Dr. Martens

Dr.Martens (Docs; англ. Doc Martens) — обувная серия фирмы AirWair Ltd. Со времени появления на рынке достигла интернационального культового статуса.

История

Начало

Ботинки Dr.Martens были разработаны доктором Клаусом Мертенсом (Dr. Märtens (нем.)), которому и обязаны своим именем (позже имя Dr. Märtens переделают на английский манер — Dr.Martens (Доктор Мартенс)). Доктор Мертенс сконструировал первый прототип в 1945 году, спустя всего несколько недель после окончания Второй мировой войны. Он задумал разработать стабильные ботинки, в которых подошва была бы не такой жёсткой, как у традиционных армейских ботинок, которые ему приходилось носить во время службы. Позже он описал реализацию этой идеи так:

«Неделя как кончилась война. Многие начали грабить. Но в то время, когда все искали ценности, такие как ювелирные изделия и меха, я выбрал немного кожи, иглу и нитки и сшил пару ботинок с толстой воздушной подошвой, как я себе и представлял».

Этим прототипом Клаус Мертенс заинтересовал своего товарища по Мюнхенскому университету Герберта Функа (Herbert Funck (нем.)). Герберт Функ был урождённый люксембуржец, поэтому его не касались торговые ограничения послевоенной Германии. Мертенс и Функ стали партнёрами и начали в 1947 году в городке Зеесхаупт под Мюнхеном производство подошв из нескольких тонн списанной резины немецких Luftwaffe. Также другие составные части обуви были из остатков армейского обмундирования. Стельки были сделаны из погон (эполет), а кожа была взята от кожаных штанов офицерской униформы. Из одной пары штанов шились две пары ботинок. К. Мертенс рассказывал:

«Момент был удачный — после военного времени, проведённого в очень неудобных армейских сапогах и ботинках, люди искали хорошую и удобную обувь».

Ботинки быстро стали популярными, и Мертенс с Функом в 1952 году открыли собственную фабрику в Мюнхене. В 50-х годах обувь продавалась в 200 различных вариантах, причём основными покупателями, больше 80 %, стали женщины старше 40. В 1959 году фирма рекламирует первый раз идею в интернациональных каталогах.

Griggs Company и начало 1960-х

Одним из каталогов был «Shoe & Leather News», британский каталог обуви и кожаной одежды. Там реклама привлекла внимание Билла Григгса (Bill Griggs(англ.)), управляющего английской фирмы R. Griggs & Co, который увлёкся идеей немцев. На английском обувном рынке была в то время жёсткая конкуренция, ведущими производителями были «Tuf Boots», и, как многие другие, фирма R. Griggs & Co была в поисках нового конкурентоспособного продукта. Григгс связался с Мертенсом и вскоре купил лицензию на производство мягких подошв. Потом изменил дизайн ботинок (мыскам придали более округлую форму, приподняли бока, прошили по канту крепкой жёлтой нитью), а также доработал подошву, сделав её с тёмными краями и неглубокими протекторами. Всё это до сих пор является фирменным знаком Dr. Martens. Григгс назвал подошву «Air Wair» и создал известный логотип с надписью «With Bouncing Soles» (с пружинящей подошвой). 1 апреля 1960 года первые Dr. Martens, ботинки № 1460, с 8 отверстиями для шнурков, вышли в производство.

Вначале, как и предполагалось, обувь пользовалась большим спросом у солдат, почтальонов, полицейских и фабричных работников. По причине высокой популярности, очень быстро был разработан и выпущен вариант ботинок с 3 отверстиями для шнурков. Этот вариант был закуплен Британской Почтовой службой для своих работников. Преимущества этой обуви были огромны. Ботинки были удобны и прочны; кроме того, подошвы были нечувствительны к маслам, бензину и кислотам. Пропитанные особым составом кожаные части не пропускали воду. До сего дня ботинки Dr. Martens сохранили свою форму, но производятся в различных вариантах (размер, высота, цвет).

Первой популярной личностью, надевшей Dr. Martens, был Тони Бен (en:Tony Benn) (англ.), социалист, член британского парламента, борец за права рабочих и профсоюзов, таким образом выражая своё единомыслие с пролетариатом. К тому же он был первым, кто использовал Dr.Martens как политический знак. И сегодня много политиков и студентов используют этот символ, выражая этим своё «родство» с рабочим классом. Как элемент моды эта обувь не была конкурентоспособна, потому что как раз в это время Лондон был знаменит как город моды, и рынок переполняли намного более сенсационные модели. Молодёжная культура того времени также отдавала предпочтение другой обуви.

Skinheads (скинхеды)

"До сегодняшнего дня еще никто никогда не предлагал рабочему человеку по-настоящему удобных ботинок" - писали британские газеты. Да и тем более что в то время ботинки фирмы Dr. Martens стоили всего 2 фунта стерлингов (сейчас от 100 фунтов). Со временем за обувью этой марки закрепилась и слава лучшей ортопедической обуви в мире, т. к. гармонично повторяя след стопы, она позволяет навсегда забыть о боли в ногах. Однако уже в 60-е годы новое молодёжное течение - скинхеды - сделало её частью своего имиджа.

