East L.A. Breeze

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td></tr>

East L.A. Breeze
Студийный альбом Brazzaville
Дата выпуска

12 июня 2006

Записан

зимавесна 2006

Жанры

Чеймбер-поп, босанова, инди-рок

Длительность

39:37

Лейбл

Zakat

Хронология Brazzaville
Welcome to... Brazzaville
(2005)
East L.A. Breeze
(2006)
К:Альбомы 2006 года

East L.A. Breeze — пятый альбом инди-группы Браззавиль, вышедший в 2006 году. Впервые он издан на лейбле Zakat, «Концерна „Группа Союз“» и сначала был доступен лишь жителям СНГ. В том же году альбом был издан на Западе лейблами Vendula (США и Канада) и South China Sea Music (Испания) с тремя дополнительными композициями: Londress, Lena и Lazy boy.

Все песни написаны Девидом Брауном, кроме Star Called Sun на музыку Звезды по имени Солнце (автор — Виктор Цой).



Список композиций

  1. «Peach Tree» — 2:39
  2. «Star Called Sun» — 3:41
  3. «East L.A. Breeze» — 3:18
  4. «Mr. Suicide» — 3:19
  5. «1983» — 3:51
  6. «Jesse James» — 3:48
  7. «Madalena» — 3:44
  8. «Bosphorus» — 3:18
  9. «Ugly Babylon» — 3:04
  10. «Taksim» — 3:07
  11. «Blue Candles» — 3:29
  12. «Morning Light» — 4:19

Digipack

В июле 2006 альбом переиздан «Закатом» в упаковке типа digipack (возможно, ограниченным тиражом). Издание отличает два бонус-трека (Lena, Lazy Boy) и видеоклип песни Star Called Sun.

В музыкальных магазинах «Союз» диджипак продаётся по цене обычной версии альбома, однако количество дисков в мягкой упаковке заметно меньше числа стандартных дисков.

Список композиций

  1. «Peach Tree» — 2:41
  2. «Star Called Sun» — 3:43
  3. «East L.A. Breeze» — 3:20
  4. «Mr. Suicide» — 3:21
  5. «1983» — 3:53
  6. «Jesse James» — 3:50
  7. «Madalena» — 3:46
  8. «Bosphorus» — 3:20
  9. «Ugly Babylon» — 3:06
  10. «Taksim» — 3:09
  11. «Blue Candles» — 3:31
  12. «Morning Light» — 4:23
  13. «Lena» [бонус] — 3:48
  14. «Lazy Boy» [бонус] — 2:27
  15. Видео «Star Called Sun»


Напишите отзыв о статье "East L.A. Breeze"

Отрывок, характеризующий East L.A. Breeze



Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!