Eleanor Rigby
Поделись знанием:
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
| «Eleanor Rigby» | ||||
 | ||||
| Сингл The Beatles с альбома 'Revolver' | ||||
|---|---|---|---|---|
| Сторона «А» |
Eleanor Rigby/Yellow Submarine | |||
| Выпущен | ||||
| Формат | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
2:06 | |||
| Продюсер | ||||
| Композитор | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Места в чартах | ||||
| ||||
| Хронология синглов The Beatles | ||||
| ||||
| RS | [www.rollingstone.com/news/story/6595982/eleanor_rigby Позиция №137] в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone |
«Eleanor Rigby» (произн. Э́леонор Ри́гби) — песня английской рок-группы «The Beatles», написанная Полом Маккартни[1]. С двойным струнным квартетом под управлением Джорджа Мартина и поразительным текстом на тему одиночества песня продолжила эпоху коренных изменений в творчестве группы, начавшуюся после выпуска альбома «Rubber Soul». «Eleanor Rigby» стала одним из наиболее новаторских произведений «The Beatles»: неожиданная тематика, сюжет, стилистика, аранжировка на многие годы задали стандарт развития в популярной музыке[2]. В композиции соединились балладная мелодия, суровая маршевая поступь и отголосок церковной полифонии[3]. В 1966 году песня получила премию «Грэмми» в номинации за «Лучший вокал в стиле рок-н-ролл (мужской или женский)», а в 2004 году «Eleanor Rigby» заняла 137 место в списке «500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone»[4].
Композиция рассказывает историю одинокой девушки и священника. Герои песни — глубоко одинокие люди, судьбы которых переплетаются, только когда девушка умирает в церкви, где проповедует священник. Не исключено, что персонажи этой песни являются всего лишь собирательными образами, а не конкретными людьми.
«Eleanor Rigby» упоминается в некоторых книгах о классической музыке, где признаётся, что она мало в чём уступает многим песням великих композиторов прошлого[2]. Композитор Говард Гудалл говорит о ней: «Ошеломляющая перекличка безупречных мелодий, с которой в истории европейской музыки, возможно, может сравниться только Моцарт», «одна из немногих попыток спасения западной музыкальной системы» от «многолетней эпидемии авангарда», «городская версия трагической баллады, написанная на основе дорийского лада»[2].
Содержание
История создания
Как и со многими песнями, написанными Полом Маккартни, идея к созданию «Eleanor Rigby» пришла к нему во время игры на фортепьяно. Первоначальным названием композиции было — «Miss Daisy Hawkins». Пол заметил это имя в витрине и начал напевать его[5]. Затем он сменил его на Eleanor Rigby, в голову пришла первая фраза, с которой он и пришёл к Джону[5]. Своими воспоминаниями о создании этой композиции музыкант поделился в интервью 1966 года, в котором сказал:
|
В качестве источника имени Пол указывал на актрису Элеонору Брон[en] (англ. Eleanor Bron, Э́ленор Брон), снимавшуюся вместе с «The Beatles» в фильме 1965 года — «На помощь». Ригби была взято из названия винного магазина в Бристоле «Rigby & Evens Ltd», куда он зашёл, ожидая Джейн Эшер с репетиции[5]. В 1984 году Пол вспоминал:
«Мне просто понравилось это имя. Я искал нечто звучащее естественно. „Эленор Ригби“ звучало естественно. Клянусь, я думал, что именно так я и придумал Эленор Ригби. Я отчётливо помню, как выбрал имя Эленор, а потом искал правдоподобную фамилию, бродил в районе пристани в Бристоле и наконец увидел её на вывеске магазина. Но оказалось, что на Вултонском кладбище, где мы часто бывали с Джоном, есть могила некой Эленор Ригби. В нескольких ярдах справа от могилы человека по фамилии Маккензи. Либо это чистое совпадение, либо они всплыли в моём подсознании помимо моей воли. Скорее всего, дело в моём подсознании, потому что я не раз бродил среди могил вместе с Джоном. Там мы часто загорали и, кажется, курили. Значит, вмешательство подсознания вполне возможно — по-другому объяснить это я не могу. Я не знаю, в чём тут дело. Совпадение означает соответствие двух вещей. Мы полагаемся на него, как на объяснение, но это просто название явления, и не более того. А что касается причин, по которым возникают совпадения, их, вероятно, наш жалкий мозг охватить не в силах»[5].
