Fairbanks-Morse

Fairbanks Morse and Company — американская производственная компания, действовашая в конце XIX и начале XX веков. Изначально специализировалась на производстве весов, впоследствии диверсифицировалась в пользу насосов, двигателей, ветряков, кофемолок, мельниц, локомотивов и индустриальных поставок вплоть до своей продажи в 1958 году и использовала торговую марку Fairbanks-Morse.

Корпорация объединяет собой три различных направления, которые могут считаться потомками компании, однако ни одно не является прямым наследником оной. Все виды деятельности разделены между:

• Fairbanks Scales — частная компания, расположенная в Канзас-Сити (Миссури), и занимающаяся производством весов.
• Fairbanks Morse Engine (FME) — дочерняя компания EnPro Industries, расположенная в Белойт (Висконсин), производящая и обслуживающая двигатели.
• Fairbanks Morse Pumps — является частью Pentair Water в Канзас-Сити (Канзас), и производит насосы.

Основание и ранняя история

Fairbanks Morse and Company начала своё существование в 1823 году

В штате Висконсин, Л. Вилер (англ. L. Wheeler) создал надёжное устройство ветряного водяного насоса — Eclipse windmill. Сразу по окончании Гражданской войны он открыл мастерскую в После этого он открыл мастерскую в городе Белойт (Висконсин). Вскоре полмиллиона ветряков были установлены по всему западу, а некоторые из них оказались аж в Австралии. Примерно в то же время сотрудник Fairbanks & Company Чарльз Хосмер Морзе открыл новый офис в Чикаго, из которого началось завоевание новых рынков сбыта и разработка новых линеек продуктов. Как ступень в этом развитии Морзе привёл Вилера и его ветряки под крыло Fairbanks company. Позднее Морзе стал партнёром в Fairbanks Company и, к концу 19 века, компания стала называться Fairbanks Morse & Company имея свой штаб-квартирой офис в Чикаго. Канадская ветвь появилась с приходом дилерской сети в Монреаль, а в 1876 году там была создана и производственная линия.

Расширение рынка в производство двигателей

В конце 19 века компании начали своё развитие на запад США. Одновременно с этим начала расширяться и номенклатура производимой продукции, которая теперь включала пишущие машинки, ручные тележки, железнодорожные велосипеды, насосы, трактора и различные инструменты и устройства для складских и транспортных нужд. Компания стала крупным поставщиком, обеспечивающим поставки оборудования вплоть до готовых систем «под ключ»: инструменты, трубопроводы, измерители и счетчики, прокладки, запчасти, клапана и трубы. В 1910 году их каталог состоял из более чем 800 страниц. В 1890-х компания начала производить двигатели на нефти и лигроине. Бензиновые двигатели Fairbanks Morse получили признание фермеров. Эти моторы дали возможность значительно улучшить такие виды деятельности как ирригация, генерация электроэнергии и нефтедобыча. Небольшие электрогенераторы, строившиеся компанией, были весьма популярны. Fairbanks Morse развивала это направление, и в 1893 году перевела двигатели на керосин, в 1905 году на коксовый газ, в 1913 году электрогенераторы получили полу-дизельный двигатель, и в 1924 году они стали полностью дизельными. В 1914 году компания начала производство одноцилиндровых моторов Model Z с мощностью в 1, 3 и 6 л.с.. Вскоре он был сделан и в варианте 20 л.с. (15 кВт). В последующие 30 лет их было произведено более полумиллиона единиц. Model Z нашла своё применение у фермеров, а Model N стала популярна в стационарных установках. Компанией так же были предприняты попытки войти на рынки автомобилей, тракторов, кранов, телевидения, радио и холодильников, однако результаты были не заслуживающими особого внимания.

