Elle
| Elle | |
| Специализация: |
журнал мод |
|---|---|
| Периодичность: |
еженедельный (Франция) / ежемесячный (другие страны) |
| Язык: |
французский |
| Главный редактор: |
Франсуаз-Мари Сантуччи[fr] (Франция) |
| Издатель: |
Hachette; Hachette Filipacchi Médias[en]* (с 2004 — в составе Lagardère Group) |
| Страна: | |
| Дата основания: | |
| Веб-сайт: |
[elle.ru elle.ru, российская версия журнала] |
Elle (с фр. — «Она») — французский еженедельный женский журнал о моде, красоте, досуге и здоровье, издающийся с 1945 года[1]. В середине 1980-х годах, при выходе на международный рынок, стал выпускаться ежемесячно, сохранив еженедельный формат для Франции.
К 2004 году издавался в 35 странах мира[2], в настоящее время считается крупнейшим в мире изданием о моде, имеет 43 версии, издающиеся в 60 странах[3], также владеет 33 веб-сайтами.
Издаётся французским холдингом Hachette Filipacchi Médias[en]*, в 2004 году ставшим подразделением концерна Lagardère Group. Штаб-квартира издания находится в Париже.
Содержание
История
Основательницей журнала была Элен Гордон-Лазарев[fr], французская журналистка русского происхождения, супруга журналиста, генерального директора издательства «Ашетт» и газеты France Soir (в 1944—1949 годах) Пьера Лазарева[fr][4]. Учредителями нового издания в равных долях стали France Editions et Publications, выпускавшая France Soir и супруги, парижские антиквары Камуаны (Camoin).
Первый номер вышел 21 ноября 1945 года тиражом в 110 тысяч экземпляров. 24 страницы журнала предлагались по цене 15 франков. Конкурируя с такими устоявшимися изданиями, как Vogue, Marie France[fr], l'Officiel de la Mode и Modes et travaux[fr], Elle смог завоевать рынок — в 1960-х годах во Франции продавалось почти миллион копий[5].
Элен Гордон-Лазарев, которая во время войны жила вместе с мужем в США, привнесла в своё издание американские свободу мышления и некоторую ироничность по отношению к мужчинам[5]. Начав с освещения тенденций высокой моды и репортажей о новых коллекциях Кристиана Диора, в конце 1950-х годов журнал сконцентрировался на прет-а-порте, в то же время редакция продолжала видеть в качестве своей главной читательницы «состоятельную парижанку».
К 1960-м годам аудитория журнала оценивалась в 800 тысяч читателей; к тому же времени относится появление слогана «Если она читает, то она читает Elle»[6].
Журнал поддержал «вторую волну феминизма», освещая на своих страницах такие темы, как равноправие женщины, в том числе при приёме на работу и занятии должностей. В 1970-х он публикует материалы, посвящённые контрацепции и проблеме абортов. В 1972 году фотография адвоката Жизель Халими (Gisèle Halimi), выходящей из зала суда после вынесения приговора женщине, сделавшей подпольный аборт, демонстрирует нелицеприятную сторону власти — активная позиция прессы в этом вопросе в конце концов привела к тому, что в январе 1975 года министр здравоохранения Симона Вейль приняла решение о том, что женщины имеют право на самоопределение в этом вопросе.
В 1980-х журнал вернулся к вопросам моды и индустрии красоты. Своими публикациями он поддерживал эксперименты таких начинающих модельеров, как Жан-Поль Готье, Иссей Мияке и Аззедин Алайя[en]. В 1990-е тенденция «лёгкой журналистики» продолжилась, за исключением нескольких репортажей о судьбе женщин из Алжира и Югославии.
В 1995 году совокупный тираж журнала составлял 5 миллионов экземпляров, 300 тысяч из которых (6 %) продавались во Франции[5]. 21 ноября 1995 года журнал отметил своё пятидесятилетие, выпустив юбилейный номер с фотографией Ванессы Паради на обложке.
