их нелегитимности как религиозных течений. Одним из самых спорных способов борьбы с НРД было так называемое депрограммирование, которое антикультовое движение рассматривало как действенный метод устранения эффекта промывания мозгов.

Как социолог, интересующийся такими темами, как социальные отклонения и религиозное отступничество, Дэвид Бромли был одним из наиболее заметных учёных, занимавшихся исследованием завязавшегося конфликта между НРД и антикультовым движением. В одной из своих публикаций 1998 года он определил роль отступничества как «того, что происходит в крайне сложной жизненной ситуации, в которой член организации претерпевает полнейшее изменение своих идеалов, принимая одно или несколько суждений противоположной стороны без разрешения или контроля со стороны организации».

Со временем Бромли стал не только сторонним обозревателем, но и превратился в критика теории о промывании мозгов и практики депрограммирования. Бромли был озабочен тем, что связанный с антикультовым движением социальный конфликт имел много общих чёрт с практикой охоты на ведьм в период Средневековья, а также тем, что гражданские свободы, гарантировавшие свободу вероисповедания, были поставлены под угрозу. В ряде своих книг и статей Бромли поставил под вопрос методы, используемые антикультовым движением, а также теорию промывания мозгов. Начиная с 2001 года, Бромли регулярно участвует в научных дискуссиях по этим темам.

Библиография

• «Moonies» in America: Cult, Church and Crusade. Beverly Hills: SAGE Publications, 1979. (with Anson Shupe).
• The New Vigilantes: Anti-Cultists, Deprogrammers and the New Religions. Beverly Hills: SAGE Publications, 1980. (with Anson Shupe).
• Strange Gods: The Great American Cult Scare. Boston: Beacon Press, 1981 (with Anson Shupe)
• The Anti-Cult Movement in America: A Bibliography and Historical Survey (with Anson Shupe and Donna L. Oliver). New York and London: Garland, 1984.
• The Brainwashing/Deprogramming Controversy: Historical, Sociological, Psychological and Legal Perspectives. New York: Edwin Mellen Press, 1984. (edited with James T. Richardson).
• New Christian Politics. Macon: Mercer University Press, 1984. 288 pp. (edited with Anson Shupe).
• The Future of New Religious Movements. Macon: Mercer University Press, 1987. 278 pp. (edited with Phillip Hammond).
• Falling from the Faith: The Causes and Consequences of Religious Apostasy. Newbury Park: SAGE Publications, 1988. (edited)
• Krishna Consciousness in the West. Lewisburg: Bucknell University Press, 1988. 290pp. (edited with Larry Shinn).
• The Satanism Scare. Hawthorne, NY: Aldine de Gruyter, 1991. (edited with James Richardson and Joel Best).
• Anticult Movements in Cross-Cultural Perspective. New York: Garland Publishers, 1994 (edited with Anson Shupe).
• The Politics of Religious Apostasy: The Role of Apostates in the Transformation of Religious Movements. Westport, CT: Praeger Publishers, 1998. (edited)
• Toward Reflexive Ethnography. Volume 9: Religion and the Social Order (edited with Lewis Carter). Oxford: Elsevier, 2001.
• Cults, Religion, and Violence. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. (Edited with J. Gordon Melton)
• The Satanism Scare, Hawthorne, Aldine de Gruyter, 1991. 320 pp. (edited with James Richardson and Joel Best).
• The New Vigilantes: Anti-Cultists, Deprogrammers and the New Religions, SAGE Publications, 1980. 267 pp. (with Anson Shupe).
• A Tale of two Theories: Brainwashing and Conversion as Competing Political Narratives, in Benjamin Zablocki and Thomas Robbins, eds. Misunderstanding Cults: Searching for Objectivity in a Controversial Field (Toronto: University of Toronto Press, 2001).

Ссылки

• [www.people.vcu.edu/~dbromley/ Home Page of David Bromley at the University of Virginia] (англ.)
• [www.people.vcu.edu/~dbromley/about.html David G. Bromley Biographical Sketch]
• [www.has.vcu.edu/soc/frset9.htm David G. Bromley Bio at Department of Sociology at Virginia Commonwealth University] (недоступная ссылка)

Отрывок, характеризующий Бромли, Дэвид

– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.