Невиновный изгнанник Блас Валера своему народу Тауантинсуйу

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Exsul immeritus blas valera populo suo»)
Перейти к: навигация, поиск
Невиновный изгнанник Блас Валера своему народу
Exsul Immeritus Blas Valera Populo Suo
Автор:

Блас Валера

Жанр:

автобиография, памфлет, инвектива, послание, история

Язык оригинала:

латинский, кечуа, испанский

Оригинал издан:

2007 (Болонья, Италия)
2009 (Чачапояс, Перу)

Издатель:

CLUEB
Municipalidad Provincial de Chachapoyas

Выпуск:

2007 (Италия)
2008 (Украина)
2009 (Перу)

Страниц:

590 (Италия); 300 (Перу)

ISBN:

978-88-491-2518-4

«Невиновный изгнанник Блас Валера своему народу Тауантинсуйу» или «Exsul Immeritus Blas Valera Populo Suo» (в исторической науке сокращённо EI) — секретный документ (записная книжка) иезуитов об истории инков XVI века и о колониальном Перу XVII века; уникальность документа состоит в использовании шифра иезуитов и в содержащейся дешифровке инкских кипу, юпаны, знаков токапу и секес. Составлен на латыни, кечуа и испанском языках. Предполагаемый автор — метис Блас Валера. В качестве приложения к тетради идут текстильные материалы, потайные карманы и медальоны, содержавшие ряд исторически важных документов: обрывок письма Христофора Колумба, письмо конкистадора Франсиско де Чавеса (5 августа 1533), контракт иезуитов с «хронистом» Гуаманом Пома де Айяла (16 февраля 1614), и различные рисунки. Сама записная книжка входит в состав так называемых «Документов Миччинелли», найденных в итальянском семейном архиве в 80-х годах XX века, и даже послуживших причиной изобретения итальянцем Раймондо де Сангро цветного книгопечатания в 1750 году.





Об авторе

Блас Валера являлся хронистом ордена иезуитов, автором ряда фундаментальных исторических исследований по истории инков. Он также составил словарь знаков токапу (в связке с кипу и юпаной), предположительно являвшихся письменностью или тайнописью Инков, либо же только разновидностью письменности индейцев Перу во времена испанской колонии.

Общие характеристики документа

Замечания о материалах, чернилах, цвете и технологиях

Записная книжка имеет размер 24x18 см и составлена из 11 листов, сшитых по середине двумя довольно хорошо сохраненными швами в тетрадь: один — 3 см у основания и другой — 2,5 см от верха записной книжки, образуя 22 страницы на той же бумаге, на которой исписано и разрисовано 19 страниц; к ним добавлены: листик, приклеенный к стр.9r, материалы, содержавшиеся в двух кармашках и пять Приложений, вставленных и сложенных между страницами, состоящих из той же бумаги: речь идет о листах довольно толстых и прочных, на которых читается знак IHS.

Как показали проведённые анализы[1], чернила, использованные во всей записной книжке состоят из древесной сажи более или менее мелкозернистой; при хорошем увеличении видны большие кусочки угля, из которого они состоят, в то время как для мест, написанных красном цветом, были использованы красные чернила, добытые из измельчённой киновари; как разбавитель и протраву использовано соединение, согласно анализам, богатое азотом, почти несомненно это моча. Чтобы выделять некоторые письменные данные, автор записной книжки приклеивает фигуры из материи, связанные с текстом, и они также были проанализированы: так, на бочке, находящейся на борту корабля, нарисованного на обложке (стр. Ir), и на сосуде в руках монаха, изображенного на стр. 16r, был использован измельчённый сульфид мышьяка AsS, а именно, ядовитый реальгар (моносульфид мышьяка), чтобы заявить, не только с помощью живописи, но также и при помощи этого реальгара об отравлении правителя инков, упомянутом в Сообщении Франсиско Чавеса Королю, приложенном к записной книжке. Альтер Эго матери Автора, горлица со стр.15r, изготовлена приклеиванием медного листа, вырезанного в форме горлинки, на которую в свою очередь были приклеены измельчённые в пыль крупицы морских ракушек mullu (Spondylusprinceps), чтобы этой прекрасной раковиной показывать туземный мир, к которому покойница принадлежала, и благоговение, которое её сын к ней питал. Мелкие частички золота, напротив, применены в случае с Пайтити, чтобы показать метафорическое и настоящее сокровище, заключённого там: одни приклеены в центре прямоугольной площадки на стр.13v, а другие составляют часть мозаики медальона «d», указывая тем самым на место и направление относительно г. Куско. В итоге Автор одновременно и свободно использует различные выразительные средства, чтобы подчеркнуть свою мысль, и среди них — фрагменты из материй. Поскольку материи в этом документе несут на себе значение письма, и не только с точки зрения иконографии, ими представленной, но также и с материальной и эргологической точки зрения. Вложенному текстильному предмету, а именно: четыре матерчатых фрагмента и «ключевых слов» (тиксиссими), приложенных к документу.

Первые анализы, осуществленные с цветами, примененными в документах, образующих EI, а именно чёрный, белый и красные в нескольких тонах, среди них и розовые, желтые, зеленые, синие, подтверждают, что белый цвет составлен из каменных квасцов, чёрный — древесно-угольной сажи, желтые — из шафрана или крокуса, синие — из голубого малахита, в то время как состав красных и зеленых красок разнообразнее: а именно красные составлены из киновари (HgS), когда рисунок имеет отношение к крови, как в случае с «жертвенной» маской, раскрашенной на стр.l4r, и наоборот, они составлены из кармина в остальных случаях, точно так же и зеленые краски добывались из очень тонкого раздробленного малахита, и что любопытно, на стр.l3r и 13v, карты Пайтити, там же где зелёный цвет показывает растительность, он, напротив, растительного происхождения, как если бы была связь между составом цвета и рисуемого объекта: эта взаимосвязь связь, ещё ждет последующих анализов, чтобы быть окончательно установленной.

