Dingir

Dingir (также транслитерируется как diĝir) — клинописный знак, обычно являющийся детерминативом со значением «божество». В качестве детерминатива он не произносится и транслитерируется как надстрочное «D», например, ^DInanna. В общем, dingir можно перевести как «бог» или «богиня».

Этот знак в шумерской клинописи (DINGIR, DIGIR, 𒀭 ) сам по себе обозначает шумерское слово an («небо») или идеограмму для An, верховного божества шумерского пантеона. В аккадской клинописи этот знак (AN, DINGIR, ) мог быть как идеограммой «божество» (ilum) так и силлабограммой an или ìl-. В хеттской клинописи знак читался как an.

Шумерский

Шумерский клинописный знак DINGIR возник из пиктографического изображения звезды, и обозначал или божество вообще, или шумерского бога Ану. Dingir также мог обозначать небо в противоположность земле ki. В диалекте эмесаль этот знак читался как dimer.

Аккадский

В аккадской клинописи знак DINGIR мог означать:

• аккадский субстантивный корень il-, означающий «бог» или «богиня»
• бога Ану
• аккадское слово šamû, означающее «небо»
• слоги an и il
• предлог, означающий «в» или «к»
• детерминатив, означающий, что следующее слово является именем бога

Юникод

В Юникоде (версия 5.0) этому знаку присвоен номер U+1202D.

См. также

• NIN (клинопись)

Отрывок, характеризующий Dingir

Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.