Пресли, Элвис

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Элвис и фамилией Пресли.

Элвис Пресли Elvis Presley
Фото к фильму «Тюремный рок» (1957)
Основная информация
Имя при рождении	Элвис Аарон Пресли
Место рождения	Тупело, Миссисипи, США
Годы активности	1954—1977
Страна	США США
Профессии	певец, актёр, музыкант, аранжировщик.
Певческий голос	Лирический баритон
Инструменты	Гитара, фортепиано
Жанры	Рок-н-ролл Госпел Кантри-рок Ритм-энд-блюз Рокабилли
Коллективы	The Blue Moon Boys
Сотрудничество	The Jordanaires
Лейблы	RCA Sun

Э́лвис Аро́н Пре́сли (англ. Elvis Aron Presley; 8 января 1935, Ту́пело — 17 августа 1977, Мемфис) — американский певец и актёр, один из самых коммерчески успешных исполнителей популярной музыки XX века. В Америке Пресли прозвали «королём рок-н-ролла» (или просто «королём» — The King). Он популяризовал рок-н-ролл, хотя не был первым исполнителем этого жанра. Тем не менее, именно он соединил кантри и блюз, дав рождение рокабилли, которым отмечены его первые записи на Sun Records в середине 1950-х гг. Вкрапливая в свой стиль элементы госпел и эстрады, Пресли вышел за рамки рокабилли и достиг мировой популярности (хиты «Heartbreak Hotel», «Don't Be Cruel», «Hound Dog» и др.). В 1956 году дебютировал в кино («Люби меня нежно»). В 1958 — 60 гг. проходил службу в ВС США. После возвращения из армии вновь стал записываться («It’s Now or Never», «Are You Lonesome Tonight?» и др. хиты), после чего сконцентрировался на кинокарьере, снявшись в общей сложности в 31 фильме и записав два десятка саундтреков, большая часть которых оценивается крайне слабо. Переломным в карьере Пресли стал его первый телеконцерт (1968), который обозначил отход от устаревшего стиля музыкальных кинолент. Записи конца 1960-х — 1970-х гг. отмечены влиянием кантри, соул и эстрады (хиты «In the Ghetto», «Suspicious Minds», «Always on My Mind» и др.). В 1969 году после 8-летнего перерыва вернулся к концертной деятельности, которая стала доминирующей чертой его последующей карьеры (ежегодные ангажементы в Лас-Вегасе, гастроли по США). В 1973 году по спутниковой связи прошла международная трансляция второго телеконцерта «Aloha from Hawaii». Злоупотребление медикаментами привело к ухудшению здоровья и стало причиной смерти в 1977 году.

Несмотря на смерть Пресли, его музыка продолжает регулярно выпускаться до настоящего времени, включая помимо многочисленных сборников и переизданий, ранее не изданные записи; в целом, в мире продано более 1 млрд экз. пластинок. Пресли — лауреат трёх премий «Грэмми» (1968, 1973, 1975), один из первых музыкантов, включённых в «Зал славы рок-н-ролла» (1986).

Ранние годы (1935—1953)

Детство

Элвис Пресли родился 8 января 1935 года в Тупело, штат Миссисипи, в семье Вернона (1916—1979) и Глэдис Пресли (урожд. Смит; 1912—1958). Близнец Элвиса Джесс Гарон умер вскоре после рождения. По линии отца предки Пресли были выходцами из Шотландии и Германии. Со стороны матери у Пресли были шотландско-ирландские корни; среди её предков были также нормандцы и индейцы чероки (её прапрабабка). Доминирующее положение в семье занимала Глэдис; Вернон не был амбициозным человеком и не имел постоянного заработка. Семья была бедной; материальное положение усугубилось, когда в 1938 году Вернон был заключён на два года в тюрьму по обвинению в подделке чеков.

Элвис с детства рос в окружении музыки и религии: непременным было посещение церкви и участие в церковном хоре. На одиннадцатилетие родители подарили Элвису гитару — взамен велосипеда, который семья не могла себе позволить. Возможно, на такой выбор повлиял первый музыкальный успех Элвиса — за несколько месяцев до этого он получил приз на ярмарке за исполнение со сцены народной песни «Old Shep».

Переезд в Мемфис

В ноябре 1948 года семья Пресли переехала в Мемфис (штат Теннесси), где было больше возможностей для отца Пресли найти работу. Именно в Мемфисе Элвис начал более осознанно интересоваться современной музыкой, по радио он слушал кантри, традиционную эстраду, а также передачи с негритянской музыкой (блюз, буги-вуги, ритм-н-блюз). Он также часто посещал кварталы Биль-стрит в Мемфисе, где воочию наблюдал игру чёрных блюзменов и бродил по негритянским магазинам, под влиянием которых у Элвиса выработался свой, ярко выделявший его стиль одежды. Когда в восьмом классе учительница по музыке заметила Элвису, что у него нет способностей к пению, он принёс свою гитару на следующий день и спел «Keep Them Cold Icy Fingers Off Me» в попытке доказать обратное. В 1950 году Элвис начал брать уроки игры на гитаре у Джесси Ли Денсона, соседа по квартирному комплексу. Среди друзей Денсона были братья Дорси и Джонни Бернетты — будущие звёзды рокабилли, а также Джонни Блэк — брат Билла Блэка, будущего басиста Пресли. Все вместе они играли на улице перед домом; основной репертуар состоял из песен кантри и госпел. Пресли также стал посещать ежемесячные госпельные шоу, проводившиеся в зале «Эллис Аудиториум», которые оказали на него глубокое впечатление. В апреле 1953 года, за два месяца до окончания школы, Пресли в качестве певца-гитариста принял участие в ежегодном школьном фестивале и затем на школьном пикнике в Овертон-парке.

Первые пробы

В августе 1953 года Пресли решил зайти в звукозаписывающую студию «Memphis Recording Service», принадлежавшую Сэму Филлипсу, владельцу лейбла Sun Records, и за восемь долларов записал пластинку с двумя песнями «My Happiness» и «That’s When Your Heartaches Begin». Позже он будет утверждать, что эти записи были предназначены в качестве сюрприза для своей матери или просто ради эксперимента. Филлипс попросил секретаря студии взять певца на заметку. Однако в последующие месяцы никаких предложений от студии не поступало. В январе 1954 года Пресли зашёл записать ещё одну пластинку для себя, спев песни «I’ll Never Stand in Your Way» и «It Wouldn’t Be the Same Without You». Весной 1954 года Пресли безуспешно попытался пройти прослушивание для местного госпельного квартета Songfellows («Они сказали мне, что я не умею петь»). Также окончилось провалом выступление «на пробу» в одном из мемфисских клубов в мае (руководитель ансамбля заметил ему, что из него никогда не выйдет певца, и что лучше ему сосредоточиться на его работе — водителя грузовика).

Записи для Sun Records (1954—1955)

«That’s All Right»

26 июня 1954 года Пресли позвонили со студии Sun Records и пригласили на репетицию: Сэм Филлипс хотел записать песню «Without You» и решил попробовать Пресли в качестве вокалиста. Несмотря на то, что Филлипс не был удовлетворён результатом репетиций, он вновь связался с Пресли через неделю, на этот раз, попросив его поработать вместе с гитаристом Скотти Муром и контрабасистом Биллом Блэком — оба в то время играли в местной любительской группе Starlite Wranglers. 5 июля было решено сделать пробные записи. После работы над двумя балладами, не впечатлившими Филлипса, музыканты сделали перерыв, во время которого Пресли вдруг стал наигрывать «That’s All Right (Mama)» Артура Крудапа, — причём этой блюзовой композиции он в шутку придал неожиданный ритм. Мур и Блэк тут же присоединились. Услышавший игру в студии, Филлипс спросил музыкантов, чем они занимаются. Те признались, что сами не знают, что пытаются играть. Филлипс попросил их повторить то же самое и записал песню. Позже Филлипс отнёс запись на местную радиостанцию; впечатлённый песней, диск-жокей проигрывал её по несколько раз в час. Вскоре стали поступать звонки от слушателей, желавших узнать больше о певце. Пресли был приглашён в студию и дал интервью в прямом эфире. Чтобы развеять сомнения аудитории в том, что исполнитель не является негром, диск-жокей особо отметил название школы Пресли, так как в годы сегрегации белые и негры учились в раздельных школах.

По стопам успеха «That’s All Right» Пресли, Мур и Блэк через несколько дней записали в той же манере песню «Blue Moon of Kentucky», кантри-хит Билла Монро 1946 года. Обе песни вышли на пластинке 19 июля 1954 года; сингл был продан в количестве 20 тысяч экз. и занял 4-ю позицию в местном хит-параде.