Техники живописи, явствующие из проверок невооруженным взглядом и в бинокулярный микроскоп, также оказываются смешанными: кистью, почти всегда достаточно тонкой, и пером. В основном перо используется для контуров, обычно оформляющих рисунки, однако иногда используется, чтобы наметить тонкие детали рисунка: например в тиксисимис, входящих в капак-кипу, где кисть использовалась для того, чтобы наносить цвета, накладыванием темперы, то есть используя хвост животного, чтобы соединять цвета. Составной характер — также и в использовании линейки для расчерчивания: в целом, линии, соответствующие главным верёвкам капак-кипу были размечены сажей, при помощи линейки и твёрдой кисточки или пера. В любом случае, видна уверенная и решительная рука художника.

Транскрипция

Когда текст EI испытывает недостаток фигур, то он написан собственным почерком, курсивного в своей основе, и почти без точек и разделения на абзацы, на странице, с заготовленными 32 линиями, намеченными на бумаге, как бы формируя ящик, края которого такие: 8 мм сверху, внизу и по внешнем краю, 5 мм по внутреннем краю: это значит, что записная книжка была сшита и переплетена, в любом случае, после подготовки листов, особенно при окончании главы, автор, когда ему не хватает текста, чтобы закончить строку, доходит до края с линией, намеченной пером: такое никогда не происходит на страницах, представляющих собой заголовки, фигуры, иллюстрирующие текст и какой-нибудь стих. Автор использует прописные буквы не только для обозначения собственных имен, но и чтобы показывать, что данное слово, в частности следует за точкой, закрывающей фразу, а также, чтобы усилить в речи, вес каких-нибудь слов, например Aurum, золото, часто написанного с прописной буквы, когда золото относится к объекту честолюбия завоевателей. Любопытно использование прописных букв в относящихся к словам на языке кечуа, ассоциируемых с божественными понятиями, предположительно, являющееся переносом стиля христианского языка по отношению к священному: он всегда пишет Пачакамак, Париакака, Пачамама, Виракоча, Ананпача с прописной буквы, в то время как ynti, quilla, yllapa пишет со строчной буквы, за исключением ряда случаев, принятых в транскрипции. Однако нужно иметь в виду, что, в курсивной графике EI различие между ‘y’ и 'q' прописной и строчной встречается только в размере букв, и что это случается не всегда. Чтобы усилить значение слова или фразы, автор подчеркивает их, а в двух случаях усиливает двойным подчеркиванием; эти подчеркнутые слова сохраняются в транскрипции. Пунктуация неполная и производится в большинстве случаем запятыми, точкой с запятой, точкой и вопросительным знаком. От случая к случаю автор использует дефисы вместо точек. Чтобы показать вводное предложение автор использует двоеточие или два знака «равно» (=) повторяемые в конце и в начале фразы: в редких случаях (например в Add.II) предложение находится между дефисами. Автор по максимуму уменьшает количество точек и абзаца и предпочитает показывать их двойными косыми линиями (//), реже при помощи «=». Так или иначе, в транскрипции выделены точки и обозначен абзац и он показан символом косой черты «/» когда заканчивает строку. Первоначальная пунктуация принималась как таковая в транскрипции, но не всегда было возможно указать на переменчивость, показываемую автором, относительно чего для этого используется какой-то один знак и, в таких случаях, была выбрана современная пунктуация: например, вводные предложения осуществлялись всегда двумя дефисами. В переводах, наоборот, пунктуации модернизировалась, чтобы речь была более понятной. В транскрипции также как и в переводе добавления издателя показаны в квадратных скобках. В транскрипции применены правила палеографии для современных источников: а именно, сокращения передавались полными словами, ввиду того, что они составляют часть общих сокращений в ту эпоху, например. aq как atque, q, как quien, q.bus как quipus, é как est, её' как ellas, n. как no, n.a. как non autem, и дифтонгом oe, своего рода J как genitive orum, Dús как Dominus, как verdadero, и т. д., в то время как в сфере математических вычислений автор пишет é (читаемый как est), передан современным знаком =, наш «х» — sit, наш «+» — это f, наш «-» это Q. Некоторые понятия автор написал по-разному: например, вместо nihil написан также nichil, как mihi, так michi, обе версии использовались. Кроме того автор пишет Atahuallpa, Guaman Puma, Cozco, ynti, yllapa, Mancocapac, Cassa Marca, что было переведено в форму, ныне общепринятую, а именно: соответственно Atahualpa, Guaman Poma, Cusco, Inti, Illapa, Manco Capac, Cajamarca. Курсивом записаны части слов или слова, которые автор пишет на языке кечуа (даже, когда он вставил их в латинском тексте, и склоняя их по-латински), чтобы было легче их узнать, и напротив, выбрано предпочтение не выделять курсивом собственные имена и относящиеся к кечуа понятия, уже составивших часть межъязыкового общего использования, такие как кипу, кипукамайок, и т. д. В двух переводах, на итальянском языке и на испанском, фразы или слова, получаемые при переводе с кечуа также были отмечены курсивом для того, чтобы их было легче узнать, и дать возможность соотнести их с кечуанским термином из транскрипции; и наоборот, для некоторых слов кечуа, ставших уже всеобщими, предпочтение отдано сохранению версия кечуа, несмотря на это, впервые когда они упоминаются, введён в квадратных скобках соответствующий перевод, в то время как для «ключевых слов», так называемых тиксисими, всегда одновременно показывался вариант на кечуа, итальянский или испанский, в зависимости от случая.