«The Beatles» закончили работу над песней в помещении музыкальной комнаты Джона Леннона в его доме, расположенном в Кенвуде. Джон Леннон, Джордж Харрисон, Ринго Старр, и их общий друг Пит Шоттон прослушали незавершённый вариант произведения Маккартни, которое музыкант исполнил на фортепьяно и после этого внесли свои авторские идеи в композицию. Так, Ринго Старр предложил добавить к песне строку «Пишет слова к своей проповеди, которую никто не услышит, ведь никто не приходит». Шоттон настоятельно рекомендовал заменить начальное имя священника (отец Маккартни) во избежание того, чтобы слушатели не приняли использование за связь с членами семьи Пола[7]. Интересно, что некоторые исследователи творчества группы полагают, что прототипом отца Маккензи является «отец Том Маккензи», прислуживавший в Мемориальном Зале Нортиджа, графство Чешир[8][9]. Образ католического пастора, святого отца Маккензи, считают проявлением недоверия к католичеству. Появившийся в первоначальном варианте образ старика-бомжа, копающегося в мусорных баках, по мнению Пола, мог усложнить песню и был заменён на священника Маккензи.
Не зная, как закончить песню, Маккартни прислушался к идее друга группы Пита Шоттона, предложившего закончить песню смертью Эленор Ригби. Несмотря на то, что Леннон не поддержал этой идеи, Маккартни всё же использовал идею Шоттона и позже признавал, что вклад Пита в данную композицию был очевиден[7].
Песне часто присваивают титул элегии одиноких людей[10] или исторической хроники послевоенной жизни в Великобритании[11][12].
Запись песни
«Eleanor Rigby» не имеет ничего общего с общепринятыми стандартами поп-музыки. Это одна из редких работ группы, в которой ни один из её участников не был задействован в записи композиции. В этой записи музыканты выступили только в роли вокалистов. Ведущий вокал осуществил сам автор песни Пол Маккартни, а гармонический — Джон Леннон и Джордж Харрисон[13]. В песне «Eleanor Rigby» звучат только струнные (4 скрипки, 2 альта, 2 виолончели) и вокал. Автор аранжировки — Джордж Мартин[14]. По большей части, инструменты «потеснены» — то есть, они служат двумя струнными квартетами с двумя инструментами, каждый из которых исполняет свою роль в квартете. Микрофоны были помещены близко к инструментам, чтобы достичь более яркого и чувственного звука. Джордж Мартин также настоял на том, чтобы струнные играли без вибрато. Мартин сделал две версии записи, в одной из которых применил его, а в другом нет. Идея Маккартни использовать скрипичное сопровождение, возможно, была навеяна интересом к творчеству итальянского композитора Антонио Вивальди. Джон Леннон также неоднократно подчёркивал свой вклад в песню:
«Ребёнок Пола, которому я помог получить образование… Идея скрипичного сопровождения принадлежала Полу. Его подруга Джейн Эшер познакомила его с музыкой Вивальди и это было очень полезно».
Песня «Eleanor Rigby» была записана в студии «Эбби-роуд» 28 апреля 1966 года № 2 и закончена 6 июня в студии № 3. Всего было сделано 15 дублей записи[16].
Продюсер и аранжировщик группы Джордж Мартин в своей автобиографии «Всё в чём ты нуждаешься — это уши» утверждает, что именно он настоял на объединении двух вокальных частей, поскольку вместе они успешно образуют контрапункт.
Альбом был выпущен одновременно в двух вариантах — моно и стерео. В оригинальном стерео-микса голос Пола только в правом канале основной темы песни[17], в сопровождении струнного квартета, смешанных в один звуковой тракт. В моно-миксе и моно-LP показано более гармоничное звучание. В версиях, вошедших в альбомы Yellow Submarine и Love представлен здесь в довольно близком к оригиналу виде, однако звучание «более современно». После «Eleanor Rigby» без какого-либо перехода звучит гитарный аккомпанемент из песни «Julia» («Белый» альбом)[18]. При этом, на его фоне слышны атмосферные электронно-шумовые звучности[18]. Первый дубль песни, без сопровождения струнного квартета, был включён в компиляцию Anthology 2.