Согласно социологическим исследованиям, в середине 2000-х годов подавляющее большинство читательниц составляли женщины в возрасте от 18 до 49 лет[7].
Издание в других странах
Первое издание журнала за пределами Франции стартовало в Японии в 1969 году[8]. В 1985 году появились американская и английская версии, в 1987 — итальянская, с 1988 года начали издаваться немецкая и китайская[9], в 1994 году тайская, а с 1996 года — и русская версии[10] (выпуском последней занимается медиахолдинг «Хёрст Шкулёв Медиа»).
В США ежемесячно продаётся чуть менее миллиона экземпляров, что уступает таким журналам, как Vogue и абсолютному лидеру рынка Glamour, чьи продажи составляют более двух миллионов экземпляров. Средняя американка затрачивает на чтение журнала 55 минут[11].
Анализ содержания
Содержание языковых версий варьируется в зависимости от уровня и стиля жизни, доходов, занятости, покупательских привычек и т.п. среднестатистической читательницы конкретной страны. Так, в американской версии отдаётся предпочтение моде, уходу за собой и здоровью, тогда как японская даёт больше информации о путешествиях, культурных мероприятиях и времяпрепровождении. В то время как американский Elle рассказывает о моде посредством фотографии, японский предпочитает описывать линии и силуэт, давая информацию о технике кроя, материалах, деталях и особенностях дизайна — на смену визуального образа приходит здесь приходит знание, что само по себе ближе к портновскому мастерству[11].
Американская версия содержит в себе 336 страниц, из которых 19,6 % уделяются модной фотографии (22,6 % в Японии), 4,5 % — красоте (8,1 % в Японии), 18,6 % отводится текстам, посвящённые моде, знаменитостям, путешествиям, социальным вопросам и культурным событиям (36,7 % в Японии), реклама занимает 57,3 % объёма (32,6 % в Японии). Отличается и подача рекламных материалов: если в японской версии они даются блоками между статьями, то в американской рекламные развороты равномерно распределены по всему объёму, а отдельные рекламные листы нередко соседствуют в одном развороте с текстовыми материалами[11].
Всего в японской версии в 2000-м году было размещено более 1600 рекламных материалов при цене одного полноцветного рекламного листа приблизительно в 12000$ — что составляет примерно 1/6 от стоимости размещения рекламы в американской версии и коррелирует с количеством продаж в Японии и США[11].
В целом, американское издание даёт читателю возможность представить, что он часть чарующей вселенной моды и индустрии развлечений, в которой внешняя привлекательность, изысканность, элегантность, наслаждение роскошью и финансовая состоятельность являют собой основные качества того, что называется «красотой по-американски»[11].
В текстах журнала изобилуют такие слова, как роскошь, блеск, великолепие, богатство, сокровище и производные от них, причём прилагательные «роскошный», «пышный», «великолепный», «шикарный», «первоклассный», «драгоценный», «изобильный» и т.д. используются и тогда, когда говорится об одежде, макияже, цвете, фактуре или рисунке ткани. Стремление к роскоши, элегантности и состоятельному образу жизни подчёркивается и обязательным указанием цен рядом с опубликованным изображением тех или иных деталей одежды, аксессуаров, косметики и украшений.
Материалы, посвящённые кинозвёздам, вечеринкам и светским раутам, создают у читателя ощущение, что он тоже каким-то образом причастен к миру богатых и знаменитых[11].
Критика
Во Франции журнал критиковали за его конъюнктурность и желание «всего лишь плыть по течению», уходя от освещения серьёзных проблем.
Главные редакторы
- 1946—1953 — Франсуаз Жиру
- ? — 1995 — Жан-Доминик Боби
- 2002—2014 — Валери Тореньян[fr]
- с сентября 2014 — Франсуаз-Мари Сантуччи[fr]
Дочерние издания
- Elle Decor[en] (начал издаваться в 1989 году в США; штаб-квартира находится в Нью-Йорке)
- Elle Girl[en] (издавался в США и Великобритании с 2001 по 2006 год, также печатался во Франции, Германии, Голландии, Японии, Китае, на Тайване и в России, 60 % материалов поставлялись американской версией; после закрытия журнала некоторое время поддерживалась его интернет-версия)
Оба американских журнала издавались американским подразделением «Ашетт Филипаччи» Hachette Filipacchi Media U.S.[en], которое было продано Hearst Corporation в 2011 году.