Текстильные фрагменты, добавленные в Exsul Immeritus

  • 1. Фрагмент, приклеенный как внешняя подкладка к картонному футляру

Размеры футляра: 32x23x4,5 cm Приблизительные размеры текстильного фрагмента: 85x28cm Текстильные основы: нить южноамериканских верблюдовых, спряденная в виде S в естественных черных, ореховых, белых и красных цветах (этот последний окрашен). Соединения: две нити южноамериканских верблюдовых цвета лесного ореха, пряжа в виде S и скрученная в виде Z. Описание: Материя с внешней стороны (широкие линии красного цвета) и материи тремя дополнительными группами основ (в зонах, обработанных мотивами восьмиконечных звезд и лучи линейными мотивами и в виде S). Подкладка приклеена хвостом к картонной коробке. Стиль: Периферический инкский (XV—XVI века).

  • 2. Фрагмент с единственным использованным краем (боковым), на стр.. l5r, чтобы покрыть медную горлицу, альтер эго матери Urpay Бласа Валера и задняя часть сумки I (таб. XIIIa, b)

Размеры: 22x12 см Основы и нити: две нити южноамериканских верблюдовых коричневого натурального цвета, прявшихся в виде S и скрученный в виде Z. Дополнительные соединения: нить южноамериканских верблюдовых натурального белого, жёлтого, серого цвета, прявшего в виде S и использованного двойным. Описание: коричневая материя с дополнительными прерывистыми сюжетами в центральной фигуре горлицы и непрерывных в боковой кайме, которая представляет собой серию птиц откладывающих гуано и ромбовых мотивов с такой в центре. Напротив, Блас Валера пишет очень тонкой кистью, смоченной в красной киновари, на кечуа, но используя латинские символы и в соответствии смысла текстильных основ: «Mamallay urpay parachinam vequepayllamante urman Blas», что значит «ох, мать горлица, слезы падают по одной, словно дождь, Блас» (таб. XIIIa, b). Стиль: Чанкай (XII—XIV века).

  • 3. Фрагмент с полосой и одним краем (поперечный, боковой), использованный для того, чтобы закрыть содержимое сумки I, приклеенной к стр.. 15v (таб. XIIIc).

Размеры: 15x 19 cm (включая 8 см полосы). Основы: хлопок из двух нитей, прявшийся в виде S и скрученный в виде Z. Соединения: две нити южноамериканских верблюдовых, пряжа в виде S и скрученная в виде Z, выкрашенную в красный цвет; остальные цвета: жёлтый, белый и бежевый — натуральные цвета южноамериканских верблюдовых. Описание: красная ткань, сотканная с лицевой стороны и по кайме, украшенная фигурой баклана, выполненного в виде гобелена с открытых разрывами. Стиль: Чиму (XII—XIV века).

  • 4. Фрагмент каймы с единственным краем (боковым), использованными в виде петель книги

Размеры: (22x4+4) см + 4 cm (кисть с противнем). Основы: хлопок из двух нитей, пряденых в виде S и скрученный в виде Z. Соединения: две нити южноамериканских верблюдовых, пряжа в виде S и скрученная в виде Z натуральных коричневых и бежевых цветов, в то время как красные и синие цвета — результат окрашивания. Описание: фрагмент каймы с единственным краем (боковым), на который присоединена кисточка с веретеном, чтобы показывать, что им выполнялись дырочки в книге на стр.. 19v. Две самые короткие стороны отрезаны и гуммиарабиком сдерживалось распутывание: в низу также присоединено то веретено, из которого выступает кисточка. Кайма сделана в виде гобелена, разрывы которого зацеплены на зубец. Она украшена чередующимися диагональными светлыми и темными полосами и каждая из них включает три спирали. Веретено, сферическое, из керамики и разделено на два уровня по вертикальной линии красного цвета: на белом фоне нарисованы две птицы (горлицы?) тёмно-коричневого цвета, в то время как глаза показаны красным цветом. Кисточка составлена прядью ниток из той же материи. Стиль: поздний Уари Южного берега (VII—VIII века). Веретено — стиля Чанкай (XII—XIV века).

  • 5. Текстильный фрагмент без краёв, сшитый по сторонам в виде кармашка, чтобы сохранить медальон «d»

Размеры: 5x11,5 см Основы и швы: две нити южноамериканских верблюдовых коричневого натурального цвета, прявшихся в виде S и скрученный в виде Z, удвоенные. Соединения: две нити южноамериканских верблюдовых, пряжа в виде S и скрученная в виде Z; цвета: натуральный коричневый, а жёлтый и красный — окрашенные. Описание: Фрагмент гобелена, сшитый с двух сторон в виде кармашка, использованного, для сохранения вощеного медальона «d», сохраняемого в сумке, приклеенной к стр.. l8v. Разрывы гобелена зацеплены за зубец. Он украшен геометрическими фигурами: завитки и линии, повторяющихся в полях дополнительных цветов. Две нити, извлеченные из основ, по обе стороны кармашка служат для его закрывания таким образом, чтобы не мог выпасть медальон, сберегаемы внутри. Стиль: Поздний Уари (века VII—VIII).