Ранние синглы и выступления

17 июля 1954 года Пресли, Мур и Блэк впервые выступили на публике в мемфисском клубе «Бон Эйр», а с августа трио стало регулярно играть в клубе «Иглз Нест»; на афишах того времени Пресли, Мур и Блэк указывались как The Blue Moon Boys. 2 октября состоялось выступление в популярном радиоконцерте «Гранд-Ол-Опри» в Нашвилле. Один из организаторов с неприязнью отнёсся к стилю Пресли, после чего тот решил никогда больше не принимать участия в этой передаче. Через две недели Пресли, Мур и Блэк появились на другой музыкальной радиопередаче — «Луизиана Хэйрайд» (г. Шривпорт), — и вскоре стали регулярными звёздами программы. Всеми делами относительно гастролей и контрактов занимался мемфисский антрепренёр Боб Нил. В начале 1955 года Нил привлёк к сотрудничеству полковника Тома Паркера, обладавшего большим опытом и широкими связями в американском шоу-бизнесе. Через Паркера, управлявшего в то время делами звезды кантри Хэнка Сноу, Пресли стал участвовать в его сборных концертах на Юге США. Через посредничество Паркера Пресли в 1955 году заключил контракт с издательской фирмой Hill & Range братьев Абербахов, в задачу которых входило приобретение авторских прав на записываемые им песни (для музыкального каталога Пресли были специально учреждены дочерние фирмы Elvis Presley Music, Inc. и Gladys Music, Inc).

Второй сингл Пресли — «Good Rockin' Tonight» — вышел 25 сентября 1954 года и брал вдохновение, как и дебютная пластинка, из двух разных жанров: на первой стороне был блюзовый хит в новой аранжировке, на второй — кавер-версия эстрадной песни Дина Мартина. По тому же принципу в течение последующего года вышли ещё три сингла: «Milkcow Blues Boogie» (28 декабря 1954), «Baby, Let’s Play House» (10 апр. 1955) и «I Forgot to Remember to Forget» (6 августа 1955). Благодаря новым записям и непрерывным гастролям известность Пресли на Юге США возрастала с каждым месяцем. К середине лета 1955 года пластинки Пресли перешагнули рамки провинциальной популярности: «Baby, Let’s Play House» заняла 5-е место в категории «кантри» журнала «Биллборд». Журналы «Кэшбокс» и «Биллборд» писали о Пресли как о самой многообещающей звезде кантри. Учитывая этот момент, Том Паркер, ставший с августа 1955 года партнёром в делах Пресли, настойчиво пытался заинтересовать RCA Records, с которой у него были многолетние связи: у этой крупной фирмы звукозаписи были более широкие возможности для сбыта музыкальной продукции, чем у Sun Records. Наконец, 21 ноября 1955 года в студии Sun представители RCA подписали контракт с Филлипсом и Пресли через посредничество Паркера и Нила. Филлипс получил 35000 долларов, взамен RCA приобрели весь каталог записей Пресли на Sun, включая все плёнки с неизданными песнями и эксклюзивное право на сбыт всех ранее выпущенных песен; Пресли полагалось 5 % с продаж пластинок.

На пике популярности (1956—1958)

Первые пластинки на RCA и телевыступления

Первые записи на RCA Records состоялись в январе 1956 года в студиях Нашвилла и Нью-Йорка под руководством продюсера Стива Шолза. Помимо Скотти Мура, Билла Блэка и недавно взятого барабанщика Доминика Фонтаны в записи также приняли участие гитарист Чет Аткинс, пианист Флойд Крамер и вокальный квартет The Jordanaires, ставший с этого момента постоянным аккомпанирующим ансамблем Пресли. Результатом этих сеансов звукозаписи стали сингл «Heartbreak Hotel» (27 января 1956) и дебютный альбом «Elvis Presley» (23 марта 1956); оба диска заняли 1-е места в национальном хит-параде США и были распроданы в количестве более миллиона экз. Долгоиграющая пластинка открывалась композицией «Blue Suede Shoes» Карла Перкинса, бывшего коллеги Пресли по Sun Records, выпустившего песню в начале года. По договорённости с Сэмом Филлипсом, RCA намеренно не выпустили в то время «Blue Suede Shoes» Пресли в качестве сингла, дав возможность раскрутиться версии Перкинса самостоятельно. Альбом включал кавер-версии хитов Рэя Чарльза («I Got a Woman») и Литла Ричарда («Tutti Frutti»), а также неизданные записи, сделанные ещё на Sun Records в 1954 — 55 гг.

28 января Пресли впервые выступил по национальному телевидению, исполнив на передаче «Стейдж Шоу» братьев Дорси песню «Shake, Rattle and Roll»; Пресли появлялся на телепередаче ещё пять раз на протяжении последующих двух месяцев. Именно в это время к Пресли приходит популярность национального масштаба. Ввиду этого, Том Паркер организовал двухнедельный ангажемент в Лас-Вегасе в конце апреля, однако выступления Пресли вызвали прохладную реакцию местной публики. Между тем, известность и популярность к Пресли стала приходить за рубежом: к концу 1950-х гг. его синглы занимали верхние строчки хит-парадов Великобритании, Канады, Австралии, Южной Африки и Италии. В статье газеты «Нью-Йорк Таймс» от 3 февраля 1957 года сообщалось об увлечении Пресли в СССР, несмотря на отсутствие пластинок в продаже.

В марте 1956 года контракт Боба Нила истёк, и Том Паркер заключил с Пресли экслюзивный контракт на управление всеми его профессиональными делами; согласно договору, Паркеру отчислялось 25 % комиссионных.

В перерывах между гастролями и телевыступлениями Пресли продолжал записывать новый материал: синглы «I Want You, I Need You, I Love You» (вып. 4 мая 1956; 3-е место), «Hound Dog / Don’t Be Cruel» (13 июля 1956; 1-е место). Скандальное исполнение «Hound Dog» 5 июня 1956 года на телешоу Милтона Берля вызвало широкую критику в американской прессе. Чтобы смягчить негативную реакцию, следующее исполнение песни на телевидении — 1 июля на шоу Стива Аллена — было обращено в комедию: Аллен заставил Пресли одеться во фрак и петь, обращаясь к собаке. 9 сентября Пресли выступил на телешоу Эда Салливана, несмотря на то, что после скандала с «Hound Dog» Салливан заявлял, что Пресли не будет места на его передаче. Пресли появлялся у Салливана ещё два раза — 28 октября и 6 января 1957 года, после чего больше не принимал участия в телепередачах до конца жизни, — исключением стало лишь выступление на шоу Фрэнка Синатры в 1960 году. В октябре 1956 года американский журнал «Варьете» назвал Элвиса Пресли «королём рок-н-ролла».

Первые фильмы

Помимо карьеры в музыке у Пресли также были амбиции стать киноактёром. Весной 1956 года были сделаны первые кинопробы, и вскоре через продюсера Хэла Уоллиса был заключён контракт со студией Парамаунт Пикчерз (при этом было оговорено право работать с посторонними студиями). В августе Пресли принял предложение от студии 20 Сенчури Фокс сняться во роли второго плана в вестерне «Братья Рено» (реж. Роберт Уэбб); в главных ролях были Ричард Эган и Дебра Пейджит. Съёмки начались 22 августа. Одновременно с выпуском фильма был подготовлен саундтрек — миньон из чётырёх песен: по концепции Паркера фильмы Пресли должны способствовать сбыту пластинок, и наоборот популярность записей работала на раскрутку кинолент. Одна из песен — «Love Me Tender», вышедшая самостоятельно на сингле 28 сентября, — стала настолько популярной, заняв 1-е место, что название фильма было изменено с «Братьев Рено» на «Люби меня нежно». Премьера фильма состоялась 15 ноября 1956 года.

В начале сентября, в перерыве работы над фильмом, Пресли записал вторую долгоиграющую пластинку — альбом «Elvis» (вып. 19 октября 1956; 1-е место). Следом вышли синглы «Too Much» (вып. 4 января 1957), «All Shook Up» (вып. 22 мар 1957), — также занявшие первые места. 4 декабря Пресли заехал в студию Сэма Филлипса, где состоялся незапланированный джем-сейшн с участием Карла Перкинса, Джерри Ли Льюиса и Джонни Кэша; на следующий день в мемфисской газете появилась статья, где все четверо были названы «квартетом на миллион долларов» (под названием «Million Dollar Quartet» записи джем-сейшна были изданы в 1980-е гг.).

С конца января по начало марта 1957 года проходили съёмки второго фильма с участием Пресли — «Любить тебя» (реж. Хэл Кантер), сюжет которого был построен на биографии певца; это была первая из девяти кинолент Пресли, продюсированных Хэлом Уоллисом для Парамаунт Пикчерз. Для своей роли Пресли покрасил волосы в чёрный цвет — в подражание киноактёру Тони Кёртису; после чего к своему натуральному цвету Пресли не возвращался до конца жизни, за исключением службы в армии. Премьера фильма состоялась 10 июля 1957 года. Перед этим были выпущены саундтрек к фильму и сингл «Teddy Bear», — оба занявшие первые места. С этой киноленты началось сотрудничество Пресли с песенниками Либером и Столлером, — они также написали песни к следующим двум фильмам («Тюремный рок», «Кинг Креол») и балладу «Don’t» (сингл вып. 7 января 1958; 1-е место); после 1958 года из-за конфликта с Паркером творческий дуэт с Пресли больше напрямую не работал. Среди других композиторов были Бен Вайсман, Сид Уэйн, Аарон Шрёдер, Сид Теппер и Рой Беннет, — большинство из них писали песни для фильмов Пресли до конца 1960-х гг.