Всё изменилось в 1963-64 годах, когда внутри субкультуры модов произошло раздробление на несколько групп. Появившееся направление «Hard Mods» выделялось своим внешним видом: короткие стрижки с бакенбардами и провокационная одежда, в том числе красные ботинки Dr.Martens. От этой группы произошли первые скинхеды, которые противопоставляли «Summer of Love»-направлению стиль «Proletariers» или «Every-Day-Workers». Этому направлению до сих пор соответствуют традиционные скинхеды.

Одно из первых проявлений скинов как провокаторов имело место во время проведения марша протеста против войны во Вьетнаме в марте 1968 года. Около 150 скинов, одетые в цвета футбольного клуба Миллуолл и высокие ботинки Dr.Martens, мешали проведению мероприятия выкриками и провокациями, направленными против демонстрантов. Скины и с ними Dr.Martens стали очень быстро пользоваться дурной славой. Много молодёжи выделялось агрессивностью и жестокостью, а Dr.Martens со стальными мысками служили им опасным оружием, поэтому нередко конфисковывались полицией (некоторые называли их "боксерскими перчатками для ног").

«В списке всех ужасов нации скинхеды стоят где-то между серийными убийцами и бойцовыми собаками. Как будто короткая стрижка и ношение Dr.Martens превращает тебя в какой-то вид опасной внеземной формы жизни.» (George Marshall: «Spirit of '69 — Библия скинхедов»)

Скинхеды очень ухаживали за своими Доками, так как помимо функциональности, в основном, ставка делалась на внешний вид. Ботинки полировали и «антиквировали». Красные ботинки Dr.Martens натирали чёрным кремом для обуви, чтобы обувь бросалась в глаза. Девушки не остались в стороне: Dr.Martens комбинировали с сетчатыми колготками или чулками и стрижкой «feather cut» (стрижка перьями).

С этого началась популярность Dr.Martens в молодёжных субкультурах, продолжающаяся по сегодняшний день. Эра ранних скинхедов закончилась где-то в 1972 году, в основном из-за раздробления. Из движения выделились так называемые Сьюдхеды (дословно: «замшевая голова»), считавшие Dr. Martens слишком неуклюжими и грубыми. Но знакового влияния, как значения символа восставших молодёжных культур, Dr. Martens не потеряли до сих пор.

Рост популярности в субкультурах

С этого времени обувь кочевала от одного молодёжного течения к другому: хиппи, панки, готы и другие. Мартинсы синего цвета были элементом клубной одеждой футбольной команды "Челси" и её фанатов. В 70-80-е годы ботинки Dr. Martens прочно вошли в музыкальную культуру. Пит Тауншенд ("The Who"), "The Clash", "Madness", "The Specials", "Depeche Mode" и др. Ботинки "Dr. Martens" стали так же неотъемлемой частью грязевых акций (ванн) на фестивале Вудсток и незаменимой обувью участников разнообразных фестивалей, передвигающихся автостопом.

В 80-е ботинки стали носить все представители нового поколения. Шнурки зачастую красили и оставляли не завязанными. Иногда на Мартинсах рисовали логотипы популярных музыкальных групп, хотя обычно их внешний вид был очень простым, лишенным всяких украшений. В 90-е мода на ботинки DM's распространяется далеко за пределы Великобритании (в том числе и в Россию). Классикой того времени в женской моде были пестрые платья с парой огромных ботинок, надетых "на носок".

Большинство родителей девочек во всем мире были в шоке от того, что их дети носят большие ботинки как какие-нибудь скинхэды, но это, скорее, лишь увеличивало популярность "запрещенной" обуви.

Современность

Классической моделью фирмы Dr. Martens boots по-прежнему считается 1460. Именно 1 апреля 1960 года с линии сошли первые фирменные 8-дырочные вишневые ботинки Dr. Martens boots. К концу 20-го века Dr. Martens boots представляет уже более 3000 разновидностей этой модели. Ассортимент моделей становится все более разнообразным по цвету, фактуре кожи, форме носа. Но постоянным оказывается фирменное качество и удобство ботинок, гарантированное фирменным стилем от Dr. Martens boots: логотип фирмы, двойные швы, фирменный дизайн подошвы и неизменная жёлтая строчка. Кстати, у "Мартинсов" есть своя музейная страница. В 1988 году, на аукционе в Лондоне за 12100 фунтов стерлингов председателем "Airwair" Стефаном Григсом, были проданы ботинки Элтона Джона, в которых тот снимался в фильме Кена Рассела по мотивам рок-оперы "Томми".

Сейчас эти ботинки находятся в музее обуви в Нортгемптоне. А однажды магазин обуви A. H. Holts продал несколько дюжин ботинок со стальным стаканом "Dr. Martens" японскому дизайнеру, который затем срезал со стакана кожу и продал их за 200 фунтов стерлингов каждую пару. В некоторые страны DM's экспортировали нелегально. Зачастую "нелегальные" Мартинсы использовали и для перевозки наркотиков, набивая полости в подошве: подошву вскрывали, прятали туда наркотики и запечатывали обратно с помощью раскаленного ножа. Поэтому даже некоторые официальные экспортные поставки "Dr. Martens" иногда задерживали на таможне для досмотра.

Ссылки

• [www.drmartens.com/ Официальный сайт Др. Мартинс]

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Dr. Martens

Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.