  • 6. Тиксисими, содержавшийся в сумке на стр.. 15v Exsul Immeritus, являющихся, согласно автору (стр.2v) подарком, который получил его дедушка по матери Ильяванка из рук амауты Мачакуимукта.
  • 6. a) Тиксисими: ullu (мужской член) с четырьмя краями, ушком из нити и четырьмя завязками, которые означают набедренную повязку (таб. XXII)

Размеры: 4,6x2cm; завязки: 13 и 8 см Основы и нити: беловатый хлопок из одной нити, пряденой в виде Z. Завязки, ушко и укрепление ушка: ушко из нити составлено из того же беловатого хлопка, что и основы / нити, но соединённых в две нити и скрученных в виде S. Завязки и укрепление ушка, наоборот, хлопковые орехового цвета, они также из двух нитей, пряжа в виде Z и скрученная в виде S. Вышивка: одна нить южноамериканских верблюдовых светло-бежевого цвета, пряжа в виде Z и использованная дважды. Описание: маленькая мужская набедренная повязка из белой ткани; каждый из двух бантов орехового цвета нанизан при помощи возвращений утка от бокового края таким образом, что из четырёх углов выходят четыре ленты, две с одной стороны и две с другого. Ушко включено в боковой край. Змея, пытающаяся укусить себе за хвост, вышита в центре маленькой набедренной повязки. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. b) Тиксисими: ullu (мужской член) с четырьмя краями, ушком из нити и четырьмя завязками, которые означают набедренную повязку (таб. XXII)

Размеры: 5x1,7 см; завязки: 12 и 9 см Основы и нити: нить беловатого хлопка, пряденой в виде Z. Завязки, ушко и укрепление ушка: ушко из нити составлено из того же беловатого хлопка, что и основы / нити, но соединённых в две нити и скрученных в виде S. Завязки и укрепление ушка, наоборот, хлопковые орехового цвета, они также из двух нитей, пряжа в виде Z и скрученная в виде S. Описание: маленькая мужская набедренная повязка из белой ткани; каждый из двух бантов орехового цвета нанизан при помощи возвращений утка от бокового края таким образом, что из четырёх углов выходят четыре ленты, две с одной стороны и две с другого. Ушко включено в боковой край. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. c) Тиксисими: pichuc (материя из нескольких цветов) с четырьмя краями и с ушком нити (таб. XXII)

Размеры: 5x2cm Основы и нити: нить беловатого хлопка, прявшейся в виде Z. Ушко и вышивка: выкрашенный хлопок красного, бордового, серо-синего и зелёного цвета и южноамериканские верблюдовые шерсти натуральных цветов: зеленоватый, ореховый и желтоватый: все из одной нити, прявшейся в виде Z и двойная для ушка. Описание: белая ткань для открытых мест, в которые вставлены с помощью иглы, вышеупомянутые цвета. Ушко, сделанная из красной двойной хлопковой нити, вставлена в боковой верхний край. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. d) Тиксисими: nina (огонь) с четырьмя краями и с ушком нити (таб. XXII)

Размеры: 3x3 см Основы, нити и ушко: нить беловатого хлопка, прявшаяся в виде Z; для ушка используется двойная нить. Описание: беловатая выровненная, окрашенная и жесткая ткань, как бы подкрахмаленная при помощи, измельчённой в пыль киновари и яичного белка, применяемых как спереди, так и с изнанки тиксисими. Ушко, напротив, сохранившее свой естественный цвет, вставлено в поперечный верхний край. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. e) Тиксисими: pacari (рассвет) с четырьмя краями и с ушком нити (таб. XXII) Размеры: l,7 x l,8 cm; внутренний квадрат: 1,4x1,4 см

Основы, нити и ушко: одна нить беловатого хлопка, прявшуюся в виде Z; из двух нитей, скрученных в виде S в ушке. Вышивка: нить из альпаки естественного розово-бежевого цвета, прявшаяся в виде Z. Описание: белая выровненная ткань, ушко вставлено в поперечный верхний край. Внутренний квадрат бледно-розового цвета вышит иглой в нитях с прыжками через десять нитей. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. f) Тиксисими: pichca-tahuanpa (четыре и пять) с четырьмя краями и с ушком нити (таб. XXII)

Размеры: 3,1 х 3см Основы, нити и ушко: нить южноамериканских верблюдовых беловатого бежево-розового цвета, прявшаяся в виде Z. Описание: тонкий гобелен, разрывы которого закрылись простым сцеплением; он представлен в форме шахматки, число четыре бежево-розового цвета и число пять белого цвета. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. g) Тиксисими: tyana (трон, постамент) с четырьмя краями и с ушком нити (таб. XXIII) Размеры: 5x2,3 cm

Основы: нить беловатого хлопка, прявшаяся в виде Z. Соединения и ушко: южноамериканская верблюдовая тёмная пряжа в виде Z и двойная в ушке. Описание: ткань с лицевой стороны нитей, ушко введена в поперечном к верхнему краю. Медный лист, вырезанный в виде трона (ushnu или sucanca?), вшит в текстильную основу и занимает нижнюю половину. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. h) Тиксисими: Париакака с четырьмя краями и с ушком нити (таб. XXIII)

Размеры: 5x2,5 cm Основы и нити: нить беловатого хлопка конца, прявшаяся в виде Z. Ушко: нить южноамериканских верблюдовых красноватого, прявшаяся в виде Z, но двойное использование и нить из беловатого хлопка, прявшаяся в виде Z. Описание: беловатая выровненная ткань, ушко введено поперек верхнему краю. Прямоугольный золотой лист тех же размеров, что и основная материя, сшит с ним с помощью четырёх отверстий. На листе нарисованы, в виде пятерки из домино, пять красных дисков, изготовленных из киновари, и означающие божественность Париакаки. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. i) Ticcisimi: yaya (отец) (таб. XXIII)

Размеры: ЗхЗсм Описание: медь, покрытая обработкой тиснением какого-то цветка, удлиненного меж двух лепестков (мужской член в эрекции?). Отверстия с четырёх сторон листа позволяют предположить, что он прикладывался на ткань. Из минералогического теста выявлены остатки золота, возможно, означающие давнее золочение при помощи окраски ([2]). Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. l) Тиксисими: Пачамама

Размеры: 3 х 3 см Описание: медь, покрытая гравировкой в виде человеческой маски. Отверстия с четырёх сторон листа позволяют предположить, что он прикладывался на ткань. Из минералогического теста выявлены следы золота и киновари, возможно, означающие давнее золочение при помощи окраски, а лицо было окрашено красным цветом, как явствует из того же тиксисими, нарисованного на бумаге в EI (Gasparotto 2001:192-193). Стиль: Поздний инкский (XVI век).