В марте 1957 года Пресли приобрёл в Мемфисе поместье Грейсленд, в которое вскоре переехали он и его семья. В перерывах между записями в том году у Пресли прошли три небольших турне по стране с несколькими концертами в Канаде — первыми и последними выступлениями Пресли за рубежом. Гастроли сопровождались беспорядками, привлекавшим внимание местных властей и американского общества в целом. В сентябре, после записи первого рождественского альбома Пресли, Скотти Мур и Билл Блэк уволились, будучи недовольными своим скромным окладом несмотря на продажи миллионы пластинок с их участием. Позже они вернулись, однако уже в качестве наёмных музыкантов на подённой основе (Блэк участвовал ещё в нескольких записях; Мур постоянно работал с Пресли до 1968 года). «Elvis’ Christmas Album» вышел 15 октября 1957 года и занял, подобно предыдущим альбомам, 1-е место; в пластинку были также включены четыре песни с госпельного миньона «Peace in the Valley», выпущенного ранее в апреле. Следом, 8 ноября на экраны вышел третий фильм Пресли — «Тюремный рок» (реж. Ричард Торп; съёмки проходили в мае — июне); его предварили сингл «Jailhouse Rock» и миньон-саундтрек, занявшие 1-е места.

20 декабря 1957 года Пресли был призван на военную службу, однако ввиду запланированной работы над фильмом «Кинг Креол» (реж. Майкл Кёртис), ему была предоставлена отсрочка. Съёмки проходили в январе — марте 1958 года; часть сцен была снята в Новом Орлеане, где разворачивается сюжет фильма, — местоположение также определило мотив песен и аранжировки в стиле диксиленда. Критики положительно оценили игру Пресли и киноленту в целом. На экраны «Кинг Креол» вышел 2 июля 1958 года; саундтрек был выпущен 19 сентября и занял 2-е место, — к тому времени Пресли уже служил в рядах американской армии.

Служба в армии (1958—1960)

В военном ведомстве изначально думали использовать Пресли в качестве инструмента популяризации призыва на военную службу; однако в свете негативного отношения к рок-н-роллу в обществе, Паркер и Пресли посчитали, что такой вариант ещё более подорвёт его репутацию, и согласились на обычную службу, где Пресли выполнял бы обязанности наравне с другими рядовыми. В интервью Пресли с энтузиазмом говорил о своём желании служить, однако в частных беседах он выражал беспокойство по поводу возможного краха его карьеры.

24 марта 1958 года Элвис Пресли был зачислен в ряды американской армии — во 2-ю танковую дивизию. Начальную военную подготовку Пресли проходил на базе Форт-Худ, шт. Техас. Во время недельного увольнения в начале июня Пресли заехал в Нашвилл для короткого сеанса звукозаписи, — RCA Records требовался материал для последующего выпуска пластинок в его отсутствие. В армии, несмотря на неформальные предложения, Пресли ни разу не выступил как певец. Получив известие о тяжёлом состоянии матери, Пресли вылетел в Мемфис. Через два дня, 14 августа Глэдис Пресли скончалась. Её смерть наложила тяжёлый отпечаток на Пресли.

В конце сентября 1958 года Пресли направляют на базу 3-й танковой дивизии, дислоцированную в Западной Германии (г. Фридберг). Пресли было разрешено жить в снятом в г. Бад-Наугейме частном доме, в который переехали его отец с родственниками. Постоянный антураж друзей и родственников, в окружении которых Пресли проводил всё своё свободное время, позже в прессе прозвали «Мемфисской мафией». Некоторые члены «мафии» знали Пресли ещё с ранних лет его славы, некоторые появились во время службы в армии; они выполняли разнообразные функции: телохранителей, лакеев, концертных менеджеров, музыкальных аккомпаниаторов. Во время одной из домашних вечеринок в сентябре 1959 года Пресли была представлена 14-летняя дочь офицера ВВС США Присцилла Бьюли (урожд. Вагнер), с которой он вскоре стал встречаться. В 1963 году по приглашению Пресли Присцилла переехала из ФРГ в Грейсленд; 1 мая 1967 года Бьюли и Пресли сочетались браком.

Во время службы в армии у Пресли в 1958 — 59 гг. продолжали выходить пластинки с новыми песнями: «Wear My Ring Around Your Neck» (вып. 7 апр. 1958; 2-е место), «Hard Headed Woman» (из фильма «Кинг Креол», 10 июня 1958; 1-е место), «One Night» (21 октября 1958; 4-е место), «I Need Your Love Tonight» (10 марта 1959; 4-е место), «A Big Hunk o’ Love» (23 июня 1959; 1-е место). За этот период также вышли четыре долгоиграющих пластинки-сборника.

Кинокарьера в Голливуде (1960—1968)

Переезд в Голливуд

2 марта 1960 года Пресли прибыл в США и через три дня был демобилизован в звании сержанта. Спустя две недели начались записи нового материала в Нашвилле. Их итогом стали синглы «Stuck on You» (вып. 23 марта 1960), «It’s Now or Never» (переделка неаполитанской песни «’O sole mio»; 5 июля 1960) и «Are You Lonesome Tonight?» (1 ноября 1960; в оригинале — баллада 1927 года) — все занявшие первые места, а также альбом «Elvis Is Back!» (8 апреля 1960; 2-е место), считающийся одной из лучших работ Пресли. Эти первые пластинки Пресли, выпущенные в стереофоническом звучании, хотя первые пробы с двухканальной аппаратурой начались ещё в 1957 году. Новые записи демонстрировали широкий жанровый диапазон, однако рок-н-ролл играл теперь меньшую роль. В перерыве между сеансами звукозаписи — 26 марта — Пресли принял участие в телешоу Фрэнка Синатры, на котором исполнил две новые песни («Stuck on You» и «Fame and Fortune»), а также исполнил дуэт с Синатрой; трансляция состоялась 12 мая. Что касается гастролей, то Пресли с Паркером приняли решение обходиться без них; за исключением нескольких благотворительных концертов в феврале — марте 1961 года Пресли не выступал на сцене до 1969 года.

В целом, акцент карьеры Пресли — согласно планам Паркера и его команды — должен был переместиться в сферу кинематографа, и на 1960 год были запланированы съёмки трёх фильмов. Ввиду занятости в Голливуде Пресли в том же году переехал в Лос-Анджелес. Первой картиной стала музыкальная комедия «Солдатский блюз» (реж. Норман Таурог; вып. 23 ноября 1960), тема которой обыгрывала службу самого Пресли в Германии. Новый образ Пресли в «Солдатском блюзе» (рекламный лозунг «Идол молодёжи — теперь идол семьи!») положительно приняли критики и кинозрители. Популярностью также пользовалась звуковая дорожка к фильму (вып. 1 октября 1960), занявшая 1-е место и номинировавшаяся на две награды «Грэмми». Следующие две картины — «Пылающая звезда» (реж. Дон Сигел; вып. 20 декабря 1960) и «Дикарь» (реж. Филип Дунне; вып. 15 июня 1961) — были поставлены по серьёзным сценариям, и музыкальных сцен в них почти не было. Однако эти киноленты с неубедительными сюжетами и игрой актёров были прохладно встречены как критиками, так и поклонниками Пресли, что убедило Паркера и Пресли впредь не удаляться от формата музыкальной комедии. В развёрнутом плане эта концепция была реализована в фильме «Голубые Гавайи», вышедшем на экраны 22 ноября 1961 года (реж. Н. Таурог) и ставшем одним из лидеров кассовых сборов 1961 — 62 гг. В фильме Пресли исполнил 14 песен, включая хит «Can’t Help Falling in Love» (вып. на сингле 1 октября 1961; 2-е место). Саундтрек «Blue Hawaii» (вып. 1 октября 1961) занимал 1-е место в течение 20 недель и был номинирован на премию «Грэмми». Согласно заключённому в 1961 году контракту со студией Метро-Голдвин-Мейер, за каждый фильм Пресли отчислялось $500 000 ($3,97 млн по ценам 2014) плюс 50 % от проката (от Парамаунт Пикчерз Пресли получал $175 000 за картину).

Обычные, не голливудские записи Пресли 1961 — 63 гг. продолжали занимать высокие места в хит-парадах: «Surrender» (версия неаполитанской песни «Вернись в Сорренто»; вып. 7 февраля 1961; 1-е место), «I Feel So Bad» (2 мая 1961; 5-е место), «His Latest Flame» (8 августа 1961; 4-е место), «Good Luck Charm» (27 февраля 1962; 1-е место), «She’s Not You» (17 июля 1962; 5-е место), «Devil in Disguise» (1963; 3-е место). В тот же период вышли три номерных альбома: первая долгоиграющая пластинка Пресли в жанре госпел — «His Hand in Mine» (10 ноября 1960; 13-е место); «Something for Everybody» (вып. 17 июня 1961; 1-е место) и «Pot Luck» (5 июня 1962; 4-е место), — последние два несли в себе печать т. н. «нашвиллского саунда», — направления в кантри, для которого был характерен мягкий, отшлифованный звук. Следующий номерной альбом, запланированный на 1963 год, выпущен не был: записи с него разошлись по синглам.