Выпуск
«Eleanor Rigby» была выпущена 5 августа 1966 года. Её выпуск состоялся одновременно с выпуском альбома «Revolver» («Б»-сторона сингла — «Yellow Submarine») и была выпущена под лейблом «Parlophone» в Великобритании, «Capitol» в США)[19].
Песня четыре недели подряд занимала позицию № 1 в списке британских хит-парадов[13], однако в хит-парадах Америки сумела достичь лишь одиннадцатой позиции[20].
Значение
Хотя «Eleanor Rigby» не была первой поп-песней, затронувшей тему смерти и одиночества, согласно рецензиям критика Иэна Макдональда, песня «повергла в самый настоящий шок слушателей поп-музыки в 1966 году»[13]. К аналогичному способу выражения мрачных чувств, ранее прибегла популярная группа «The Shangri-Las». В их песне 1964 года — «Leader of the Pack» рассказана история двух несчастных возлюбленных, любовь которых привела к трагической кончине одного из них. Однако, смысловая нагрузка этой песни передаёт более романтическое настроение и далека от чётких представлений о человеческой утрате[13]. В середине 1960-х «поп-стандарт» песен не предусматривал средства выражения тяжёлых душевных переживаний. В те годы поп-музыка обладала более радужным взглядом на жизнь, и такие песни, как «Eleanor Rigby» становились новинкой.
«Eleanor Rigby» передала состояние депрессивности и человеческого опустошения. Композиция, написанная известной группой, сразу же привлекла внимание слушателей тем, что отметила своеобразный переломный момент в творчестве группы, дав начало развитию психоделического рока. Принимая во внимание то, что большинство песен на альбоме Revolver предоставляют музыкантов классической рок-группой, «Eleanor Rigby» явилась предшественницей психоделического рока, который особенно проявился в работе над альбомом Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band. Мрачная лирика не была первым отклонением от репертуара «The Beatles», прежде исполняющих песни на тему любви. Однако, каковы бы ни были истоки песни «Eleanor Rigby», она стала значительным шагом вперёд по сравнению с «I Want to Hold Your Hand»[21].
«Eleanor Rigby» — вторая песня (после композиции — «Yellow Submarine»), прозвучавшая в мультфильме 1968 года — «Жёлтая подводная лодка». Обе композиции отличаются тем, что анимационные герои мультфильма (участники группы «The Beatles») не исполняют этих песен. «Eleanor Rigby» звучит в начале мультипликационного фильма перед появлением первого «битла» группы Ринго Старра, показанного в образе мирно скучающего и подавленного человека.
В 1967 году гитарист и автор песен группы «The Who» Пит Тауншенд в одном из интервью сказал:
|
«На мой взгляд «Eleanor Rigby» была очень важным музыкальным шагом вперёд. Определённо это вдохновило меня писать и слушать вещи в подобном же стиле и настроении»[22]. | 
|
Известный сочинитель рок-н-ролльных композиций Джерри Лейбер сказал о ней:
|
|
«Во всех отношениях «The Beatles» — непревзойдённы. Не думаю, что когда-либо была написана песня лучше, чем «Eleanor Rigby»»[23]. |
|
Исторические факты
В 80-х годах на кладбище, прилегающем к Церкви Святого Петра Вултон, в Ливерпуле была обнаружена могила Эленор Ригби, в нескольких ярдах, от которой находилась могила некого Маккензи[24][25]. Действительно существовавшая Эленор Ригби родилась в 1895 году, была замужем за человеком по имени Томас Вудс и прожила свою жизнь в Вултоне — пригороде Ливерпуля. Эленор умерла 10 октября 1939 года в возрасте 44 лет. Стала ли покоящаяся здесь Эленор вдохновением к написанию песни, до сих пор неизвестно, но её надгробная плита стала местом паломничества поклонников творчества «The Beatles», приезжающих в Ливерпуль[26]. В декабре 1982 года в Ливерпуле на Стэнли Стрит, неподалёку от Матью стрит, установлен памятник — статуя Эленор Ригби, женщине, одиноко сидящей на скамье. Это место стало неизменным символом одиноких людей всего мира. На табличке рядом со статуей выбито посвящение: Eleanor Rigby. «All the lonely people …» (русск. Эленор Ригби. Посвящается всем «одиноким людям»).