  • 6. m) Тиксисими: юпана (счеты)

Размеры: 3,3x3,3 cm Описание: медный квадрат, покрытый гравировкой счет в шахматную клетку. Отверстия с четырёх сторон листа позволяют предположить, что он прикладывался на ткань. Из минералогического теста выявлены следы серебра, означающие давнее серебрение при помощи окраски ([2]). Стиль: Поздний инкский (XVI век).

Размеры: 4,6xl,5 cm Описание: медь, покрытая вырезкой так, чтобы образовать свирель с пятью тростинками. Отверстия в квадратной форме листа позволяют предположить, что он прикладывался на ткань. Стиль: Поздний инкский (XVI век).

Состояние документа

Записная книжка сохранилась достаточно хорошо, несмотря на наличие влажных пятен, и сильно обесцвеченного текста на стр.18r, написанного красными чернилами.

Структура документа

Документ Бласа Валера представляет собой тетрадь (со множеством рисунков, графиков), состоящую из:

  • Титульной обложки с рисунками (знаки токапу в капак-кипу, человеческие фигуры, корабль). Металлические буквы названия оформлены были не автором, а кем-то другим.
  • Текста, разделённого на своеобразные главы:
    • Некое предисловие без заглавия.
    • «Моя жизнь».
    • «[Обращаясь] к Игнасио де Лойола».
    • «Мои труды».
    • «Мой язык».
    • «Радуга; солнце; королевские кипу».
    • «Слоговое королевское кипу».
    • «Числовые кипу и юпана».
    • «Набор линий [секекуна]».
  • Обложка с изображением на всю страницу, закрывающей записную книжку: Иисус Христос, распятый посреди четырёх доколумбовых символов.
  • Addendum I (Приложение I).
  • Addendum II (Приложение II) «Дабы завершить мною написанное».
  • Addendum III (Приложение III) «Дабы исправить мною написанное».
  • Addendum IV (Приложение IV) «Чтобы завершить мое сочинение — О моем языке и о королевском слоговом кипу слогов или капак-кипу».
  • Addendum V (Приложение V). Рисунок инкской рубахи Uncu.
  • Addendum VI (Приложение VI) «Дабы завершить мое сочинение окончательно — Мир людям доброй воли».
  • Вкладка 2 (называемая зеркальная) хранившаяся в кармане 1.
  • Медальон «с» и Вкладка 1.
  • Медальон «d», содержащий обрывок письма Христофора Колумба, письмо конкистадора Франсиско де Чавеса (5 августа 1533), договор иезуитов с «хронистом» Гуаманом Пома де Айяла (16 февраля 1614)
  • Страница 18':
    • «Миф».
    • «Исторические факты».
  • Страница 18' ' [PACHAQUIPU].
  • Addendum VII. Iustitia (Приложение VII. Правосудие).

Письмо Франсиско де Чавеса, 5 августа 1533

К тетради Бласа Валера приложено письмо конкистадора Франсиско де Чавеса (при Франсиско Писарро одновременно существовало два конкистадора с таким именем, но рождённых в разных местах) от 5 августа 1533 года.

Франсиско де Чавес в своём письме испанскому королю утверждал, что Франсиско Писарро осуществил пленение Атауальпы, споив сначала его и его полководцев вином, отравленным сульфидом мышьяка (аурипигментом)[3], что упростило задачу захвата в плен правителя, а самим испанцам не было оказано существенное сопротивление. Это свидетельство в корне противоречит всем официальным летописям конкисты.

Исследования Бласа Валера

Математика инков

Песня Сумак Ньюста в кипу и юпане

Песня Сумак Ньюста приводится как у Гарсиласо де ла Вега (стихотворная форма), так и у Бласа Валера (в форме кипу, с вычислением на юпане) в таком виде:

«SUMAC ÑUSTA TORALLAY QUIM PUYNUY QUITA PAQUIR CAYAN UNUY QUITA PACHACAMAC VIRACOCHA PARAMUNQUI» (Красивая принцесса, твой брат твой большой кувшин разбивает, твои воды Пачакамак посылает твой дождь).

Песня Пачамама в кипу и юпане

Сама песня была изначально посвящена богине Пачамама и имела несколько другой текст:

«PACHAMAMA TURALLAYQUIM YNTILLAPA RACAYQUITA PAQUIRCAYAN ULLUNMANTA UNUYN CINCHI PACCHAN CAMRI RACA UNUYQUITA PARAMUNQUI MAYNIMPIRI CHICHIMUNQUI RITIMUNQUI YNTILLAQMI YLLAPAQMI PARIACACAP HINAMANTARA PACHAMAMAP RACAPIRI CINCHI ULLU CUÑUÑUÑUN».