Фильмы и записи 1960-х

Успех «Голубых Гавайев» определил дальнейшую траекторию карьеры Пресли: последующие фильмы следовали их формуле как по содержанию, так и по музыкальному сопровождению; записи, не предназначенные для Голливуда, постепенно стали исключением (следствием чего с середины 1960-х гг. стали многочисленные выпуски синглов со старым материалом). Ежегодно снималось по три картины; сами съёмки проходили в течение нескольких недель. Типичный фильм Пресли подразумевал экзотическое место действия, романтическую завязку и исполнение 10-12 песен. При своей малобюджетности и незамысловатости эти картины стабильно приносили прибыль, подтверждая тем самым сделанный Паркером и Пресли выбор. Среди наиболее популярных кинолент Пресли тех лет можно отметить «Девушки! Девушки! Девушки!» (реж. Норман Таурог; вып. 21 ноября 1962), «Целующиеся кузены» (реж. Джин Нельсон; 6 марта 1964), «Да здравствует Лас-Вегас!» (реж. Джордж Сидни; 20 мая 1964; фильм включал дуэты с Энн-Маргрет), «Рабочий по найму» (реж. Джон Рич; 11 ноября 1964), «Девушка счастлива» (реж. Борис Львович Сагал; 7 апр. 1965).

Стилистически песни практически не менялись от фильма к фильму; саундтреки характеризовались непостоянством качества музыкального материала, включавшем композиции, которые сам Пресли считал совершенно недостойными записи. Поскольку авторскими правами на песни Пресли занималась исключительно фирма Hill & Range, выбор материала, предлагаемого её представителем Фредди Бинштоком, был ограниченным; композиторами были в большинстве одни и те же люди, которые по словам Дж. Хопкинса «никогда по-настоящему не понимали Элвиса или рок-н-ролл». Кроме того, как пишет биограф С. Долл, стимула менять что-либо ни у кого не было: даже посредственные саундтреки неплохо продавались, а в начале 1960-х гг. песни из кинолент Пресли зачастую становились крупными хитами: «Return to Sender» (из фильма «Девушки! Девушки! Девушки!»; вып. 5 сентября 1962; 2-е место), «Bossa Nova Baby» (из фильма «Веселье в Акапулько»; 1 октября 1963; 8-е место).

С 1964 года новые песни Пресли стали постепенно терять популярность, — исключением стал выпущенный в апреле 1965 года сингл «Crying in the Chapel», который занял 3-е место (при этом, сама песня была записана ещё в 1960 году). Это объяснялось и стагнацией музыки Пресли и сменой тенденций в музыкальной индустрии под влиянием «британского вторжения», начатого The Beatles. С британским ансамблем сам Пресли познакомился на встрече, организованной в его лос-анджелесском особняке 27 августа 1965 года, — мероприятие было проведёно в строгой тайне, без фотографий и пресс-релизов.

Резким контрастом голливудской продукции тех лет были записи, сделанные в Нашвилле в мае — июне 1966 года, во время которых Пресли записал второй религиозный альбом «How Great Thou Art» (вып. 27 января 1967; 18-е место и награда «Грэмми»), синглы «Love Letters» (8 июня 1966; 19-е место), «If Every Day Was Like Christmas» (15 ноября 1966) и песню «Tomorrow is a Long Time» Боба Дилана. Для этих сеансов звукозаписи Чет Аткинс, формально контролировавший процесс, пригласил Фелтона Джарвиса, который с этого момента стал постоянным продюсером Пресли. Перед Джарвисом Пресли поставил задачу привести звучание к уровню The Beatles и других британских групп, то есть усилить роль инструментов при сведении звука, в частности ударных и бас-гитары.

Закат кинокарьеры

Постепенно продажи альбомов-саундтреков стали падать. Наиболее очевидной эта проблема стала к концу 1967 года, когда последние два альбома — «Double Trouble» (вып. 1 июня 1967) и «Clambake» (10 октября 1967) — смогли занять лишь 47-е и 40-е места соответственно. Кроме того, начиная с фильма «Спидвей» (реж. Н. Таурог; вып. 12 июня 1968; включал песни Нэнси Синатры), прибыль от кинокартин Пресли теперь еле-еле покрывала расходы на производство. Было решено не выпускать больше саунтдреки и сократить количество песен в фильмах до двух-четырёх. Пресли сам был твёрдо намерен найти для себя современный стиль; однако свежий звук новых синглов — «Guitar Man» (вып. 3 января 1968), «U.S. Male» (28 февраля 1968) и «A Little Less Conversation» (3 сентября 1968; в 2002 году был сделан ремикс, ставший международным хитом) — не был оценён: пластинки заняли скромные места. «К тому времени, — пишут биографы К. Кирхберг и М. Хендрикс, — ущерб был уже нанесён: для серьёзных любителей музыки Элвис стал анекдотом, „человеком прошлого“ для всех, кроме его самых преданных поклонников». Были сделаны попытки отойти от шаблона музыкальной комедии, наиболее выраженные в вестерне «Чарро!» (реж. Чарльз Маркиз Уоррен; вып. 13 марта 1969) и драме «Смена привычки» (реж. Уильям Грэм; 10 ноября 1969), на которой актёрская карьера Пресли завершилась.

Возвращение на сцену (1968—1973)

Телеконцерт 1968 года

В январе 1968 года Том Паркер заключил с телеканалом Эн-би-си контракт на запись рождественского телеконцерта. Исполнительный продюсер проекта Боб Финкель убедил Паркера изменить формат — убрать рождественскую тематику — и сделать динамичное шоу из различных сегментов с хореографическими постановками. Пресли сам, по словам Финкеля, дал ему понять, что хотел бы, чтобы программа «не имела ничего общего с мотивами его кинофильмов и всем, чем он до этого занимался».

Репетиции и запись шоу состоялись в июне 1968 года в лос-анджелесских студиях. Телеконцерт включал несколько сегментов: импровизационный джем-сейшн в духе Sun Records (для гитариста Скотти Мура и барабанщика Доминика Фонтаны, игравших с Пресли с середины 1950-х гг., это была последняя с ним работа); выступление перед публикой, во время которого были исполнены старые хиты; госпельное отделение и попурри из новых песен. Пресли выступил в чёрном кожаном костюме с высоким «наполеоновским» воротником, что по замыслу дизайнера Билла Белью должно было вывести на передний план имидж Пресли-музыканта, а не голливудского актёра. Программу завершала песня «If I Can Dream», проникнутая нехарактерным для Пресли призывом к социальной справедливости, — она была специально написана по просьбе режиссёра шоу Стива Биндера, считавшего неуместным в конце шоу рождественскую композицию, на которой продолжал настаивать Паркер. «If I Can Dream» была издана на сингле 5 ноября 1968 года и к середине января 1969 года достигла 12-е места, — выше синглы Пресли не поднимались с 1965 года. Сам телеконцерт, названный «Элвис», вышел в эфир 3 декабря 1968 года; одноимённый саунтдрек был выпущен двумя неделями ранее. Согласно зрительскому рейтингу шоу было признано наиболее популярной телепередачей сезона, в то же время реакция критиков была смешанной. В судьбе Пресли телеконцерт сыграл важную роль: он открывал новые перспективы, — одновременно возвращая любителям поп-музыки память о «короле рок-н-ролла» и намечая контуры его последующей карьеры (обновление стиля и возвращение на сцену).

Записи в Мемфисе

Новый материал Пресли решил записать в мемфисской студии American, специализировавшейся на музыке соул, — сеансы звукозаписи в Нашвилле давно не приносили успеха, в то время как за American и её сессионными музыкантами закрепилась репутация катализаторов хитовых записей. Под руководством продюсера Чипса Момана с 13 января по 18 февраля были записаны 32 композиции, в которых, как в ранних записях Пресли, были соединены кантри, эстрада и ритм-н-блюз. Результаты работы были выпущены на двух альбомах: «From Elvis in Memphis» (17 июня 1969; 13-е место) и «Back in Memphis» (14 октября 1969, в составе концертного альбома; 12-е место); а также четырёх синглах: «In the Ghetto» (14 апр. 1969; 3-е место), «Suspicious Minds» (26 августа 1969; 1-е место), «Don’t Cry Daddy» (11 ноября 1969; 6-е место) и «Kentucky Rain» (29 января 1970; 16-е место). Эти пластинки существенно отличались от того, что Пресли записывал в предыдущие годы. Рецензентами высоко был оценён диск «From Elvis in Memphis», который считается одним из лучших альбомов Пресли. «Важно отметить то, — пишет критик Дж. Робертсон, — что эти записи были актуальны для 1969 года — пусть не угар кислотного рока, но это была зрелая эстрада, приправленная музыкой соул — благодаря этому Пресли не казался дядькой в возрасте в окружении подростков». Биограф Пресли П. Гуральник приводит в пример песню «In the Ghetto» как «неопровержимый намёк того, каким бы могло быть музыкальное развитие Элвиса, если бы он последовательно подходил к процессу звукозаписи как форме искусства».