После истечения срока действия американской лицензии Рудольфа Дизеля в 1912 году, Fairbanks Morse плотно вошла в сферу построения двигателей. Бо́льший двигатель Model Y построенный по полудизельной схеме стал стандартом для шахт и фабрик по переработке сахара, риса и древесины. Model Y производилась в вариантах от одного до шести цилиндров или, в эквиваленте мощности, от 10 л.с. (7,4 кВт) до 200 л.с. (150 кВт). Его развитие — модель Y-VA — был дизельным двигателем с высокой компрессией и холодным стартом, а так же первой «чистой» разработкой Fairbanks Morse, созданной без привлечения международных патентов. Он был разработан в Белойт и представлен публике в 1924 году. После этого линейка двигателей пополнилась судовым двигателем CO (большое количество этих 100-сильных двигателей использовалось на филиппинских паромах) и моделью E (использовавшимся на фабриках) — модернизированным дизелем модели Y. Во время Первой мировой войны, было заказано 60 единиц судовых двигателей CO 30 л.с. (22 кВт), установленных на британские рыболовецкие суда-обманки для выманивая немецких подводных лодок в зону действия их 6" пушек. Именно благодаря этому Fairbanks-Morse стала основным производителем двигателей и разработала системы для применения в железнодорожном транспорте и судостроении. Разработка тепловозов, буксиров и судов в 1930-х годах в значительной мере благоприятствовало развитию компании.

Судовые дизельные двигатели

Непосредственно перед Второй мировой войной Fairbanks-Morse разработали судовой двигатель со встречным движением поршней. Он поставлялся Флоту США в больших количествах, и преимущественно использовался в постройке субмарин. Во время войны Fairbanks-Morse достигла 60-го места среди корпораций США по объему поставок военных заказов. Они установлены на подводных лодках типов «Лос-Анджелес», «Огайо» и «Сивулф». В дополнение к двигателям со встречным движением поршней (установлены на кораблях береговой охраны типа «Гамильтон»), Fairbanks-Morse лицензировала Pielstick (применённые на десантных кораблях-доках типа «Уидби Айленд» и десантных транспортах-доках типа «Сан-Антонио»), Alco (установлены на USCGC Polar Sea (WAGB-11)), и дизельные двигатели M.A.N..

Железнодорожные локомотивы

Вскоре после выигрыша своего первого контракта от ВМС США, компания разработала двигатель 5x6 мощностью 300 л.с. (220 кВт), применявшегося в моторизированных вагонах, ходивших на Baltimore and Ohio Railroad, Milwaukee Road, и нескольких линиях ещё. Два таких двигателя были установлены на экспериментальный маневровый локомотив с центральной кабиной, созданный Reading Railroad (#87, построенный в 1939 году St. Louis Car Company, или SLCC, и списанный в 1953 году). Так же на их базе был построен маневровый локомотив, использовавшийся на собственных предприятиях Fairbanks-Morse.

В 1939 году на базе двигателей F-M 8x10 мощностью 800 л.с. (590 кВт) SLCC построила шесть мотовагонов Model OP800. В 1944 году Fairbanks-Morse начала производить маневровый локомотив для сортировочных станций H-10-44 мощностью 1000 л.с. (740 кВт) собственной разработки. Как и остальные производители локомотивов в военное время, Fairbanks Morse and Company подпадала под ограничение по типам и количеству производимых железнодорожных устройств. По окончании Второй мировой войны все североамериканские железные дороги начали замену своих устаревших паровозов в пользу тепловозов, что сильно укрепило позиции их производителей. Virginian Railway первыми выбрали продукцию Fairbanks Morse, отказавшись от услуг таких компаний как EMD и Baldwin.

В декабре 1945 года Fairbanks Morse and Company создала свой первый кабинный дизельный локомотив двойного назначения как прямого конкурента ALCO PA и EMD E-unit. Постройка тепловозов с осевой формулой A1A-A1A и мощностью дизеля 2000 л.с. (1500 кВт) была передоверена General Electric по причине нехватки места на заводе Fairbanks Morse and Company в Висконсине. GE начала постройку локомотивов на своем заводе в Эри (Пенсильвания) (англ. Erie) что и дало тепловозам имя «Erie-built». Для создания визуально впечатляющего кузова этого тепловоза Fairbanks Morse and Company прибегла к услугам промышленного дизайнера Раймонда Лоуи. Линейка этих тепловозов, впрочем, была лишь условно успешна. До 1949 года было продано лишь 82 кабинных и 28 бескабинных секции, на чем их производство и закончилось. Потомок Erie-built производились уже в Белойт и были разработаны с нуля. Результатом, появившимся в январе 1950 года, стал FM Consolidated line или «C-liner» (одно из наиболее известных изделий компании).