О разнообразии видов кипу

Сведения Бласа Валера не находят пока признания у ряда историков (см. ниже Спорные вопросы), так как его, изданное в 2007 году, произведение считают фальшивкой. Всё же, этот автор перечисляет такие виды колониального кипу (созданного или переделанного под церковные цели) и, возможно, отчасти инкского:

  • Учебные кипу — азбука для младших детей, обучаемые азам с помощью игрушечных кипу.
  • Школьное и королевское слоговое кипу — для учащихся детей знати в школах Ячайваси, где уклон в обучении делался на философию, теологию, специфическую нелинейную математику (аналогов в Старом свете не имеет, не подчинялась стандартной логике). Вычисления священных чисел с помощью мифов, легенд, абстрактных конструкций.
  • Похоронное ритуальное кипу — для погребений. В виде молитв. Главное отличие — со шнура свисали деревянные разрисованные дощечки.
  • Астрономические-календарные кипу — учет времени по календарю. Учёт лунных, солнечных затмений, фаз луны, появления звёзд и тёмных участков неба (андских «созвездий»), зениты солнца, солнцестояния.
  • Математические числовые позиционные счётные кипу — для самых сложных вычислений мудрецами-математиками. Подсобный необходимый инструмент — калькулятор юпана.
  • Кипу для повседневного счёта — Упрощенная разновидность предыдущей. Использовались пастухами и т. п. для ведения учета доступного пространственному осмотру единиц учета (ламы, скот и пр.).
  • Кипу географические — на основе направлений-линий секе. Нечто вроде системы географических координат. Тесно связано с астрономическими наблюдениями и измерениями времени[6].

Спорные вопросы

Документы Миччинелли

В городе Кито были найдены рукописи «Древние обычаи Инков» (Las Costumbres Antiguas de los Incas), которые уже в 1945 Франсиско А. Лоайса представил как работу Бласа Валера, и, согласно такому историку как Сабина Хайленд (Sabine Hyland) также случайно в Ла-Пасе, Боливия, был найден словарь, названный Vocabulario, где приводиться информация о временах Инков.

В последнее время начали распространяться новые данные относительно биографии Бласа Валера. Среди них: спорные — общность с «Новой Хроникой и Добрым Правлением» (Nueva Corónica y Buen Gobierno), книгой Гуаман Пома де Айяла, Фелипе (Felipe Guamán Poma de Ayala). Согласно итальянской исследовательнице Лаура Лауренсич Минелли, существуют три листа с рисунками в рукописном документе «История и Начала Перуанского Языка» (Historia et Rudimenta Linguae Piruanorum), приводящих подпись «итальянского иезуита» Бласа Валера. Согласно Лауренсич Минелли, эти рисунки были нарисованы до 1618, а именно, спустя годы после официальной смерти Бласа Валеры.

Возможно, целью Валеры в Европе было: представить правдивое сообщение Римскому Папе о завоевании Перу конкистадором Франсиско Писарро, отравившего солдат Инки Атауальпа с помощью аурипигмента (As2S3 — лимонно-жёлтый триоксид мышьяка) и вина, о чём Валера узнал от своего дедушки Ильяванка из кипу, которое подарил тому амаута Мачакуимукта (живший при Инке Атауальпа), в знак благодарности за то, что он спас ему жизнь; от своего отца Луиса Валера он получил письмо конкистадора Франсиско Чавеса (участника пленения короля инков Атауальпы), его «Сообщение Королю Испании», составленное 15 августа 1533 года в городе Кахамарка. На этом письме сохранились подписи Поло де Ондегардо («No es cosa») и Хосе де Акосты («Non D.[omino].D.[entur].Ex simus [Eversimus] — Joseph de Acosta»), идентичные уже имевшимся среди документов в архивах Перу. Глава Общества Иезуитов, Аквавива, был против намерений Валеры, потому и было принято решение признать Валеру умершим, а сам он должен быть изгнан в Испанию, где часть его работ и попала к Инке Гарсиласо де ла Вега.

Позже, однако, Валера тайно возвратился в Перу под другим именем — Руируруна — с намерением напечатать свою версию завоевания Перу. Он сблизился с двумя другими иезуитами, а именно: Хуан Антонио Кумис и Хуан Анелло Олива. Также в группу помощников и покровителей Бласа Валера вошли и такие иезуиты: Бартоломе де Сантьяго, Хуан Гонсало Руис (его старый друг и земляк), Алонсо Барсана, Бартоломе Санчес, Муцио Виталески (Глава Ордена), Доминго де Бермео, Диего де Ваэна (либо Дионисио Веласкес). Чтобы осуществить свои намерения, они задумали воспользоваться чужим именем, и заключили контракт по сему поводу (об использовании имени, за что обязывались заплатить одной каретой с лошадью) с Фелипе Гуаман Пома де Айяла. Контракт сохранился вместе с тетрадью Бласа Валеры и был заключен в специальном предохранительном кармане. Выполнив задуманное, Блас Валера возвратился якобы Испанию в 1618, где предположительно вскоре и умер в Алькала-де-Энарес. В том же городе находился наследник инков — Дон Мельчор Карлос Инка, изображение которого попало в книгу Гуамана Пома де Айяла и выполненное, предположительно Гонсало Руисом.

Рукопись, изученная Лауренсич Минелли, состоит из девяти листов, написанных различными лицами но испанском, латинском и итальянском языках, с рисунками, сделанными соратником Бласа Валеры — тем же Гонсало Руисом. Этот текст содержит краткую грамматику языка кечуа, представляющего ключ к расшифровке кипу, а также счетного инструмента — юпана.

Символы токапу из книги Бласа Валеры, встречающиеся также и в книгах Мартина де Муруа и Гуамана Помы, и на сосудах керо не всегда идентичны между собой, но заметна одинаковость стиля на рисунках в прорисовке человечков, то есть если имелась подделка не только в тексте документов Миччинелли, но и в рисунках, то выполнено это очень мастерски — стилизовано вплоть до деталей, характерных для изображений на сосудах керо инкской эпохи.

Ролена Адорно, специалист, исследовавшая Фелипе Гуаман Пома де Айала, на основании исследования Хуана Карлоса Эстенссоро (Juan Carlos Estenssoro) намекают на вероятную подделку документов, изученных Лаурой Лауренсич Минелли.

Рукопись «Exsul Immeritus Blas Valera Populo Suo», представленная Лаурой Лауренсич Минелли, все ещё не пользуется признанием, а следовательно тайна, окутывающая прошлое Перу и этого иезуита метиса не раскрыта окончательно.