Ангажементы в Лас-Вегасе

15 апреля 1969 года Пресли заключил договор с только что построенной гостиницей «Интернациональ» (в 1971 переименована в «Лас-Вегас Хилтон») на летний ангажемент, за который он получал беспрецедентную для Лас-Вегаса сумму в 500 000 долларов. Для предстоявших выступлений Пресли подобрал коллектив, который включал рок-группу, возглавляемую гитаристом Джеймсом Бёртоном, эстрадно-симфонический оркестр из 35 человек, госпельный квартет The Imperials и негритянскую вокальную группу The Sweet Inspirations. С небольшими изменениями (в частности, The Imperials были заменены в 1971 году на The Stamps) этот состав музыкантов сопровождал Пресли на концертах до конца его жизни.

Первое выступление состоялось 31 июля 1969 года, в присутствии звёзд шоу-бизнеса и прессы. Программа включала хиты 1950-х — начала 1960-х гг., а также несколько новых номеров и кавер-версий современных песен (The Beatles, Bee Gees и др.): Пресли сознательно не хотел быть частью возникшей в том году моды на старый рок-н-ролл. В течение четырёх недель Пресли дал 58 концертов (по два выхода в день), которые посетили 130 157 чел., что было рекордом для концертных залов Лас-Вегаса. Энтузиазм слушателей и критиков послужил для Паркера и Пресли сигналом к полному развороту карьеры в сторону концертной деятельности; с гостиницей был заключён пятилетний контракт на ежегодные ангажементы (по два сезона, в феврале и августе).

В свете успеха выступлений в Лас-Вегасе были выпущены две концертные пластинки: «Elvis in Person» (14 октября 1969, в составе двойного альбома; записи августа 1969) и «On Stage» (23 июня 1970; записи февраля 1970); с последнего альбома также вышел сингл «The Wonder of You» (20 апр. 1970; 9-е место).

Вскоре Пресли нашёл свой новый имидж. В феврале 1970 года он вышел на сцену в белом расклешенном комбинезоне, отделанным макраме и скреплённым больших размеров пряжкой; со временем дизайн костюмов усложнялся, с добавлением драгоценных камней, страз и металлических украшений, однако фасон оставался прежним. Постепенно концерты Пресли стали напоминать, по словам С. Долл, «серию обрядов и церемоний, нежели простое выступление певца». С начала 1971 года выход на сцену предваряла увертюра к симфонической поэме Рихарда Штрауса «Так говорил Заратустра». Заканчивались все концерты песней из фильма «Голубые Гавайи» — «Can’t Help Falling in Love», допев последние строчки которой, Пресли срочно покидал сцену под грохот барабанов и труб; если выступление было не в Лас-Вегасе, то Пресли тотчас же уезжал в поджидавшем у чёрного входа лимузине, и полминуты спустя конферансье в зале объявлял: «Элвис только что покинул здание». Однако уже после нескольких ангажементов в Лас-Вегасе однообразие шоу стало наводить на него скуку.

Документальные фильмы и телеконцерт на Гавайях

С 4 по 8 июня 1970 года в Нашвилле прошли записи новых песен, в большинстве выдержанных в жанрах кантри и «чистой белой» эстрады, которая по мнению критика Дж. Робертсона идеально подходила для публики в Лас-Вегасе, но по сравнению с записями 1969 года «определённо являлась шагом назад для Элвиса». Большого объёма материала, включавшего дополнительный сеанс звукозаписи в сентябре, хватило на выпуск трёх альбомов — «That’s the Way It Is» (11 ноября 1970; 21-е место), «Elvis Country» (2 января 1971; 12-е место), «Love Letters from Elvis» (16 июня 1971; 33-е место) — и нескольких синглов, наибольшим успехом из которых пользовался «You Don’t Have to Say You Love Me» (6 октября 1970; 11-е место). Полтора месяца спустя начались съёмки первого документального фильма о Пресли «Элвис: Всё, как есть» (реж. Денис Сандерс), которые запечатлели репетиции в студиях Метро-Голдвин-Майер и выступления на сцене в Лас-Вегасе. В фильм также вошли кадры с первого за 13 лет турне Пресли по Америке, открытого концертом в Фениксе, шт. Аризона, 9 сентября 1970 года. Новая программа включала такие песни как «Bridge over Troubled Water» Саймона и Гарфанкеля, «You’ve Lost That Lovin’ Feelin’» группы The Righteous Brothers и «I Just Can’t Help Believing» Билли Джо Томаса. «Элвис: Всё, как есть» вышел на экраны 11 ноября 1970 года, одновременно с альбомом «That’s the Way It Is», состоявшим из студийных и концертных записей, отражавших репертуар фильма. Критики положительно отозвались о фильме, а также хорошо приняли следующий, концептуальный альбом в стиле кантри.

21 декабря 1970 года Пресли встретился в Белом доме с президентом США Ричардом Никсоном. Во время визита Пресли заявил о своей лояльности и готовности помочь в качестве тайного агента в кругах представителей контркультуры, при этом неожиданно отметив, что «средоточие антиамериканизма» кроется в британской группе The Beatles. Никсон со своей стороны заметил, что для Пресли как певца «важно соблюдать доверие». По итогу встречи Пресли получил то, ради чего и прилетел в Вашингтон — почётное звание офицера по борьбе с наркотиками.

В марте, мае и июне 1971 года прошли новые записи в Нашвилле. Несмотря на то, что сеансы звукозаписи были отмечены отсутствием энтузиазма и отвлечённостью со стороны Пресли, был записан большой объём материала — 44 композиции, которые были распределены по нескольким синглам и четырём альбомам — «The Wonderful World of Christmas» (вторая рождественская пластинка; 20 октября 1971), «Elvis Now» (20 февраля 1972; 43-е место), «He Touched Me» (3 апр. 1972; 79-е место) и «Elvis» (16 июля 1973; 52-е место). В 1973 году «He Touched Me» — третий религиозный альбом Пресли — получил премию «Грэмми» в категории «лучший духовный альбом».

Гастроли и ангажементы в Лас-Вегасе вскоре стали главным содержанием карьеры Пресли; что касается работы в студии, то интерес к ней у него почти полностью пропал. Этот период был запечатлён в новой документальной киноленте «Элвис на гастролях» (реж. Роберт Абель и Пьер Эдидж; за монтаж отвечал Мартин Скорсезе). Большая часть фильма состояла из съёмок с турне апреля 1972 года; также был отснят сеанс звукозаписи в голливудской студии, где Пресли записал новые синглы: «Burning Love» (вып. 1 августа 1972; 2-е место) и «Separate Ways» (вып. 31 октября 1972; с «Always on My Mind» на обратной стороне). Фильм вышел в прокат 1 ноября 1972 года и был удостоен премии «Золотой глобус» в номинации «лучший документальный фильм». Планировавшийся саундтрек выпущен не был: к тому времени уже вышел двойной концертный альбом, записанный 10 июня 1972 года в нью-йоркском зале Мэдисон-сквер-гарден, который в целом повторял программу фильма.

В семье Пресли, тем временем, нарастали проблемы. После рождения дочери Пресли стал отдаляться от жены, вступал в связи с посторонними женщинами. 23 февраля 1972 года, супруга Пресли сама ушла от него, сославшись на связь с её инструктором по карате М. Стоуном, которого для неё пригласил сам Пресли. 18 августа того же года пара подала на развод, который был официально закреплён 9 октября 1973 года. С лета 1972 года постоянной подругой Пресли стала Линда Томпсон.

Следующим проектом стал телеконцерт «Aloha from Hawaii», ставший первым в мире шоу, трансляция которого осуществлялась по глобальной спутниковой связи. Выступление 14 января 1973 года в Гонолулу, шт. Гавайи, было показано в 38 странах, правда, в США, ввиду проводившегося в тот день чемпионата по футболу, телеконцерт вышел в эфир лишь в апреле. Официально считается, что «Aloha from Hawaii» просмотрело более миллиарда человек, однако эта цифра подвергается сомнению. Гонорар за выступление составил 900 000 долларов, а вся прибыль с билетов была передана в благотворительный фонд борьбы с раком. Двойной альбом с записью концерта вышел 4 февраля и в мае занял 1-е место в американском хит-параде.

Последние годы (1973—1977)

Проблемы со здоровьем

Через несколько недель после гавайского концерта Пресли отыгрывал свой восьмой сезон в Лас-Вегасе, в течение которого певцу впервые пришлось пропустить несколько выступлений. Стали давать знать о себе накопившиеся проблемы со здоровьем. Уже на протяжении многих лет Элвис Пресли был зависим от официально прописываемых лекарств, которые стали для него наркотиками. Изначально всё началось с армейских дней, когда музыкант и его окружение принимали лекарства, чтобы иметь возможность проводить свободные ночи напролёт. Затем стали требоваться лекарства, чтобы можно было уснуть. Зависимость же начала развиваться по возвращении из армии в Голливуд с его вечеринками и ночной жизнью. Пресли стал также употреблять лекарства, направленные на потерю веса, — чтобы поддерживать форму для фильмов и позже — для гастролей. Плотный график сезонных выступлений в Лас-Вегасе (два концерта в день, в 10 часов вечера — dinner show — и полночь — midnight show — в течение 4 недель) также не располагал к естественному расслаблению: требовались лекарства, чтобы успокоиться после возбуждения от выступления, затем, чтобы вновь обрести бодрость.

