Ealing Studios

Ealing Studios — старейшая киностудия Великобритании, расположена в лондонском пригороде Илинг, действует с 1931 года (первые киносъёмки на территории, занимаемой студией, прошли в 1896 году). В 1930-е годы носила название Associated Talking Pictures.

С 1938 г. у руля студии стоял сэр Майкл Бэлкон, дед знаменитого актёра Дэниела Дэй-Льюиса. Во время Второй мировой войны студия выпустила несколько значимых документальных лент на военную тему, в 1945 году — сборник короткометражных ужастиков «Глубокой ночью», который признан классикой жанра. С 1947 по 1956 гг. специализировалась на съёмках чёрных комедий, многие из которых вошли в золотой фонд британского кино: «Шум и крик» (1947), «Добрые сердца и короны» (1949), «Виски в изобилии» (1949), «Банда с Лавендер-Хилл» (1951), «Человек в белом костюме» (1951), «Замочить старушку» (1955) и др. В этих лентах снимались одни и те же актёры — такие, как Алек Гиннесс и Стэнли Холлоуэй.

Фирменным знаком студии стало сотрудничество режиссёра Бэзила Дирдена со сценаристом Майклом Рельфом. Среди их работ: историческая драма «Сарабанда для мёртвых любовников» (1948), криминальный фильм «Голубая лампа» (1950), социальный детектив «Жертва» (1961), приключенческий фильм «Бюро убийств» (1969).

В 1955 г. студию выкупила государственная корпорация «Би-Би-Си», после чего она была перепрофилирована на съёмки телесериалов. В 1995 г. контроль над ней перешёл к Национальной школе кино и телевидения. В разное время в Илинге снимались проекты, продолжающие традиции мрачного юмора классических илинговских комедий, — к примеру, «Летающий цирк Монти Пайтона» и «Зомби по имени Шон».

Литература

• Sue Harper, Richard Porter. Ealing Studios // British Cinema of the 1950s: The Decline of Deference. — Oxford University Press, 2003. — 436 с. — ISBN 978-0-19-815934-6.
• Александр Дорошевич. Полвека британского кино. — М.: НИИ киноискусства, 2008. — 480 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-91524-005-5.

Ссылки

• [www.ealingstudios.co.uk/ Официальный сайт студии в Илинге]

Отрывок, характеризующий Ealing Studios

Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.