Первый заказ на C-liner’ы пришёл от New York Central Railroad, а следом за ними пришли Long Island Rail Road, Pennsylvania Railroad, Milwaukee Road и New Haven. Так же локомотивы F-M по лицензии производились Canadian Locomotive Company. CLC обеспечивала выполнение заказов железных дорог Canadian Pacific и Canadian National. С началом массового производства стали очевидными недостаточная механическая надёжность и плохой сервис поддержки. Основными проблемными зонами оказались склонные к отказам генераторы мощностью 2400 л.с. (1800 кВт) производства компании Westinghouse, и быстро изнашивавшиеся цилиндры двигателей в совокупности со сложностью обслуживания. В дополнение ко всему, железнодорожники стали отказываться от идеи тепловозов кабинного типа и стандартизировали дизайн маневровых локомотивов как у конкурирующих EMD GP7 или ALCO RS-3.

К 1952 году, поток заказов в США иссяк и количество выпущенных единиц составило всего 99, однако в Канаде эти тепловозы оставались популярными — особенно на железной дороге CP, и их производство продолжалось вплоть до 1955 года. Несколько вариантов их производилось только Canadian Locomotive Company и канадские железнодорожные линии получили 66 единиц. В 1953 году Westinghouse анонсировала своё намерение покинуть рынок железнодорожного оборудования, частично из за проблем с генераторами для F-M. Это сразу сделало дальнейшее производство C-liner’ов бессмысленным без редизайна, а благодаря тому, что они и так были не сильно востребованы, производство было свёрнуто.

Fairbanks Morse продолжили производство тепловозов с дизайном маневровых локомотивов, включая серию Train Master, однако это дало лишь частичный успех на рынке. Финансовые проблемы и внутрисемейные дрязги владельцев компании сильно ослабили её, что, в совокупности с тяжелой конкуренцией со стороны продукции EMD как то, к примеру, их F unit, на фоне заканчивающегося перевооружения с паровой тяги на дизельную, вкупе с дорогостоящей экскурсией на рынок пассажирских локомотивов в виде не оправдавших затрат на разработку P12-42, привело компанию к закономерному выходу с железнодорожного рынка. В США продажи локомотивов Fairbanks закончились в 1958 году, а последний проданный отправился в 1963 году в Мексику. В 1965 году CLC была переименована в «Fairbanks-Morse Canada» и, после забастовки в 1969 году закрыта.

Послевоенная генераторная продукция

Продолжая направление деятельности первой половины двадцатого века, Fairbanks Morse продолжила создание бензиновых и дизельных электрогенераторов, как дополнение к продукции канадских насосного и двигательного подразделений, работавших на обустройство ферм, фабрик и шахт.

Были основаны экспортные офисы в Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айресе. В Мексике была открыта фабрика, строившая двигатели model Z вплоть до 1970-х. Австралийское подразделение, действовавшее по принципу канадского, позволило начать процветать овечьим фермам. В 1902 году в Сиднее открылась Cooper Sheep Shearing Machinery Ltd, ставшая агентом Fairbanks Morse в Южном полушарии.

Компания продолжала продажи ветряных насосов Eclipse в Северной Америке до тех пор, пока они не вышли из употребления в 1940-х с массовой электрификацией сельского хозяйства. Недорогое электричество сняло необходимость генерировать электроэнергию на месте, что повлекло за собой падение спроса не малые и средние дизельные электростанции. И, хотя многие из электростанций Fairbanks Morse благополучно дожили до конца двадцатого века, модернизация, закрытие региональных предприятий и электрификация поставили слишком высокие планки.