В итоге к началу 1970-х гг. Пресли находился в большой зависимости от прописываемых лекарств, и организм певца стал не выдерживать подобной медицины; к этому добавилась глаукома левого глаза, обнаруженная в марте 1970 года (вынудившая певца носить тёмные очки), и проблемы с желудком. По болезни всё чаще стали пропускаться концерты (особенно в течение контрактных сезонов в Лас-Вегасе); в октябре 1973 года Пресли в первый раз попадает в больницу, где проходит длительное очищение организма; в 1975 — 77 гг. певец подвергается госпитализации ещё несколько раз. Любопытно, что сам певец совершенно не считал все эти лекарства наркотиками, так как они выдавались по рецептам его лечащих врачей. В итоге вместо того, чтобы пытаться решить проблему зависимости, Пресли предпочитал более внимательно изучать медицинские характеристики своих лекарств, чтобы избежать побочных эффектов и возможной передозировки.

Эта лекарственная нагрузка сказалась на повседневной жизни Пресли: у него развивалась подозрительность: комнаты его особняка были оборудованы коммуникационной системой «Intercom», позволявшей круглосуточно связываться c телохранителями; также по поместью были установлены камеры слежения. Кроме того, у певца полностью изменился режим. Все его комнаты в Грейсленде и в отелях были в полумраке, при помощи кондиционеров в его спальне устанавливалась предельно холодная температура, которую мог переносить певец (окна гостиничных номеров также заклеивались фольгой, чтобы не допустить солнечного света и тепла). Ко сну Пресли отходил утром, а пробуждался во второй половине дня. Поэтому хождения по магазинам, поездки в кино и т. п. проходили ночью. Такого же распорядка придерживалось и его ближайшее окружение — «мемфисская мафия» (в 2006 году в «Грейсленде» состоялась выставка на тему ночной жизни Пресли «Elvis After Dark»).

Концерты

Несмотря на все эти проблемы, Элвис Пресли неустанно выступал на сцене: с 1969 по 1977 гг. им было дано около 1100 концертов в США. Его сезонные шоу в Лас-Вегасе всё так же продолжались, хотя самому музыканту они, очевидно, наскучили после первых двух-трёх лет, что отражалось на выступлениях: Пресли зачастую быстро пропевал свой репертуар, состоящий из старых хитов и немногих новых песен, при этом он более охотно вёл всё более увеличивающиеся монологи разнообразного характера (от рассказов о истории покупки бриллиантов до рассуждений о Библии). Качество концертов целиком зависело от настроения певца. В 1976 году сезонный контракт в Лас-Вегасе был прерван (Пресли выступил лишь в декабре 1976 года на свободной основе). Несмотря на то, что записи Пресли всё реже попадали в хит-парады, на концертах был полный аншлаг. Поэтому, несмотря на всё более частые холодные рецензии в прессе, любое его турне было гарантированным успехом, что привело Пресли к финансовой и психологической зависимости от гастролей, которые следовали одни за другими, часто лишая певца необходимого отдыха.

Новые альбомы

К середине 1970-х гг. для RCA Records стала очевидной апатия Пресли к записям в студии. После студийных «марафонов» 1969 — 71 гг. певец резко снизил регулярность записей новых песен. Снизилась и продолжительность сессий: Пресли лишь пел под сопровождение небольшой группы (без него затем накладывались подпевки, оркестр и т. п.), количество дублей было минимальным, записи прерывались по любому поводу. Ситуация была схожа с 60-ми гг.: тогда Пресли концентрировал всё внимание на кинокарьере и почти ничего, кроме кинопесен, не записывал, теперь такой же акцент был перенесён на гастроли. RCA были вынуждены искать новые пути для маркетинга певца. Начались многочисленные, прежде нехарактерные издания сборников, концертов, коллекционных пластинок. Новые студийные записи предусмотрительно лежали на полках и выходили лишь, когда становилось очевидным, что певец будет записывать новый материал, или наоборот, когда новых пластинок уже катастрофически не хватало. В 1973 — 75 гг. вышли альбомы «Raised On Rock» (1973), «Good Times» (1974), «Promised Land» (1975), «Today» (1975) — все состоявшие в большинстве своём из поп-баллад и песен в стиле кантри.

Наконец, в феврале 1976 года RCA сами привезли свою передвижную студию в «Грейсленд», чтобы Пресли мог записываться, не выходя из дома (один из альбомов — «Raised On Rock» — уже был частично записан аналогичным образом дома в Калифорнии). Итогом стали 12 песен, которые моментально пошли на новые синглы и альбом, гордо озаглавленный «From Elvis Presley Boulevard, Memphis, Tennessee (Recorded Live)» (в 1976 часть шоссе, где находился «Грейсленд», была переименована в Бульвар Элвиса Пресли). Однако этот успех не удалось привести к регулярной практике: следующая попытка записи в «Грейсленде» в октябре того же года прервалась после всего четырёх песен.

Усилившиеся разногласия между Элвисом с Томом Паркером по поводу его диктаторского стиля работы и вопросов касавшихся участия Элвиса в финансовых операциях касательно его активов приводили согласно свидетельствам друзей Элвиса из «Мэмфисской банды» к постоянным противоречиям и противостоянию.

В феврале 1977 года Элвиса удалось уговорить на запись нового альбома в студиях RCA. Певец вылетел в Нашвилл, но на сессии так никогда и не появился, сославшись на горло; собравшиеся музыканты вынуждены были разойтись. В итоге продюсер Пресли Фелтон Джарвис решил использовать весь оставшийся материал с домашних сессий 1976 года (6 песен) и дополнить его записями с последних концертов. Так, в июне 1977 года вышел последний альбом Элвиса Пресли «Moody Blue».

Последние гастроли

Всю зиму и весну 1977 года Элвис Пресли активно гастролировал по Америке. В апреле его выступления неожиданно прервались из-за вынужденной госпитализации. Выписавшись из мемфисской больницы, Пресли вновь отправился в одно мини-турне за другим. Именно в это время Том Паркер вёл переговоры с «Си-би-эс» о съёмках нового телешоу, составленного из записей с концертов. Режиссёров, отснявших первые пробы, выступления Пресли привели в недоумение: перед ними была поставлена задача запечатлеть малоподвижную ныне фигуру Пресли, равнодушное большей частью пение и общий болезненный облик певца, к тому времени также значительно набравшего вес. Съёмки, тем не менее, были назначены на 19 июня 1977 года в Омахе. Выступление было вялым и мало подходило для масштабного телешоу. Однако его более-менее компенсировал второй концерт в Рапид-Сити 21 июня, на котором Пресли был явно в хорошем настроении и полон энергии. Возможно, эти выступления не увидели бы свет, если бы не последовавшая вскоре смерть Пресли: со времени телетрансляции шоу «Элвис на концерте» в октябре 1977 года компания Пресли неоднократно подтверждает своё нежелание выхода этих телесъёмок на видео, ссылаясь на возможный вред имиджу «короля рок-н-ролла» со стороны СМИ.

Окончив выступление в Индианаполисе 26 июня, Пресли вернулся в «Грейсленд», в котором пребывал в обычном бездействии, отдыхая перед новыми гастролями, назначенными на 17 августа. Последние месяцы его жизни были омрачены вышедшей в июле 1977 года книгой «Что случилось, Элвис?», написанной Редом и Сонни Вестами с Дэвидом Геблером, телохранителями Пресли, уволенными за год до публикации (Ред и Сонни Весты были одними из самых старых и близких друзей Пресли, знавших его ещё со школы; их увольнение было инициировано отцом Пресли, посчитавшим, что слишком много людей живёт за счёт его сына). В книге освещалась повседневная жизнь «короля рок-н-ролла», вызвавшая шок у миллионов поклонников по всему миру (книга описывала агрессивные выходки Пресли в гостиницах, его наркотическую привязанность, болезненную подозрительность и многое другое, что до того было скрыто от публики). Элвис погрузился в депрессию, чувствуя себя преданным.

Смерть

16 августа 1977 года Пресли, как обычно, приехал в своё поместье глубоко за полночь, вернувшись от зубного врача. Остаток ночи был проведён в разговорах о предстоящих через два дня гастролях, о книге его телохранителей, о планах помолвки с его новой подругой Джинджер Олден. Утром Пресли принял дозу успокаивающих лекарств, однако спустя несколько часов, не имея возможности заснуть, принял ещё одну дозу, в данном случае, видимо, оказавшуюся критической. После этого он провёл какое-то время, читая книги в ванной комнате, устроенной на манер будуара. Около 2 часов дня 16 августа Олден, проснувшись и не обнаружив Элвиса в постели, пошла в ванную комнату, где нашла его бездыханное тело на полу. Срочно была вызвана «скорая помощь», доставившая Пресли в реанимацию, хотя было очевидно, что все усилия напрасны. В четыре часа дня было сделано официальное заявление о смерти — по причине сердечной недостаточности, — однако вскрытие затем показало, что причиной остановки сердца стала именно чрезмерная доза различных медикаментов (по другим данным — наркотиков); тем не менее, вследствие полузасекреченного характера расследования существует также множество других версий смерти наравне с популярной легендой, что певец до сих пор жив. После заявления о смерти сразу же стали собираться тысячные толпы поклонников у ограды «Грейсленда». Пресли был похоронен 18 августа на кладбище, несколько месяцев спустя его прах был перенесён в «Грейсленд» после попытки взлома его гроба людьми, желавшими проверить, действительно ли «король рок-н-ролла» умер.