В музыкальном видеоклипе 1995 года на песню «Free as a Bird» могила Эленор и удаляющаяся от неё фигура священника Маккензи показаны в одном из кадров[27].
В записи участвовали
- Пол Маккартни — вокал
- Джон Леннон — гармонический вокал
- Джордж Харрисон — гармонический вокал
- Тони Гилберт — скрипка
- Сидней Сакс — скрипка
- Джон Шарп — скрипка
- Юрген Хесс — скрипка
- Стефен Шинглз — скрипка
- Джон Андервуд — альт
- Дерек Симпсон — виолончель
- Норман Джонс — виолончель
- Джордж Мартин — продюсер, аранжировщик
- Джефф Эмерик — инженер
Кавер-версии
Студийные версии
| «Eleanor Rigby» | ||||
 | ||||
| Сингл Рэй Чарльза с альбома 'Portrait of Ray' | ||||
|---|---|---|---|---|
| Выпущен |
Март 1968 | |||
| Формат | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
2 мин. 11 с. | |||
| Продюсер | ||||
| Композитор | ||||
| Лейбл | ||||
|
| ||||
| Места в чартах | ||||
| ||||
| Хронология синглов Рэй Чарльза | ||||
| ||||
В общей сложности было выпущено около 61 кавер-версии песни[28].
- Дудлс Уивер записал комическую версию песни под названием «Feetlebaum Returns!». Она вошла в альбом «Doctor Demento's Delites».
- Версия 1967 года Джоан Бэез, вошедшая в альбом певицы «Joan».
- Пэт Арнольд на альбоме «First Cut».
- Версия Джонни Мэтиса вошла в альбом 1967 года «Johnny Mathis Sings».
- Версия Рэя Чарльза, выпущенная синглом, вошла в альбом музыканта «A Portrait of Ray» (1968).
- Бобби Джентри для альбома 1968 года «Local Gentry».
- Американская группа «Booker T. & the M.G.'s» на альбоме 1968 года «Soul Limbo».
- Версия Тони Беннетт, выпущенная в январе 1970 года на альбоме «Tony Sings the Great Hits of Today!».
- Версия Ареты Франклин для альбома «This Girl’s in Love with You» (1970), вышедшая синглом.
- Джазовые музыканты, такие как «The Crusaders» и Вэс Монтгомери (альбом 1967 года «A Day in the Life»), Стэнли Джордэн (альбом 1985 года Magic Touch) и Джон Пиззэрелли сделали запись инструментальной версии песни, использовав в записи звучание соло-гитары, заменяющей вокальную партию.
- Австралийская группа «Zoot» выпустили версию, записанную в жанре психоделического рока в 1970 году. Песня достигла позиции #4 в австралийских хит-парадах и завоевала «золотой» статус после своего переиздания в 1980 году.
- Ямайский музыкант, автор-исполнитель и продюсер Харрис «Б.Б». Ситон в сотрудничестве с группой «The Gaylads» записали версию «Eleanor Rigby» в стиле регги в 1972 году.
- Версия бразильского композитора и певца Каэтану Велозо, вошедшая в альбом «Qualquer coisa» (1975).
- В 1975 году англо-бельгийская-группа прогрессивного рока «Esperanto» записала кавер-версию песни, вошедшую в альбом «Last Tango».
- Американская диско-группа «Wing and a Prayer Fife and Drum Corps» записали свою версию песни, вошедшую в альбом 1976 года «Babyface».
- Группа «Ethel the Frog» записали песню, вышедшую в формате сингла и записанную для EMI в 1979 году.
