Vought F-8 Crusader

F-8 Crusader
F-8C из состава 334-й истребительной эскадрильи КМП США на авиабазе Эль-Торо, 1966 год
Тип	палубный истребитель
Разработчик	Chance Vought
Первый полёт	25 марта 1955
Начало эксплуатации	март 1957
Конец эксплуатации	19 декабря 1999
Статус	снят с вооружения
Основные эксплуатанты	ВМС США КМП США ВМС Франции ВВС Филиппин
Годы производства	1955 - 1965
Единиц произведено	1261
Варианты	LTV A-7 Corsair II
Изображения на Викискладе

Vought F-8 CrusaderVought F-8 Crusader

Воут F-8 «Крусейдер» (Крестоносец; англ. Vought F-8 Crusader) — американский истребитель палубного базирования, единственный в истории авиации серийный самолёт с изменяемым в полёте углом установки крыла. В ходе Вьетнамской войны, по официальным американским данным, F-8 имел наилучшее соотношение побед и потерь в воздушных боях, превзойдя основной американский истребитель F-4. В составе ВМС Франции эксплуатировался до 1999 года.

История создания

В сентябре 1952 года ВМС США выдвинули технические требования к новому сверхзвуковому палубному истребителю. Этот самолёт должен был развивать максимальную скорость M=1,2 на высоте 9150 м, скороподъёмность 127 м/с и посадочную скорость не более 160 км/ч. Вооружение должно было состоять из 20-мм пушек. Исходя из этих требований, конструкторская группа фирмы Воут во главе с Джоном Расселом Кларком разработала проект V-383. Наиболее необычной чертой этого самолёта было крыло с изменяемым углом установки, которое позволяло улучшить взлётно-посадочные характеристики (поворот крыла позволяет выполнять посадку и взлёт при почти горизонтальном положении фюзеляжа, вследствие чего значительно уменьшается потребная высота шасси). Также был представлен проект разведывательной версии V-382. Основными конкурентами этой машины выступали Грумман F-11 «Тайгер», Макдоннел F-3 «Демон» и Норт Америкэн F-100 «Супер Фьюри» (палубная версия «Супер Сейбра»).

В мае 1953 года фирма «Чанс-Воут» заняла первое место в конкурсе на эскизный проект, проведённом ВМС США, и в июне фирма получила заказ на три прототипа XF8U-1.

Новая машина выполнила первый полёт 25 марта 1955 года (пилот — Джон Конрад), превысив при этом скорость звука. Испытания проходили быстро и без проблем. Первый серийный самолёт поднялся в воздух 30 сентября 1955 года. В 1957 году F-8 начал поступать на вооружение ВМС. Серийное производство продолжалось до 1965 года, всего был построен 1261 самолёт.

Конструкция

Крыло стреловидное, при этом данный уникальный в истории авиации самолёт имел изменяемый в полёте угол установки крыла, в двух положениях: крейсерском и взлётно-посадочном. В режиме полёта с крейсерской и максимальной скоростями крыло занимает нормальное положение. Для полёта с малыми индикаторными скоростями оно поворачивается на положительный угол около 10 град. Носки крыла при этом опускаются.

С целью улучшения обзора фонарь кабины спереди срезан под большим углом, а носовая часть фюзеляжа заострена и опущена, что очень важно для посадки на авианосец.

Хвостовая часть фюзеляжа занята двигателем и изготовлена в основном из титановых сплавов. В результате работ, проведённых фирмой «Чанс-Воут», освоена точечная сварка титановой обшивки, применение которой значительно уменьшило вес. Для выполнения в полёте дозаправки топливом на левом борту фюзеляжа установлена убирающаяся заправочная штанга.

Вооружение

Вооружение самолёта состоит из четырёх 20-мм авиапушек, установленных в носовой части фюзеляжа, а также неуправляемых и управляемых реактивных снарядов. Боезапас пушек размещается в фюзеляже сзади кабины. Неуправляемые снаряды со складывающимся оперением помещаются в убирающемся блоке под центральной секцией фюзеляжа, где могли размещаться 8-16 НАР. Блок выпускается и убирается автоматически с помощью автоматической системы управления огнём, имеющей вычислительное устройство. Под фюзеляжем могут быть подвешены 2-4 управляемых реактивных снаряда «Сайдвиндер» AAM-N-7 калибра 127 мм, снабжённые инфракрасной системой наведения.