Разногласия по поводу смерти

Сразу же после смерти Пресли возникли теории о том, что певец на самом деле жив. Уже через месяц его могила подверглась осквернению, когда некоторые люди хотели проверить, на самом ли деле Пресли мёртв. В конце 80-х гг. появились публикации о «жизни» Пресли после смерти: певец якобы сознательно осуществил постановку своей смерти, чтобы удалиться от надоевшего ему мира шоу-бизнеса и предаться духовному совершенствованию (Пресли действительно был подвержен духовным исканиям в последние годы); по другой версии, Пресли удалился на длительное лечение от наркотиков, но упустил время и не смог вернуться обратно на сцену. Эта теория о фиктивной смерти в 1977 году подпитывается несколькими фактами: засекреченный характер медицинского расследования причины смерти; отсутствие фотографии тела певца; изменение среднего имени на могиле (Пресли якобы таким образом не считал бы себя похороненным); и, конечно, психологическое нежелание миллионов поклонников принять столь неожиданные обстоятельства преждевременной смерти. К этому добавились периодические свидетельства людей, видевших Пресли в различных местах планеты. Эта теория прочно вошла в поп-культурную мифологию о Пресли, нередко с оттенком иронии. В 1991 году лос-анджелесская газета напечатала скандальный репортаж о встрече с «живым» Пресли. В 2006 году в американских СМИ появилась история о «тайной жизни» Пресли, который якобы умер не в 1977, а в середине 1990-х гг.
С конца 1980-х в США распространены разнообразные религиозные организации, обожествляющие Пресли и ожидающие его «второго пришествия».
В настоящее время (в рамках проекта Dead Famous DNA) выдвинута теория о генетической предрасположенности Элвиса к проблемам со здоровьем

Посмертная слава

Известность Пресли настолько широка, что многие люди называют его лишь по имени — Элвис. С Элвисом Пресли также ассоциируется устойчивое словосочетание «Король рок-н-ролла» (в Америке зачастую просто «Король» — англ. The King). Снято множество кино- и телефильмов, как биографических, так и имеющих лишь косвенное отношение к самой жизни Пресли, издано ещё большее количество книг (включая энциклопедии и кулинарные). Процветает обширная индустрия имитаторов Пресли по всему миру (при этом они, как правило, используют наиболее узнаваемый образ Пресли 70-х гг.). Его поместье «Грейсленд» является вторым в США после Белого дома местом по посещаемости (600 тысяч человек в год).

Музыка Элвиса Пресли продолжает издаваться, не теряя оборотов (см. ниже ссылку на подробную дискографию). Периодически проводятся масштабные маркетинговые кампании, выводящие Пресли в верхние строчки хит-парадов (выходы DVD или новых синглов). С 2002 года начались первые «официальные» выпуски танцевальных ремиксов на песни Пресли «A Little Less Conversation» (2002; ремикс Junkie XL), «Rubberneckin’» (2004; ремикс Пола Окенфолда). В 1999 году BMG основала новый лейбл Follow That Dream, который специализируется исключительно на выпуске музыкальной продукции Пресли (см. дискографию).

Всеми делами Пресли заведует компания Elvis Presley Enterprises, которой принадлежат права на коммерческое использование имён «Элвис» и «Элвис Пресли»; компания находится под частичным контролем Присциллы и Лизы-Мари Пресли. Последняя стала также певицей и выпустила 3 альбома.

Дискография и фильмография

• Дискография Элвиса Пресли
• Фильмография Элвиса Пресли
• Алфавитный список песен Элвиса Пресли

Музыкальные достижения

В мире продано более миллиарда пластинок (винил и компакт-диски) Пресли (при этом 60 % всех продаж приходится только на Америку). В США у Пресли 150 альбомов, которые достигли золотого, платинового или мультиплатинового статуса. Из них 10 достигли 1-го места в хит-парадах.

Пресли при жизни получил 3 награды «Грэмми», — все за духовную музыку (госпел): в 1967 году за альбом «How Great Thou Art», в 1971 году за альбом «He Touched Me» и в 1974 году за концертную версию песни «How Great Thou Art».

У Пресли больше чем у кого-либо песен (149), попадавших в «горячую сотню» хит-парада «Биллборд». Из них 40 — в «верхней десятке» и 18 песен заняли 1-е место.

Интересные факты

• При рождении Элвису было дано второе имя Арон, чтобы сделать его похожим на имя мертворождённого брата Гарона, но на могиле было высечено имя Аарон по настоянию отца, потому что Элвис предпочитал библейское произношение и планировал официально сменить имя. Полное имя, официально использующееся в настоящее время его компанией — Элвис Аарон Пресли. Однако до середины 70-х гг. Пресли сам всегда писал своё имя с одной A. Свидетельство о рождении тоже содержит одну букву А (более того, свидетельство о рождении было исправлено по настоянию родителей, ибо туда неверно было внесено имя с двумя А).
• Предками Элвиса Пресли по линии матери были индейцы племени Чероки.
• Очень часто исполнителем песни «Only You (And You Alone)» ошибочно считают Элвиса Пресли из-за похожей вокальной манеры, сингл впервые был записан в 1955 г. и стал первым хитом группы The Platters.
• Пресли стремился сняться в серьёзных драматических кинофильмах и при своей жизни получал подобные предложения, которые всякий раз отвергались его импресарио. Некоторые из отвергнутых фильмов: мюзикл «Вестсайдская история» (1961; роль Тони получил Ричард Беймер); «Запоздалый блюз» (1962; роль получил Бобби Даррин), «Сладкоголосая птица юности» (1962; роль получил Пол Ньюман), «Рождение звезды» (1975; роль получил Крис Кристоферсон).
• У Пресли не раз были контакты с руководителями США: в феврале 1966 года Линдон Джонсон посещает Пресли во время съёмок фильма «Spinout»; в декабре 1970 года Пресли встречается с вице-президентом Спиро Агню и затем в Белом доме с Ричардом Никсоном; в 1976—1977 гг. Пресли общался с семьёй президента Джимми Картера, а также по телефону лично с ним самим. При этом Пресли был почётным сотрудником ФБР и различных полицейских департаментов. Собственно, встреча с Никсоном и была инициирована самим Пресли и ФБР, чтобы певец мог получить почётное звание офицера ФБР по борьбе с наркотиками. Этой встрече посвящён художественный фильм «Элвис встречает Никсона». Кроме того, будущему госсекретарю США генералу Колину Пауэллу во время своей службы в Западной Германии также довелось встречаться с Пресли.
• В одной из кинопесен Пресли 1960-х гг. (He’s Your Uncle, Not Your Dad) упоминается советский город Ленинград. Другим упоминанием о России является игра «Русская рулетка» в песне «The Lady Loves Me».
• Много людей названы именем Пресли. Канадец Элвис Стойко, трёхкратный чемпион мира по фигурному катанию, был назван в честь Пресли матерью, которая была его большой поклонницей. Британец Элвис Костелло заимствовал имя Пресли, чтобы помочь своей начинающейся карьере.
• В декабре 2004 года некий Уэйд Джонс продал на интернет-аукционе eBay три столовые ложки воды, набранной из стакана, из которого пил Пресли во время одного из своих последних концертов 1977 года. Вода ушла за 455 долларов. Через неделю Джонс выставил на том же интернет-аукционе изображение стакана, проданное за 3000 долларов. В настоящее время он организовал турне «Elvis Cup», у которого есть своя одноимённая песня, исполненная филиппинским имитатором Пресли.
• Элвис Пресли получил звезду на аллее славы в Голливуде за достижения и вклад в области музыки.
• [tass.ru/kultura/1641644 В Лондоне открылась крупнейшая из когда-либо проводившихся в Европе выставок, посвященных Элвису Пресли]

Пресли в поп-культуре

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Биографические интерпретации

• После смерти певца Курт Рассел исполнил его роль в самом первом биографическом фильме о Пресли — «Элвис» (1978). Песни в этом фильме озвучил американский кантри-певец Ронни Макдауэлл.
• В 1985 году в Великобритании вышла музыкальная постановка Are You Lonesome Tonight? по одноимённой пьесе Алана Близдейла, в которой рассказывается история последних нескольких часов жизни певца. В роли Пресли выступили два актёра — Мартин Шоу и Саймон Боуман (молодой Элвис)
• Актёр Майкл Сент-Джерард сыграл Элвиса Пресли в двух фильмах 1989 года — «Сердце Дикси» и «Огненные шары», а также сериале 1990 года «Элвис» (ABC).
• В 2005 году телерадиосеть CBS выпустила биопик «Элвис» («Элвис: Ранние годы»), главную роль в котором сыграл Джонатан Рис-Майерс.
• В фильме «Взлёты и падения Дьюи Кокса» (англ. Walk Hard, 2007) роль Пресли сыграл Джек Уайт, когда Дьюи с группой ждал своей очереди и смотрел на выступление Элвиса.