- Группа «The Jerry Garcia Band» исполнили инструментальную версию как часть попурри с песней «After Midnight» (русск. «После Полуночи»).
- Итальянский певец и киноактёр Адриано Челентано в 1986 году записал версию композиции на итальянском языке, которая вошла в его альбом I miei americani 2.
- «Realm» записали кавер-песню, вошедшую в их альбом 1988 года «Endless War» (русск. Бесконечная война).
- Жуниор Рейд выпустил версию танцевальную версию песни, вошедшую в альбом 1990 года «One Blood» (русск. Одна Кровь).
- Группа «The Violet Burning» записали песню, вошедшую в их альбом 1992 года «Strength» (русск. Сила).
- Уэйн Джонсон сделал запись акустической версии этой песни, вошедшую в его альбом 1995 года «Kindred Spirits».
- Рок-группа «Kansas» записали песню, вошедшую в их альбом 1998 года «Always Never the Same».
- Версия «Godhead», вошедшая в альбом 2001 года «2000 Years of Human Error».
- Группа «Pain» сделала запись этой песни, которая впоследствии вошла в альбом музыкантов 2002 года «Nothing Remains the Same».
- Версия Лианы Кэрролл, вошедшая в альбом 2005 год «Standard Issue».
- Рок-группа «Thrice» включил кавер-версию песни в свой альбом 2005 года «If We Could Only See Us Now».
- Гитарист из группы «Twisted Sister» Эдди Охеда записал кавер-версию песни для своего сольного альбома 2006 года Axes 2 Axes. Ди Снайдер исполнил вокальную партию в композиции.
- Кавер-версия песни, записанная Дэвидом Шоммером (feat. Дэвид Дженсен) звучит на саундтреке к фильму 2006 года «Нас приняли!».
- Поп-группа «Elevator Suite» записал кавер-версию песни, вошедшую в альбом 2007 года.
- В 2008 году Дэвид Кук, победитель седьмого сезона популярного телешоу «American Idol» исполнил эту песню на шоу. Позже песня была выпущена синглом на iTunes.
- В 1982 году рок-группа «Twelfth Night» записала кавер-версию в стиле музыки 80-х этой песни. Песня была выпущена синглом, и позже включена как бонус-трек в расширенную версию альбома «Fact and Fiction».
- «Биг-бенд Джона ЛаБарбера» сделал запись версии этой песни на их компакт-диске «On the Wild Side».
- Марк Вуд выпустил версию этой песни на альбоме 2003 года «These Are a Few of My Favorite Things», записанную совместно с женой музыканта, Лорой Кэй, исполнившей вокальную партию в композиции.
- Илан Рубин из группы «Nine Inch Nails» записал кавер-версию этой песни во время своей звукозаписывающей сессии альбома Coup.
- Американский джазовый музыкант Чик Кориа записал кавер-версию песни, вошедшую в трибьют-альбом 1995 года «(I Got No Kick Against) Modern Jazz».
- Шведская певица Шарлотта Перелли на альбоме 2006 года I din röst. На оригинале песня звучит как Elinor Rydholm.
- Питерская группа «Animal Jazz» исполнила песню на сингле 2003 года «15».
- Ирландская группа De Dannan выпустила в 1980 году инструментальную версию "Eleanor Rigby", обработанную в народной кельтской традиции.
- В 1996 году прогрессив-рок-группа «Tangerine dream» представила на альбоме Shepherds bush 8-минутную версию композиции.
- Московская группа «Слот» приняла участие в проекте Let it Beatles, записав песню «Eleanor Reagby» 2012 год.
«Живые» исполнения
- «The Four Tops» записали эту песню для альбома 1969 года — «The Four Tops Now!» (русск. The Four Tops теперь).
- «The Supremes» исполнили песню, включив её в одно из своих концертных попурри вместе с группой «The Temptations».
- Английский музыкант Джо Джексон записал кавер-версию песни для своего концертного альбома 2000 года — «Summer in the City: Live in New York».
- Группа «Panic at the Disco» исполнили песню на одном из своих «живых» концертов, но версия никогда не записывалась в студии.