Напишите отзыв о статье "Elle"
Примечания
- ↑ [richtop10.com/top-10-fashion-magazines-of-2014/ Top 10 Fashion Mazgines in the World]. Blog. Rich Top 10 Lists. Проверено 20 апреля 2014. Архивировано из первоисточника 21 апреля 2014.
- ↑ Katherine Toland Frith, Barbara Mueller. Advertising and Societies: Global Issues.. — New York: Peter Lang Publishing, 2010. — 264 с. — ISBN 978-1-4331-0385-8.
- ↑ [www.hfmus.com/HachetteUSA/page.asp?site=elle Elle overview]. Hachette Filipacchi. Проверено 11 ноября 2007. Архивировано из первоисточника 28 октября 2007.
- ↑ « Pierre et Hélène Lazareff, couple hors normes ! » Sophie Delassein, Jean-Pierre Thiollet, France Soir, 12/05/2009, www.francesoir.fr/loisirs/litterature/“pierre-et-helene-lazareff-couple-hors-normes-”-sophie-delassein-38180.html.
- ↑ 1 2 3 [www.liberation.fr/medias/1995/12/02/elle-50-ans-vingt-cinq-enfants-le-magazine-vend-5-millions-d-exemplaires-dans-le-monde-dont-6-en-fra_153353 Philippe Bonnet. «Elle»: 50 ans, vingt-cinq enfants. ] // Libération Médias, 2 декабря 1995
- ↑ [content.time.com/time/magazine/article/0,9171,871121,00.html Magazines: Si Elle Lit, Elle Lit Elle], Time (22 May 1964). Архивировано из первоисточника 23 октября 2013. Проверено 27 октября 2010.
- ↑ [www.hfmus.com/HachetteUSA/Page.asp?Site=elle&Page=Demographics Elle reader demographics]. Hachette Filipacchi. Проверено 11 ноября 2007. Архивировано из первоисточника 27 сентября 2007.
- ↑ Helena Hafstrand (1995). «[eds.a.ebscohost.com/ehost/pdfviewer/pdfviewer?sid=2dfad64f-7200-4b0f-b516-6a96698212be%40sessionmgr4001&vid=0&hid=4205 Consumer Magazines in Transition]». The Journal of Media Economics 8 (1). Проверено 14 December 2014.
- ↑ (Fall 2008) «[aejmcmagazine.arizona.edu/Journal/Fall2008/FengFrith.pdf The Growth of International Women’s Magazines in China and the Role of Transnational Advertising]» (PDF). AEJMC Magazine. Проверено 14 November 2014.
- ↑ Jukka Pietiläinen (2008). «[dx.doi.org/10.1080/13523270802267906 Media Use in Putin's Russia]». Journal of Communist Studies and Transition Politics 24 (3). DOI:10.1080/13523270802267906. Проверено 29 November 2014.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Values and Valuables. From the Sacred to the Symbolic. / Edited by Cynthia Werner and Duran Bell. — Walnut Creek, CA: AltaMira Press, 2003. — 352 с. — ISBN 978-0-7591-0545-4.
Литература
- Values and Valuables. From the Sacred to the Symbolic. / Edited by Cynthia Werner and Duran Bell. — Walnut Creek, CA: AltaMira Press, 2003. — 352 с. — ISBN 978-0-7591-0545-4.
Ссылки
- [www.elle.fr Официальный сайт] (фр.)
- [www.elle.com/ELLE-International Elle-International] (англ.)
- [www.elle.ru сайт русской версии журнала]
- [elle.ua/ сайт украинской версии журнала]
Отрывок, характеризующий Elle
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