Образ в комиксах и литературе

• В книге Дугласа Адамса «В основном безвредна» главные герои попадают в инопланетный бар «Владения короля», в котором выступает Элвис Пресли.
• В романе американской писательницы С. Э. Филлипс «Спичка» отцом одного из главных героев предположительно является Элвис. Также значительное место в сюжете уделяется смерти певца и событиям в Грейсленде в августе 1977 года.
• Образ Элвиса Пресли используется в романе Стивена Кинга «Нужные вещи» : среди вещей, продаваемых владельцем магазинчика незадачливым покупателям были очки, якобы принадлежавшие «Королю», а также его изображение. Оба предмета производили сильные галлюцинации, и казалось, позволяли вступить в контакт с Элвисом. В итоге владелицы обоих предметов убивают друг друга в приступе ревности.
• В рассказе Стивена Кинга «Рок-н-ролл никогда не умрет» в мистическом городке, где живут все умершие рок-н-ролльные звёзды, Элвис Пресли является мэром и шерифом по совместительству этого городка.
• В комиксе «Спайк» главный герой сражается против чудовища, собранного из множества двойников Элвиса.

Образ в кинематографе и на ТВ

• Джим Джармуш снял фильм «Таинственный поезд» (1989), состоящий из нескольких сюрреалистических историй, объединённых темой Мемфиса и Пресли.
• В художественно-биографическом фильме о Джонни Кэше «Переступить черту» (англ. Walk The Line) 2005 года, есть эпизод о совместных гастролях Пресли, Кэша и других исполнителей. На вечеринке после одного из концертов коллеги убеждают Кэша попробовать амфетамины, ссылаясь на то, что «Элвис их принимает». В дальнейшем Кэш попадает в зависимость от лекарств, с которой позже справляется с огромным трудом.
• В серии «Под подозрением» (англ. Suspicious Minds, 13 серия 3 сезона, выпуск — 23 января 1989 года) телесериала «Альф» появляется новый сосед — Аарон Кинг. Альф убеждён, что новый жилец — не кто иной, как король рок-н-ролла Элвис Пресли. Эпизод имеет то же название, что и одна из песен Пресли.
• Фильм Дэвида Линча «Дикие сердцем» (1990) — своеобразный пастиш на фильмы с участием Пресли.
• В финальной сцене фильма «Медовый месяц в Лас-Вегасе» (1992) Николас Кейдж прибывает в Лас-Вегас на самолёте в костюме Пресли в окружении его имитаторов.
• Образ Элвиса появляется в фильме «Смерть ей к лицу» (1992), где подразумевается, что певец выпил эликсир молодости и инсценировал свою смерть.
• В фильме «Настоящая любовь» режиссёра Тони Скотта Вэл Килмер изображает Элвиса, по которому фанатеет главный герой и который для него нечто среднее между наставником и ангелом-хранителем. Гримёрам требовалось 8 часов на то, чтобы превратить Вэла Килмера в Элвиса Пресли.
• В сериале «Квантовый скачок» есть серия (20 серия 5 сезона, выпуск — 20 апреля 1993), посвящённая жизни Элвиса Пресли.
• В фильме «Форрест Гамп» показан эпизод, в котором молодой ещё Элвис видит танец Форреста-мальчика, который ходил со скобами на ногах. Позже Форрест с матерью проходят мимо телевизора, в котором Элвис (в роли — Питер Добсон) в точности копирует движения.
• В фильме «Люди в чёрном» (1997) на замечание агента Джея «Ты хоть знаешь, что Элвис умер?», агент Кей отвечает «Вовсе нет! Элвис улетел домой», имея в виду, что Элвис — инопланетянин.
• Агент Фокс Малдер из сериала «Секретные материалы» уверен в том, что Элвис не умер (13 серия 4 сезона, выпуск — 2 февраля 1997 и в нескольких других сериях).
• В фильме Лэнса Манджиа «Шестиструнный самурай» (1998) показано пристрастие Элвиса к карате.
• В фильме Милоша Формана «Человек на Луне» главный герой — комик Энди Кауфман в исполнении Джима Керри — выступает перед публикой, перевоплощаясь из интроверта в блистательного Элвиса Пресли.
• В 2001 году вышел фильм «3000 миль до Грейсленда», в котором снялся Кевин Костнер и тот же Курт Рассел, исполнившие роль грабителей, замаскированных под имитаторов Пресли. В фильме персонаж Костнера выдавал себя за внебрачного сына Элвиса.
• В фильме «Бабба Хо-Теп» (2002) сказано, что Элвис поменялся местами со своим двойником. Главным героем этого фильма явлется престарелый Элвис Пресли.
• В сериале «Ночные кошмары и фантастические видения» есть серия (8 серия 1 сезона, выпуск — 6 августа 2006), где в городе «Рок-н-Ролльный Рай» живут все умершие рок-н-ролльные звёзды, включая Элвиса — мэра этого городка.
• В сериале «Сыны анархии» один из членов одноимённой банды является двойником Элвиса и регулярно выступает с вокальными номерами.
• В фильме "Элвис и Никсон" (2016) рассказывается о встрече Элвиса Пресли и президента Никсона в Белом Доме 21 декабря 1970 года. Элвиса Пресли играет Майкл Шеннон, президента Никсона - Кевин Спейси.

Музыкальные посвящения

• Обложка дебютного альбома Пресли несколько раз становилась объектом пастиша для: «London Calling» (1979) панк-группы Clash и «Reintarnation» (2006) канадской певицы Кей Ди Ланг. Таким же образом была использована обложка сборника 1959 года (50 000 000 Fans Can’t Be Wrong) для антология групп Bon Jovi, The Fall и др.
• Группа Dire Straits пела песню о Элвисе под названием «Calling Elvis».
• Джонни Кэш и современники Элвиса Пресли спели песню в память о Элвисе «This train is bound for Glory».
• В Ленинграде в 1989 году был поставлен рок-спектакль «Король рок-н-ролла», исполненный музыкантами группы «Секрет».
• Американская русскоязычная группа Red Elvises (год основания — 1995), играющая сёрф-рок, выступает в гриме Пресли.
• В мультипликационном фильме студии Диснея «Лило и Стич» (2002) широко используются песни Пресли.
• Британский поп-певец Робби Уильямс [www.youtube.com/watch?v=AHU-8yb11CQ в клипе на песню «Advertising Space»] предстает в образе Элвиса Пресли.
• В песне Бориса Гребенщикова «Неизвестные факты из биографии Элвиса Пресли» говорится, что «Элвис Пресли был сыном императрицы с Венеры и контрабандиста из Таганрога».
• В 2007 году группа Scooter совместно с Bloodhound Gang записала песню «The Shit that Killed Elvis». Песня вышла на альбоме Scooter The Ultimate Aural Orgasm.

Образ в компьютерных играх

• В компьютерной игре Serious Sam 2 есть уровень, посвящённый Королю, с картинами, статуями и фигурами, имитирующими Элвиса.
• В компьютерной игре GTA 2 можно встретить Элвисов, разгуливающих по 7 человек в ряд. Если их задавить, то можно услышать фразу «Элвис покинул здание!».
• В компьютерных играх GTA 3 и GTA: Vice City на листовках, разбросанных по улицам, написано, что был найден зомби Элвиса.
• В компьютерной игре GTA SA в городе Лас-Вентурас можно увидеть людей, копирующих Элвиса.
• В компьютерной игре «Fallout: New Vegas» есть небольшая банда, члены которой всячески стараются подражать облику «Короля», а один из костюмов под названием «тюремный рокер» копирует костюм Элвиса из фильма «Тюремный рок».
• В компьютерной игре Theme Hospital в образе Элвиса в больницу прибывают пациенты, заразившиеся манией величия.

См. также

► Элвис Пресли

Библиография

• Doll, Susan. Elvis — Forever in the Groove: Recording Career 50th Anniversary. Lincolnwood: Publications International Inc., 2004. — ISBN 0-7853-8367-0
• Guralnick, Peter. Last Train to Memphis: The Rise of Elvis Presley. Little, Brown & Co, 1994. — ISBN 0-316-33225-9 // На русском: Гуральник, П. Последний поезд в Мемфис. М.: Эксмо, 2002
• Guralnick, Peter. Careless Love: The Unmaking of Elvis Presley. Little, Brown & Co, 1999. — ISBN 0-316-33297-6.
• Guralnick, P., Jorgensen, E. Elvis Day by Day. NY: Ballantine Books, 1999. — ISBN 0-345-42089-6
• Robertson, John. The Complete Guide to the Music of Elvis Presley. London: Omnibus Press, 1994 — ISBN 0-7119-3549-1; 2004 — ISBN 978-1-84449-711-9

Ссылки

• [www.elvis.com is.com] — официальный сайт Элвиса Пресли
• Elvis Presley в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).  (англ.)

Отрывок, характеризующий Пресли, Элвис

– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!