- Рок-группа «Acceptance» исполнили «живую» версию песню со скрипачом из группы «Yellowcard» Шоном Маккином во время совместных гастролей групп «Acceptance» и «Yellowcard» в конце 2005 года.
- Австралийская группа, работающая в стиле а капеллы — «The Idea of North» исполнила джазовую версию песни «Eleanor Rigby», вошедшую в их концертный альбом — «Live at the Powerhouse album».
- Версия, записанная в стиле электронной музыки немецкой группой «Tangerine Dream» вошла в их альбом — «Dream Encores».
- Во время летнего тура 2008 года группа «Dave Matthews Band» использовала первые строчки «Eleanor Rigby» для песни — «The Dreaming Tree».
Семплы
- В 1994 году ирландская певица Шинейд О’Коннор использовала тематику песни для своей песни — «Famine», вошедшую в альбом «Universal Mother». Песня была позже повторно сведена и выпущена синглом в 1995 году. Композиция вошла «Топ 40» британских музыкальных хитов.
- В 2004 году, бруклинский рэпер Талиб Квели выпустил «Lonely People», используя песню «Eleanor Rigby» как главный семпл.
- В 2006 году, Team9 создал ремикс на песню «Eleanor Rigby» с использованием мотивов песни группы «Queens of the Stone Age» — «In My Head».
- Рэп-исполнитель Lupe Fiasco записал семпл «Eleanor Rigby» для своей песни «Go Go Gadget Flow». Песня вошла в альбом музыканта 2007 года — «The Cool».
- B.o.B записал семпл «Eleanor Rigby», как главный семпл для его песни — «Lonely People» в 2008 году.
- В 1994 году Prince Ital Joe feat.Marky Mark использовал приём песни «Eleanor Rigby» в рефрене песни «Happy people».
Интересные факты
- Документ с автографом Эленор Ригби, послужившей прототипом героини знаменитой песни группы «The Beatles», был продан на лондонском аукционе за $177 тыс.[29]. Документ представляет собой платежную ведомость ливерпульской больницы за 1911 год с подписью шестнадцатилетней Эленор Ригби[29]. Согласно ведомости Ригби получала 14 фунтов в год[29]. Ценный документ хранился в архиве Пола Маккартни и был передан на аукцион в качестве коллекционного предмета из истории знаменитой британской группы[29]. Вырученные с продажи документа деньги пошли на нужды благотворительного фонда «Sunbeams Music Trust»[2]. Глава фонда Энни Моусон утверждала, что получила автограф Эленор Ригби в 1990-е годы от Пола Маккартни[2].
- Скрипач Патрик Холлинг отстаивает права на песню «Eleanor Rigby», в которой он исполнил партию[30]. 84-летний музыкант, записавший ряд композиций с «ливерпульской четвёркой» — «The Beatles», настаивает на том, что ему причитаются денежные отчисления при трансляции композиции на радио и после 2016 года, то есть после того, как ей исполнится 50 лет[30]. Европарламент планировал заняться этим вопросом в начале 2009 года. Предполагается, что срок перечисления денежных средств увеличат до 95 лет — такой срок прописан в законодательстве США[30].
- В январе 1990 года, когда Маккартни давал концерт в Бирмингеме, к нему подошёл человек, заявивший, что он и есть главный герой песни «отец Макензи». Пол не растерялся и тут же парировал: «А где же мистер Кейт и Билли Ширс?» (имеются в виду воображаемые герои других песен «The Beatles»).
- В Ливерпуле открыт «Отель Эленор Ригби». Отель расположен в доме № 34 по улице Стэнли Стрит[31].
- Фанаты группы «The Beatles» собирают деньги на восстановление могилы Эленор Ригби, которая всем известна по классической песне группы, — в связи с её ветхим состоянием[32]. Таксист Джей Джонсон, 45 лет, открывший «Fab Cabs Beatles tours», призвал отремонтировать фамильное надгробие Ригби[32].
