Deep Space 2

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Deep Space 2

Deep Space 2 внутри защитной оболочки
Заказчик

НАСА

Производитель

Lockheed Martin

Задачи

Исследования Марса

Запуск

3 января 1999 20:21:10 UTC[1]

Ракета-носитель

Дельта II 7425

Стартовая площадка

мыс Канаверал

Технические характеристики
Масса

2,4 кг (×2)

Мощность

300 мВт (Li-SOCl2)

Координаты посадки

73° ю. ш. 210° з. д. / 73° ю. ш. 210° з. д. / -73; -210 (Deep Space 2) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-73&mlon=-210&zoom=14 (O)] (Я) (предположительно)

«Deep Space 2» — зонд NASA. Являлся частью программы Новое Тысячелетие. Проект включал в себя два миниатюрных космических зонда, направленных в сторону Марса. Зонды находились на борту космического аппарата Mars Polar Lander, который был запущен в январе 1999 года. Зондам было дано название Скотт и Амундсен, в честь Роберта Скотта и Руаля Амундсена — первых исследователей, достигших Южного полюса Земли. Зонды были предназначены для приземления на поверхность другой планеты. После входа в атмосферу Марса Deep Space 2 должен был отстыковаться от Mars Polar Lander и начать снижаться к поверхности, используя только ударный аэрогель, без парашюта. 13 марта 2000 года, после всех попыток восстановить связь, миссия была объявлена неудачной[2].





План миссии

Каждый зонд весил по 2,4 кг и находился внутри защитного аэрогеля. Для доставки на Марс они были закреплены на космическом аппарате Mars Polar Lander. 3 декабря 1999 года во время пролёта над южной полярной шапкой Марса, зонды в защитной оболочке размером с баскетбольный мяч были выпущены из космического аппарата. После входа в атмосферу удар о поверхность планеты произошёл на скорости 179 м/с. Защитная оболочка была так разработана, чтобы «взорваться» при ударе об землю. Зонды, пробив почву, разлетелись в разные стороны. Нижняя часть, так называемая «носовая», была спроектирована, чтобы проникнуть глубоко в почву на глубину примерно 0,6 м. Верхняя часть была спроектирована, чтобы оставаться на поверхности и передавать радио-данные аппарату Mars Global Surveyor и другим космическим аппаратам на орбите Марса. Mars Global Surveyor должен был действовать в качестве ретранслятора для того, чтобы отправлять собранные данные с зонда на Землю. Две части зонда были разработаны, чтобы поддерживать между собой связь с помощью кабеля передачи данных[2].

Провал миссии

По-видимому оба зонда достигли Марса без поломок, но после приземления на связь так и не вышли.

Достоверно не известно, в чём была причина аварии. Комиссия, расследовавшая этот инцидент[3], сделала предположение о некоторых наиболее вероятных причинах отказа систем:

  • Системы связи зонда могли не уцелеть из-за перегрузок во время удара о поверхность.
  • Зонды, возможно, ударились о каменистый участок, что оставляло им мало шансов уцелеть.
  • Аккумуляторы зонда, заряженые за год до запуска, возможно, не сохранили достаточный заряд электроэнергии[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Deep Space 2"

Примечания

  1. Phil Davis; Kirk Munsell. [solarsystem.nasa.gov/missions/profile.cfm?MCode=MPL Missions to Mars: Mars Polar Lander - Key Dates]. Solar System Exploration. NASA (23 January 2009). Проверено 22 апреля 2009. [www.webcitation.org/6BlgPCzjy Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
  2. 1 2 [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/masterCatalog.do?sc=DEEPSP2 Deep Space 2 (DEEPSP2)]. NSSDC Master Catalog. NASA - National Space Science Data Center (2000). Проверено 8 июля 2009.
  3. Report on the Loss of the Mars Polar Lander and Deep Space 2 Missions. Jet Propulsion Laboratory (22 March 2000).
  4. Young, Thomas (March 14, 2000). «[www.spaceref.com/news/viewpr.html?pid=1444 Mars Program Independent Assessment Team Summary Report]» (House Science and Technology Committee). Проверено April 22, 2009.

Отрывок, характеризующий Deep Space 2

– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.