Леман, Фридрих Карл

Поделись знанием:
(перенаправлено с «F.Lehm.»)
Перейти к: навигация, поиск
Фридрих Карл Леман
нем. Friedrich Carl Lehmann
Дата рождения:

27 декабря 1850(1850-12-27)

Дата смерти:

23 ноября 1903(1903-11-23) (52 года)

Научная сфера:

ботаника

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «F.Lehm.».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=F.Lehm.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=5432-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Фри́дрих Карл Ле́ман (нем. Friedrich Carl Lehmann, 18501903) — немецкий консул в Попаяне, путешественник, ботаник и горный инженер.



Биография

Фридрих Леман родился 27 декабря 1850 года в немецком городе Платков старшим ребёнком в крупной семье. После окончания школы работал садовником. В 1876 году впервые прибыл в Америку для сбора тропических растений, будучи нанятым питомником Лоу Лондона. Гербарные образцы из Эквадора Леман пересылал Генриху Густаву Райхенбаху, а живые растения — Эдуарду Ортгису из Цюрихского ботанического сада, продававшего их в частные сады Европы.

Поскольку Леман не был знаком со страной и с местами произрастания декоративных растений, он выбрал тактику следования по местам своих племянников Эдуарда и Франца Клабохов, уже некоторое время работавших коллекционерами в Эквадоре. Братья Клабохи работали на другой питомник, между ними и Леманом регулярно вспыхивали конфликты. К тому же Леман периодически пытался переманивать нанятых братьями местных жителей. Фредерик Зандер, которому пересылали растения Клабохи, написал в Gardeners' Chronicle статью, в которой обвинял Лемана в продаже растений под неверными названиями.

Во время одной из поездок Эдуарда Клабоха по Эквадору Леман сопровождал его. Сначала Леман, а потом и Клабох тяжело переболели дизентерией, причём, когда Эдуард не мог подняться, Леман продолжал заниматься сбором растений. Позднее Леман оставил ему точнейшие координаты добытых им декоративных цветов. В конце 1877 года Леман самостоятельно отправился в Колумбию.

После 1880 года Фридрих Карл женился на Марии Хосефе де Москера, дочери богатого землевладельца близ Попаяна. Имение, доставшееся им от её родителей, Леман благоустраивал. Впоследствии на принадлежавшей им земле было обнаружено месторождения золота.

Затем Леман продолжил сбор растений, на этот раз, как и Эдуард Клабох, отправляя их Зандеру. Клабох всячески старался испортить их отношения, и к 1888 году они отказались от сотрудничества. Леман начал предлагать растения не через Зандера, а напрямую сообщая о них в Gardeners' Chronicle.

Фридрих Карл продолжил отсылать растения в Европу частным коллекционерам, а также, по контракту, Ливерпульской садоводческой компании. В 1893 году она обанкротилась, принеся ему огромный убыток.

Генрих Густав Райхенбах до своей смерти определял растения для Лемана по гербарным образцам. В 1889 году он скоропостижно скончался, в завещании запретив кому-либо изучать образцы из его богатейшего гербария на протяжении 25 лет, до 1914 года (из-за Первой мировой войны доступ к нему был открыт лишь в 1921 году). Это вызвало неудовольствие со стороны многих ботаников, поскольку зачастую, не увидев гербарного образца для сравнения, а лишь по описанию Райхенбаха, невозможно было установить видовую принадлежность новых образцов.

После смерти Райхенбаха Леман стал отсылать орхидеи для определения Фрицу Кренцлину, Генри Ридли и Роберту Рольфу, а другие растения — в Берлинский ботанический сад к Адольфу Энглеру. В письме Ридли он назвал завещание Райхенбаха проявлением эгоизма.

В 1899 году в Колумбии началась гражданская война, затруднившая передвижение по стране Леману. 23 ноября 1903 года он погиб на реке Тимбуке, направляясь на лодке к одному из мест добычи золота на принадлежавшей ему территории. Обстоятельства его смерти до конца не известны, по предположению Кренцлина, он мог быть убит.

Роды и некоторые виды растений, названные в честь Ф. К. Лемана

Напишите отзыв о статье "Леман, Фридрих Карл"

Литература

  • Cribb, P.J. (2010). «The life and travels of Friedrich Carl Lehmann». Lanketeriana 10 (2—3): 9—29.

Отрывок, характеризующий Леман, Фридрих Карл

Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.