Чарты
Великобритания
 Чарт Великобритании с 11 августа 1966 года
| ||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Неделя | 01 | 02 | 03 | 04 | 05 | 06 | 07 | 08 | 09 | 10 | 11 | 12 | 13 | |||||||||||||||||
| Позиция | 08 | 01 | 01 | 01 | 01 | 03 | 05 | 09 | 18 | 26 | 30 | 33 | 42 | |||||||||||||||||
«UK Singles Chart»
| Чарт «UK Singles Chart» с 30 августа 1986 года
| ||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Неделя | 01 | 02 | ||||||||||||||||||||||||||||
| Позиция | 63 | 81 | ||||||||||||||||||||||||||||
Источники
- «Антология The Beatles» (2000), Сан-Франциско: «Chronicle Books». ISBN 0-8118-2684-8.
- Марк Льюисон «Звукозаписывающие сессии The Beatles» (1988), Нью-Йорк, «Harmony Books». ISBN 0-517-57066-1.
- Иэн Макдональд. [books.google.com.ua/books?id=gjY5AQAAIAAJ&q=isbn:1844138283&dq=isbn:1844138283&hl=ru&sa=X&ei=pPimT9OUJMPPsgbCzPSLBQ&redir_esc=y Переворот в мозгах: записи The Beatles и шестидесятые] = Revolution in the Head: The Beatles’ Records and the Sixties. — 2nd ed. — London: Pimlico, 2005. — 554 p. — ISBN 1-844-13828-3.
- Барри Майлз «Пол Маккартни: Много лет назад» (1997), «Henry Holt & Company», Нью-Йорк ISBN 0-8050-5249-6
- Дэвид Шефф «Всё о чём мы говорим: Последнее основное интервью с Джоном Ленноном и Йоко Оно» (2000), Пресса Святого Мартина, Нью-Йорк ISBN 0-312-25464-4
- Стив Тёрнер «Запись трудного дня: История позади каждой песни The Beatles», Нью-Йорк, «Harper Paperbacks». ISBN 0-06-084409-4.
- Марк Уоллгрен «The Beatles на записи» (1982), Нью-Йорк, «Simon & Schuster». ISBN 0-671-45682-2.
- Марк Уилкерсон «Удивительное путешествие: жизнь Пита Таунсгенда» (2006)
Напишите отзыв о статье "Eleanor Rigby"
Примечания
- ↑ Барри Майлз «Пол Маккартни: Много лет назад» (1997), стр. 281.
- ↑ 1 2 3 4 5 [music-facts.ru/song/The_Beatles/Eleanor_Rigby/ Факты о песне «Eleanor Rigby»] на сайте music-facts.ru (рус.)
- ↑ [satanaz666.mylivepage.ru/wiki/195/199 Фрагмент из статьи «Стилевые метаморфозы рока или путь к „третьей“ музыке»] (рус.)
- ↑ [www.rollingstone.com/news/coverstory/500songs The Rolling Stone 500 величайших песен всех времён]. Rolling Stone. Проверено 7 марта 2007. [www.webcitation.org/6642LDK3b Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 [letitbeat.narod.ru/my/benson_8.html Интервью с участниками «The Beatles» (Воспоминания о 1966)] на сайте letitbeat.narod.ru (рус.)
- ↑ По английской традиции, новобрачных принято осыпать рисом в знак пожелания благополучия.
- ↑ 1 2 Стив Тёрнер «Запись трудного дня: История позади каждой песни The Beatles» (1994), стр. 104—105.
- ↑ [archive.northwichguardian.co.uk/2000/6/8/221729.html «Трибьют Отцу Маккензи»]. Northwich Guardian (2000-06-98). Проверено 15 января 2007. [www.webcitation.org/66hafbZCE Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ [www.rrauction.com/past_auction_item.cfm?ID=3093601 Item 934 - Beatles: Отец Маккензи (каталог 292) (декабрь 2004)]. rrauction.com. Проверено 17 января 2007.
- ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,902081,00.html Бел Канто и The Beatles]. «Time». [www.webcitation.org/66hagkyn2 Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ [observer.guardian.co.uk/omm/story/0,13887,1240036,00.html Альбом «Revolver» — The Beatles]. The Observer. [www.webcitation.org/66hahXToE Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ [www.guardian.co.uk/thebeatles/story/0,,606241,00.html «День из жизни The Beatles»]. guardian.co.uk. [www.webcitation.org/66haiKyBQ Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 Иэн Макдоналд (2005), стр. 203—205.