Влияние на поздних авторов

La Lettera Apologetica

Раймондо де Сангро, купив 25 октября 1745 года у отца Ильянеса, приехавшего из Чили, рукопись Historia et rudimenta linguae piruanorum (16001638), написанную иезуитскими миссионерами в Перу Джованни Антонио Кумисом и Джованни Анелло Оливой[7], включил в свою книгу La Lettera Apologetica (1750) многие знаки токапу из капак-кипу, правда переделав их и придав им закругленные, а не квадратные формы[8].

В 1747 году Мадам де Графиньи издала свои «Письма перуанки», в которых знатная перуанка Силия (Zilia) использовала кипу для записей и переводила сразу на французский. В Письме XVI Графиньи приводит описание кипу, как письменности[9]. Переиздана книга была в 1749 году. Издатель сборника «Coleccion de documentos literarios del Peru» (1874) Мануэль де Одриосола предположил, что эти письма послужили «одному итальянцу из Академии де ла Круска и одной графине, той же национальности, написать толстый том „в одну четверть“ озаглавленный „Apologea de los quipos“. Использовав Гарсиласо, автор столь уверенно использует грамматику, словарь из кипу, представляющие собой кипуграфию, позаимствованную от некого Кипу-Камайока из инков, но как бы они не ошибались в своих предположениях»[10].

Полное название книги «La Lettera Apologetica»:

  • Lettera Apologetica dell’Esercitato accademico della Crusca contenente la difesa del libro intitolato Lettere di una Peruana per rispetto alla supposizione de' Quipu scritta dalla Duchessa di S*** e dalla medesima fatta pubblicare — в книге использовано 40 «ключевых слов» якобы древней системы записи Инков. Ключевые слова в кипу были раскрашены разными цветами и имели форму круга. Метод цветной печати был неизвестен на то время и был изобретён самим Раймондо[11].

Как видно, именно Мадам де Графиньи (графиня S***) и князя Раймондо де Сангро (являлся академиком де ла Круска) имел в виду Одриосола.

Проведённые исследования по сравнению тетради Бласа Валера и книги Раймондо де Сангро показали, что именно рукопись Exsul immeritus была первичным источником, а не наоборот[12]

Библиография

Издания документа

  • Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. Indios, gesuiti e spagnoli in due documenti segreti sul Perù del XVII secolo. A cura di L. Laurencich Minelli. — CLUEB, Bologna, 2007; br., pp. 590. ISBN 978-88-491-2518-4
  • Невиновный изгнанник Блас Валера Своему народу Тавантинсуйу. — перевод на русский язык — А. Скромникий, 2008.
  • Laurencich Minelli, Laura. Exsul Immeritus Blas Valera Populo Suo e Historia et Rudimento Linguar Piruanorum. — Municipalidad Provincial de Chachapoyas, Chachapoyas, 2009, p. 300.

Исследования документов

  • ¿Sublevando el Virreinato?: Jesuitas italianos en el Virreinato del Perú del Siglo XVII. Gerónimo Pallas (S.I.), Documentos contestatarios a la historiografía tradicional del Perú colonial. Laura Laurencich Minelli y Paulina Numhauser (eds.). — Quito, Ediciones Abya-Yala, 2007, 467 p. y 1 CD Rom. ISBN 978-9978-22-706-0
  • Anónimo. De las Costumbres antiguas de los naturales del Peru (ed. Chiara Albertin). — Iberoamericana, Madrid, 2008; Vervuert, Frankfurt am Main, 2008. ISBN 978-84-8489-351-6 (Iberoamericana), ISBN 978-386527-377-2 (Vervuert)
  • [amsacta.cib.unibo.it/archive/00002350/06/Cap1.pdf Documentos Miccinelli, un estado de la cuestion. Paulina Numhauser (на испанском)]
  • [hbar.phys.msu.ru/gorm/dating/spanish.pdf Радиоуглеродный анализ документов Миччинелли (на англ.).]
  • [mlab.ictp.it/uploads/x9/mm/x9mmQZJwEdYjG-e5phiNJQ/Paper-Lussino-2006.pdf Радиоуглеродный анализ восковых печатей на документах Миччиинелли.]
  • [books.google.com.ua/books?id=db37TfsRIHMC&pg=PA213&lpg=PA213&dq=Exsul+immeritus+blas+valera+populo+suo&source=bl&ots=SjsU80ZhVm&sig=hPRh-b_cGsrUcxty5bC6i_P191g&hl=ru&ei=1jphS9D_MJnqnAPY1NXHDA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CBYQ6AEwAzhQ#v=onepage&q=Exsul%20immeritus%20blas%20valera%20populo%20suo&f=false Tom Zuidema. El quipu calendarico Pachaquipu]
  • [sisbib.unmsm.edu.pe/bibVirtual/Publicaciones/Escri_pensam/2002_n10/la_curiosa_versi%C3%B3n.htm Laura Laurencich-Minelli. LA CURIOSA VERSIÓN DE FRANCISCO DE CHAVES SOBRE LA CONQUISTA DEL PERÚ]
  • [kuprienko.info/laura-laurencich-minelli-tahuantinsuyu-lo-sagrado-en-el-mundo-inca-de-acuerdo-a-dos-documentos-jesuiticos-secretos/ Лаура Лауренсич Минелли. Новые открытия основополагающих идеологических принципов империи Инков «Тавантинсуйу»: священное в мире Инки, согласно двум тайным иезуитским документам.]. [archive.is/cAmXQ Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
  • [kuprienko.info/laura-laurencich-minelli-el-curioso-concepto-de-cero-concreto-mesoamericano-y-andino-y-la-logica-de-los-dioses-numeros-incas/ Лаура Лауренсич-Минелли. Любопытное понятие мезоамериканского и андского «нуля предметного» и логика инкских богов-чисел.]. [archive.is/oLjC Архивировано из первоисточника 23 июля 2012].
  • [kuprienko.com.ua/los-senales-tocapu-ticcisimis-en-el-libro-exsul-immeritus-blas-valera-populo-suo-tawantinsuyu/ Знаки инков «токапу» и «ключевые слова» в книге «Невиновный Изгнанник Блас Валера Своему Народу Тавантинсуйу» (прорисовка А.Скромницкого)]
  • [kuprienko.info/a-skromnitsky-el-sistema-de-formacion-de-silabas-en-quechua-en-16-siglo/ А.Скромницкий. Система слогообразования в языке Кечуа в XVI веке на основании книги Exsul immeritus blas valera populo suo и Historia et rudimenta linguae piruanorum.]