В варианте фоторазведчика F8U-1P в нижней части фюзеляжа размещается фотографическое оборудование.

Эксплуатация

США

«Крусейдер» поступил на вооружение под обозначением F8U; в 1962 году в результате унификации обозначений авиатехники в Вооружённых силах США он превратился в F-8.

Первой новый самолёт получила 32-я истребительная эскадрилья «Меченосцы» (Swordsmen), находившаяся на борту авианосца «Саратога» во время его средиземноморского похода в 1957 году. В том же году F-8 поступил в 122-ю истребительную эскадрилью Корпуса морской пехоты США.

В отличие от большинства других палубных самолётов 1950-х годов, «Крусейдер» состоял на вооружении достаточно долго. В истории американских ВМС он обычно упоминается как «последний пушечный истребитель» — появившийся несколько позднее F-4 не имел встроенного пушечного вооружения, а на самолётах четвёртого поколения F-14 и F/A-18 авиапушка уже не играла значительной роли. «Крусейдер» оставался основным американским палубным истребителем вплоть до появления на флоте значительного количества F-4 «Фантом» II в первой половине 1960-х годов.

Он имел высокий уровень аварийности (выше, чем у «Фантома» и «Скайхока»), обычно не прощая пилотам ошибок на посадке, однако при этом обладал уникальной особенностью. В августе 1960 года пилот ВМС США по невнимательности совершил взлёт с авиабазы возле Неаполя (Италия) со сложенными^{[уточнить]} крыльями. Обнаружив нештатную ситуацию лишь на высоте 1,5 км, он сохранил присутствие духа и вместо катапультирования начал слив топлива, одновременно проверяя управляемость машины. Этот полёт продолжался 24 минуты и завершился благополучной посадкой без потери машины. Всего в биографии «Крусейдера» было по крайней мере восемь подобных случаев с американскими самолётами и один с французским.

Известна ещё одна необычная история, произошедшая с F-8 в лётной школе. Курсант во время отработки посадки на палубу авианосца (выполняемой на сухопутном макете палубы) дважды не сумел зацепить гаком посадочные тросы. Делая третий заход, он потерял управление и катапультировался. Его F-8H, лишившись пилота, самостоятельно «совершил посадку» на ВПП и зацепил трос, получив при этом лишь небольшие повреждения.

Последние американские истребители F-8 были выведены из состава боевых подразделений в 1976 году. Разведывательные «Крусейдеры» прослужили дольше и были окончательно сняты с вооружения Резерва ВМС в марте 1987 года.

Филиппины

В 1977 году ВВС Филиппин закупили 35 самолётов F-8H из числа находившихся на хранении. 25 истребителей были приняты на вооружение, а остальные 10 — разобраны на запчасти. Подготовка пилотов проходила в США. В 1988 году эксплуатация филиппинских самолётов была приостановлена, а в 1991 году машины получили повреждения во время извержения вулкана Пинатубо и были окончательно списаны.

Франция

42 самолёта F-8E(FN), полученные ВМС Франции в 1964—1965 годах, были последними серийными «Крусейдерами». Они состояли на вооружении 12-й и 14-й эскадрилий, в разное время базировавшихся на авианосцах «Клемансо» и «Фош». Вместо ракет AIM-9 французские самолёты могли нести две R530 или R550.

С 1991 года 17 остававшихся в строю машин прошли модернизацию для продления жизненного цикла и получили новое обозначение F-8P. В декабре 1999 года последние французские «Крусейдеры» были сняты с вооружения, что стало концом сорокалетней эксплуатации этого типа самолётов.