- ↑ [guitar.ru/lessons/career/career_344.html Фрагмент из статьи «Band on the Run: Аранжировка или кашу маслом не испортишь»] на сайте guitar.ru (рус.)
- ↑ Дэвид Шефф (2000), стр. 140.
- ↑ Марк Льюисон (1988), стр. 77, 82.
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=DnG1gqLrQ-w На ютубе всё с точностью до наоборот]
- ↑ 1 2 [www.ixbt.com/multimedia/music-beatles-love.shtml Рецензия на альбом «Love»] на сайте guitar.ru (рус.)
- ↑ Льюисон (1988), стр. 200.
- ↑ Уоллгрин (1982), стр. 48.
- ↑ [letitbeat.narod.ru/my/benson_8.html Аккорды песен «The Beatles» (глава VII)] на сайте letitbeat.narod.ru (рус.)
- ↑ Уилкерсон (2006)
- ↑ Свеинсон Билл. Encarta Book of Quotations. — 2000. — P. 555.
- ↑ «Антология The Beatles» (2000), стр. 208.
- ↑ [www.sjsfiles.btinternet.co.uk/rogerrigbyc.htm Могильная плита «Eleanor Rigby» на кладбище Церкви Святого Петра Вултона, в Лиерпуле]. Проверено 9 марта 2007. [www.webcitation.org/66haj87lF Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ [www.beatlesbible.com/songs/eleanor-rigby/ Eleanor Rigby]. Библия The Beatles. Проверено 12 октября 2008. [www.webcitation.org/5w4sa5dqJ Архивировано из первоисточника 28 января 2011].
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=s332Tt0zxYs См. полную запись муз. видеоклипа The Beatles — «Free as a Bird» (1977/1995)]
- ↑ [www2.wmin.ac.uk/clemenr/covers/coversfull.html Трек-лист кавер-версий песен Beatles]. [www.webcitation.org/66hajeWwj Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 [www.rosbalt.ru/2008/12/02/546614.html Фрагмент из статьи Автограф героини песни «Битлз» продан за $177 тысяч] на сайте rosbalt.ru (рус.)
- ↑ 1 2 3 [www.pravo.ru/interpravo/news/view/6321/ Фрагмент из статьи «Музыкант, игравший с The Beatles, отстаивает авторские права»] на сайте pravo.ru (рус.)
- ↑ [www.theeleanorrigbyhotel.com/ Официальный сайт «Отеля Эленор Ригби»] (англ.)
- ↑ 1 2 [www.beatles.ru/news/news.asp?news_id=5304 Фрагмент из статьи "Фаны легендарной четверки помогут реставрировать могилу «Eleanor Rigby»] (рус.)
Ссылки
- [www.dailymail.co.uk/femail/article-1088454/REVEALED-The-haunting-life-story-pops-famous-songs--Eleanor-Rigby.html Биография настоящей Эленор Ригби] (англ.)
- [www.icce.rug.nl/~soundscapes/DATABASES/AWP/er.html Анализ песни Аллана В. Поллака] (англ.)
- [web.archive.org/web/20080827231853/www.sjsfiles.btinternet.co.uk/img0075.htm Памятник Эленор Ригби, установленный в Ливерпуле] (англ.)
- [www.lastfm.ru/music/The+Beatles/_/Eleanor+Rigby «Eleanor Rigby»] на сайте Last.fm (рус.)
- [www.songfacts.com/detail.php?id=102 «Eleanor Rigby»] на сайте songfacts.com (англ.)
- [oldies.about.com/od/thebeatlessongs/a/eleanorrigby.htm «Eleanor Rigby»] на сайте oldies.about.com (англ.)
- [www.pesni.ru/song/11003/ Аккорды песни «Eleanor Rigby»] на сайте pesni.ru
- [h.ua/story/153098/ Хиты группы The Beatles — «Eleanor Rigby»] на сайте h.ua (рус.)
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Eleanor Rigby
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