Литература

  • Куприенко С.А. [books.google.ru/books?id=vnYVTrJ2PVoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Источники XVI-XVII веков по истории инков: хроники, документы, письма] / Под ред. С.А. Куприенко. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 418 с. — ISBN 978-617-7085-03-3.
  • Купрієнко C. А. [www.nbuv.gov.ua/portal/soc_gum/vapsv/2011_4/St_22.pdf «Нові» джерела з історії суспільно-господарського устрою імперії інків Тавантінсуйу.] (укр.) // Вісник Академії праці і соціальних відносин Федерації профспілок України: Науковий збірник : журнал. — К., 2011. — Вып. 4(60). — С. 110–115.
  • Талах В. Н., Куприенко C. А. [science.masu.ru/dmdocuments/2013-1.pdf Календарь доколумбовых индейцев Анд по сведениям Фернандо де Монтесиноса и Бласа Валеры] (рус.) // Проблемы истории, филологии, культуры : журнал. — Москва-Магнитогорск-Новосибирск, 2013. — Вып. 1 (39). — С. 65-75. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1991-9484&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1991-9484].
  • Valera, Blas:Las Costumbres Antiguas de Perú y «La Historia de los Incas».Editado por Francisco A.Loayza, Lima, 1945.
  • Guamán Poma y Valera, B.: Tradición Andina e Historia Colonial. Actas del Coloquio Internacional Instituto Italo-Americano, Roma 29-30 de septiembre de 1999. Editora Francesca Cantú.
  • Arana, L. y Rodríguez, D.: En torno a la figura histórica de Felipe Guamán Poma, entrevista a Rolena Adorno, Alma Mater Nº 20, Universidad Nacional Mayor de San Marcos, 2001.
  • Hyland, Sabine: The Jesuit&The Incas, The extraordinary Life of Padre Blas Valera, The University of Michigan Press, 2004.

Напишите отзыв о статье "Невиновный изгнанник Блас Валера своему народу Тауантинсуйу"

Примечания

  1. Анализы материалов, использованных в EI, были выполнены в 1998 году в Департаменте Наук о Земле и Геологии Окружающей Среды и Биохимии им. Г. Моруцци в Университете г. Болоньи повреждающей и не разрушительной методикой и, главным образом, они состоят из микроанализа составляющих документ минералов и из спектроскопических исследований микро-Раман (Спектрометр комбинационного рассеяния Микрораман Basic LabRAM HR для исследования структурных свойств и фотонного спектра материалов, в том числе наноматериалов) на красках и чернилах при помощи сканирующего электронного микроскопа (SEM), микроанализа EDS, спектров Raman, а также анализ сравнения и проверка результатов агрессивных анализов, полученных в 1998, при помощи микроскопа, газа хроматографа, инфракрасного и ультрафиолетового спектроскопа, в пламени спектрофотометра, протонового NMR, осуществлённого в Био-экспериментальном Институте Университета Неаполя командой проф. Бьяджо Ло Скальцо, любезно предоставившего их рабочим группам коллег из Болоньи, под руководством соответственно профессоров Джорджио Гаспаротто и Алессандро Бертолуцца. Анализы крепости бумаги и переплетения были реализованы проф. Джузеппе Сшьанна, Факультет Хранения Культурных Ценностей Университета Болоньи, находящегося в Равенне. Речь идет обо всех методах, предварительных исследованиях, результатах, которые уже были напечатаны (Gasparotto, 2001; Bertoluzza et В. 2001). Результаты всех анализов хранятся в Департаменте Палеографии и Средних Веков Университета Болоньи.
  2. 1 2 Gasparotto 2001:192-193
  3. Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum, 2007. стр. 435—441
  4. Источники инков, 2013, с. 360.
  5. Источники инков, 2013, с. 361.
  6. Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. Indios, gesuiti e spagnoli in due documenti segreti sul Perù del XVII secolo. A cura di L. Laurencich Minelli. Bologna, 2007; br., pp. 590. ISBN 978-88-491-2518-4
  7. Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum, 2007. стр. 515—516
  8. ¿Sublevando el Virreinato?, стр. 245
  9. [www.archive.org/details/oeuvrescompltes17unkngoog Oeuvres complètes de Mme. de Grafigny, стр. 19, 20, 22, 40, 41, 84, 85]
  10. [www.archive.org/stream/colecciondedocu00odrigoog#page/n417/mode/1up Coleccion de documentos literarios del Peru]
  11. [libroantiguomania.blogspot.com/2007/05/libros-antiguos-y-raros-del-prncipe-de.html Libros antiguos y raros del Príncipe de Sansevero]
  12. ¿Sublevando el Virreinato?: Jesuitas italianos en el Virreinato del Perú del Siglo XVII.

Ссылки

  • [arxiv.org/pdf/0801.1577 A calendar Quipu of the early 17 century]

См. также

Отрывок, характеризующий Невиновный изгнанник Блас Валера своему народу Тауантинсуйу

«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».