Боевое применение

Куба

Разведчики RF-8A сыграли важную роль в ходе Карибского кризиса осенью 1962 года. С 23 октября они выполняли разведывательные вылеты над Кубой в рамках операции «Голубая луна» (Blue Moon). К каждой из целей было «прикреплено» два RF-8 из состава 62-й эскадрильи фоторазведчиков, пара выполняла по два вылета в день, взлетая с авиабазы Ки-Уэст и возвращаясь в Джексонвилль. Известен по крайней мере один случай, когда самолёты подверглись обстрелу с земли, при этом один из них получил повреждения, но сумел вернуться на базу.

После завершения кризиса RF-8 контролировали вывод советских баллистических ракет с Кубы. Интересно, что отображение числа боевых вылетов на фюзеляже самолёта велось в виде мёртвых цыплят — намёк на известный случай, когда Фидель Кастро во время своего пребывания в Нью-Йорке в 1960 году (куда он приехал на заседание Генеральной Ассамблеи ООН) потребовал, чтобы предназначенных ему на обед цыплят убивали и готовили у него на виду во избежание попытки отравления.

Юго-Восточная Азия

После возобновления гражданской войны в Лаосе весной 1964 года «Крусейдеры» начали выполнять разведывательные вылеты над этой страной в рамках программы «Команда янки» (Yankee Team). В июне два F-8 были сбиты огнём с земли; пилот одного из них был спасён, пилот другого попал в плен к солдатам Патет-Лао, но сумел бежать.

2 августа 1964 года четвёрка F-8 с авианосца «Тикондерога» приняла участие в первом Тонкинском инциденте, атаковав северовьетнамские торпедные катера пушечным огнём и неуправляемыми ракетами.

«Крусейдеры» ВМС и морской пехоты активно использовались в ходе Вьетнамской войны. Самолёты военно-морских сил в основном действовали над Северным Вьетнамом, выполняя эскортирование групп штурмовиков, обеспечивая прикрытие авианосных группировок, а также привлекаясь к ударам по наземным целям. Широкое применение получили разведывательные варианты. F-8 морской пехоты базировались в Чулай и Дананге и действовали почти исключительно в Южном Вьетнаме (хотя известно, что несколько самолётов были потеряны и на севере), оказывая поддержку наземным подразделениям. Стандартным вооружением были неуправляемые ракеты «Зуни» и бомбы Mk.82. F-8 были первыми американскими самолётами, встретившимися в воздушном бою с авиацией Северного Вьетнама. Это произошло 3 апреля 1965 года; по вьетнамским данным, в тот день истребителями МиГ-17 был сбит один и повреждён другой «Крусейдер», но американская сторона признала лишь повреждение одного самолёта. Первую воздушную победу на F-8 одержал коммандер Гарольд Марр из 211-й истребительной эскадрильи, 12 июня 1966 года сбивший МиГ-17. Марру удалось подловить противника, когда тот израсходовал значительную часть топлива и попытался выйти из боя; выпущенный с расстояния в полмили (800 метров) «Сайдуиндер» оторвал МиГу хвостовую часть фюзеляжа и часть правой плоскости крыла. Всего на счёт «Крусейдеров» во Вьетнаме было записано 19 сбитых истребителей противника при потере от 3 до 11 самолётов в воздушных боях. Уступив палубным модификациям F-4 в абсолютном числе побед, «Крусейдеры» превзошли их в относительной результативности. Преимуществами F-8 в сравнении с «Фантомом» были лучшая манёвренность (сравнимая с манёвренностью МиГ-17) и наличие встроенного пушечного вооружения, хотя и не слишком надёжного.

В конце 1960-х и начале 1970-х годов F-8 уже снимались с вооружения ВМС США. Несмотря на это, они всё же приняли участие в новой кампании бомбардировок Северного Вьетнама в 1972 году («Лайнбэкер» I) на «вторых ролях». Всего за восемь лет войны ВМС и КМП потеряли в Юго-Восточной Азии около 170 «Крусейдеров», примерно половина этих потерь произошла по небоевым причинам.