В 1956 году начались внутрисемейные ссоры сыновей Чарльза Морзе за контроль над компанией, что повлекло за собой слияние Fairbanks-Morse и Penn-Western в 1958 году. Следующие несколько десятилетий продолжалось скольжение под гору и, в результате, ресурсы компании были распроданы, а подразделения упразднены. Региональные офисы были закрыты, что сильно подорвало привлекательность продукции компании для покупателей, так как новая эра не предполагала модели «один центр продаж». Автопроизводители, тракторостроители и создатели локомотивов тут же заняли освободившийся сегмент рынка. Это окончательно подорвало рентабельность компании, которая вскоре и была продана.

Современное состояние

В 1958 году Fairbanks Morse and Company объединилась Penn-Texas Corporation, организовав Fairbanks Whitney Corporation. В 1964 году Fairbanks Whitney была реорганизована в Colt Industries, получив своё имя от Colt Manufacturing — производителя оружия и собственности Penn-Texas. В 1988 году, подразделение Fairbanks Morse Pump было продано частным инвесторам и стало независимой фирмой Fairbanks Morse Pump. Вскоре после этого — в 1997 году — она была приобретена Pentair и стала частью General Signal Pump Group. В том же 1988 году бизнес по производству весов был продан Colt Industries и стал независимой компанией Fairbanks Scales.

В 1990 году, Colt Industries продала свой оружейный бизнес C.F. Holdings Corp как Colt’s Manufacturing Company, Inc. и стала Coltec Industries. В 1999 году Coltec объединился с корпорацией BFGoodrich, оставив имя BFGoodrich. В 2002 году, как часть процесса по отделению неаэрокосмических подразделений, BFGoodrich начала раскрутку подразделения, занимающегося разработкой промышленных товаров EnPro Industries Inc. а сама осталась Goodrich Corporation. На текущий момент EnPro является патентной компанией Fairbanks Morse Engine.

Как результат, на данный момент, существует три отдельных компании использующих имя и торговую марку Fairbanks или Fairbanks Morse, ведущих свою родословную от оригинальной Fairbanks Morse and Company. Fairbanks Scale и Fairbanks Morse Pump имеют общего прародителя — E & T Fairbanks Company.

See also

• Список локомотивов Fairbanks-Morse
• Дизельный двигатель Fairbanks Morse 38 8-1/8

Литература

• Pinkepank, Jerry A. The Second Diesel Spotter's Guide. — Milwaukee, Wisconsin: Kalmbach Publishing Co., 1973. — 459 с. — ISBN 0-89024-026-4.
• Wendel, C.H. Fairbanks Morse: 100 years of engine technology. — Lancaster, Pennsylvania: Stemgas Publishing Co., 1993. — 175 с.
• Wendel, C.H. A history of Fairbanks, Morse & Company. — Atkins, Iowa: Old Iron Book Co., 1982. — Vol. 2. — 98 с. — (Power in the past). — ISBN 0-94280-401-5.
• McCurtie, Francis E. Jane's fighting ships of World War II. — New York: Crescent Books/Random House, 1994. — 320 с. — ISBN 0-517-67963-9.
• Adcock, Al. U.S. ballistic missile subs in action. — Carrollton, Texas: Squadron/Signal Publications, 1993. — 50 с. — ISBN 0-89747-293-4.
• Merton J. Peck, Frederic M. Scherer. The weapons acquisition process: an economic analysis. — Boston, Massachusetts: Division of Research, Graduate School of Business Administration, Harvard University, 1962. — 736 с.
• [www.psrm.org/roster/diesel/fm/index.html Fairbanks-Morse 38D8 Diesel Engine]. PSRM Diesel Locomotives. Проверено 1 января 2006.

Ссылки

• [www.fairbanksmorse.com/ Fairbanks Morse Engine website]
• [www.fairbanksmorsenuclear.com/ Fairbanks Morse Nuclear website]

Отрывок, характеризующий Fairbanks-Morse

Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.