Варианты

• XF8U-1 (XF-8A) — два прототипа.
• F8U-1 (F-8A) — первый серийный вариант. Начиная с 31-го самолёта, двигатель J57-P-12 заменён более мощным J57-P-4A. Построено 318 машин.
• YF8U-1 (YF-8A) — один F8U-1, использовавшийся для лётных испытаний.
• YF8U-1E (YF-8B) — один F8U-1, переоборудованный в прототип F8U-1E.
• F8U-1E (F-8B) — установлен радар AN/APS-67, сделавший возможным ограниченное применение в сложнных метеорологических условиях. Подфюзеляжный контейнер с НАР наглухо закрыт, поскольку на практике никогда не применялся. Первый полёт — 3 сентября 1958 года, построено 130 машин.
• YF8U-2 (YF-8C) — два F8U-1, использовавшиеся для испытаний двигателя J57-P-16.
• F8U-2 (F-8C) — установлен двигатель J57-P-16 (тяга — 4858/7673 кгс), два подфюзеляжных гребня для улучшения управляемости, Y-образные пилоны для ракет AIM-9 по бокам фюзеляжа (по 2 ракеты на пилон). Первый полёт — 20 августа 1957 года, построено 187 машин. Этот вариант иногда упоминается как «Крусейдер» II.
• F8U-2N (F-8D) — всепогодный вариант. Двигатель J57-P-20 (тяга — 4858/8172 кгс). Внутренний контейнер с НАР заменён дополнительным топливным баком. Оснащён системой автоматической посадки APC. Первый полёт — 16 февраля 1960 года, построено 152 машины.
• YF8U-2N (YF-8D) — один самолёт, использовавшийся для испытаний в программе F8U-2N.
• YF8U-NE — один F8U-1, переоборудованный в прототип F8U-2NE.
• F8U-2NE (F-8E) — двигатель J57-P-20A, радар AN/APQ-94 в увеличенном носовом обтекателе, над центрпланом размещён отсек («горб») с оборудованием для наведения ракет «воздух-поверхность» AGM-12 «Буллпап», катапультируемое кресло Мартин-Бейкер. Максимальная боевая нагрузка увеличена до 2270 кг. Первый полёт — 30 июня 1961 года, построено 286 машин (последняя серийная модификация для авиации США).
• F-8E(FN) — истребитель завоевания превосходства в воздухе для ВМС Франции. Построено 42 машины.
• F-8H — модернизированный F-8D с усиленными фюзеляжем и шасси. Переоборудовано 89 самолётов.
• F-8J — модернизированный F-8E. Двигатель J57-P-20A, пилоны для ПТБ, доработанное крыло. Переоборудовано 136 машин.
• F-8K — модернизированный F-8C с двигателем J57-P-20A и возможностью нести УР AGM-12. Переоборудовано 87 машин.
• F-8L — модернизированный F-8B с подкрыльевыми узлами подвески. Переоборудована 61 машина.
• F-8P — модернизированный F-8E(FN) ВМС Франции. 17 машин переоборудованы в конце 1980-х годов для продления жизненного цикла на 10 лет. Использовались до 1999 года.
• DF-8F — снятые с вооружения F-8A, использовавшиеся для буксировки мишеней.
• F8U-1KU (QF-8A) — снятые с вооружения F-8A, переоборудованные в радиоуправляемые мишени.
• YF8U-1P (YRF-8A) — прототипы в программе разработки фоторазведчика F8U-1P
• F8U-1P (RF-8A) — невооружённый фоторазведчик на базе F8U-1E. Построено 144 машины.
• RF-8G — модернизированный RF-8A.
• XF8U-1T — один XF8U-2NE, испытывавшийся как двухместная учебно-тренировочная модификация.
• F8U-1T (TF-8A) — двухместный учебно-тренировочный вариант на основе F8U-2NE, фюзеляж удлинён на 0,61 м, пушечное вооружение сокращено до 2 пушек, двигатель J57-P-20A. Первый полёт — 20 февраля 1962 года. Построена 1 машина, несколько переоборудованы из F-8A.
• XF8U-3 «Крусейдер» III — новый самолёт на базе F-8, созданный как конкурент F-4; двигатель J75-P-5A. Первый полёт — 2 июня 1958 года. Построено 5 машин.

Тактико-технические характеристики

Приведенные характеристики соответствуют модификации F-8H.

Источник данных: Standard Aircraft Characteristics ; Loftin L. K., Jr., 1985.

Технические характеристики

• Экипаж: 1 (пилот)
• Длина: 16,53 м
• Размах крыла: 10,87 м
  • сложенный: 6,86 м
• Высота: 4,8 м
• Площадь крыла: 34,84 м²
• Стреловидность по линии 1/4 хорд: 42°
• Коэффициент удлинения крыла: 3,4
• Средняя аэродинамическая хорда: 3,59 м
• Профиль крыла: NACA 65A-006 корень крыла, NACA 65A-005 законцовки
• База шасси: 5,51 м
• Колея шасси: 2,95 м
• Масса пустого: 8538 кг
• Масса снаряжённого: 9134 кг
• Нормальная взлётная масса: 13 646 кг (с 2×AIM-9)
• Максимальная взлётная масса: 15 549 кг
• Максимальная посадочная масса: 11 793 кг
• Масса в бою: 11 704 кг
• Масса топлива во внутренних баках: 4158 кг
• Объём топливных баков: 5103 л
• Силовая установка: 1 × ТРДФ Pratt & Whitney J57-P-420
  • Бесфорсажная тяга: 1 × 55,2 кН (5625 кгс) (максимальная)
    • нормальная: 1 × 40,7 кН (4150 кгс)
  • Форсажная тяга: 1 × 87,2 кН (8890 кгс)
  • Длина двигателя: 6,85 м
  • Диаметр двигателя: 1,03 м

• Коэффициент лобового сопротивления при нулевой подъёмной силе: 0,0133
• Эквивалентная площадь сопротивления: 0,465 м²

Лётные характеристики

• Максимальная скорость: 1859 км/ч (на высоте 11000 м)
  • у земли: 1226 км/ч
• Крейсерская скорость: 895 км/ч
• Скорость сваливания: 267 км/ч
• Боевой радиус:  
  • с 2×AIM-9: 663 км
  • с 4×AIM-9: 635 км
  • с 8×Mk-82: 117 км
• Практическая дальность:  
  • с 2×AIM-9: 2224 км
  • с 4×AIM-9: 1930 км
  • с 8×Mk-82: 1139 км
• Перегоночная дальность: 2295 км
• Практический потолок: 12 802 м
• Скороподъёмность: 118,4 м/с
• Время набора высоты:
  • 6096 м за 2,8 мин
  • 9144 м за 4,7 мин
• Нагрузка на крыло: 391,7 кг/м² (при нормальной взлётной массе)
• Тяговооружённость: 0,41 / 0,65 (на максимале / с форсажем)
• Длина разбега: 780 м (при нормальной взлётной массе)
• Длина пробега: 1432 м 
• Аэродинамическое качество: 12,8

</ul> Вооружение

• Стрелково-пушечное: 4 × 20 мм пушки Mk-12 с 500 патр.
• Точки подвески: 6 (2 под крылом, 4 на фюзеляже)
• Управляемые ракеты: до 4 × AIM-9
• Неуправляемые ракеты:  
  • на фюзеляже:
    • 4 × 2×127 мм ракет «Зуни» в блоках LAU-33
    • 2 × 2×127 мм ракет «Зуни» в блоках LAU-35
  • под крылом:
    • 4 × 7×70 мм ракет «Гидра» в блоках LAU-32/56/68
    • 4 × 19×70 мм ракет «Гидра» в блоках LAU-3/60/61/69
    • 4 × 4×127 мм ракет «Зуни» в блоках LAU-10
• Бомбы: свободнопадающие:
  • фугасные:
    • 8 × 241 кг Mk 82 или 119 кг Mk 81
    • 4 × 460 кг Mk 83 или 340 кг M117
    • 2 × 925 кг Mk 84
  • зажигательные:
    • 4 × Mk-77
    • 2 × Mk-79
  • кассетные:
    • 8 × Mk-20 Rockeye II
    • 4 × CBU-24/29/49

</ul>

Литература

• Loftin L. K., Jr. [www.hq.nasa.gov/pao/History/SP-468/cover.htm Quest for performance: The evolution of modern aircraft]. — Washington, D.C.: NASA Scientific and Technical Information Branch, 1985.

Отрывок, характеризующий Vought F-8 Crusader

Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.