Fallout 2
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
| Fallout 2 | |||||
|---|---|---|---|---|---|
|
| |||||
| Разработчик | |||||
| Издатель | |||||
| |||||
| Часть серии | |||||
| Дата выпуска | |||||
| Версия | |||||
| Жанр | |||||
| Возрастные рейтинги |
|||||
| Платформы | |||||
| Игровой движок |
Fallout engine
| ||||
| Режимы игры | |||||
| Носитель | |||||
| Системные требования |
|||||
| Управление | |||||
| Сайт |
[web.archive.org/web/19980710153639/interplay.com/fallout2/ Fallout 2]
| ||||
Fallout 2 — компьютерная ролевая игра с открытым миром, разработанная Black Isle Studios и выпущенная издателем Interplay Entertainment в 1998 году. Является второй частью из серии Fallout. Несмотря на то, что игровой движок практически не изменился с первой части, благодаря детальной проработке игрового мира и сюжета, продолжению удалось превзойти её в популярности.
Содержание
Предыстория
Спустя 80 лет после событий Fallout, уединённая деревня Арройо, основанная Выходцем из убежища (англ. Vault Dweller), начала приходить в упадок. Требовались новые силы, чтобы вдохнуть жизнь в поля. Старейшина деревни посылает Избранного (англ. Chosen One) в пустоши за чудом довоенной инженерной техники — ГЭКК (англ. GECK, Garden of Eden Creation Kit — ГЭКК, Генератор Эдемских Кущ Компактный; в нелицензионных версиях также используются переводы «Группа Эдемских Конструкционных Компонентов» и «КоСоГоР» — «Комплект по Созданию Города-Рая»), созданный для того, чтобы вышедшие на поверхность жители убежищ смогли основать новую жизнь. Избранный отправляется в опасные поиски…
Игровой процесс
Движок Fallout 2 претерпел мало изменений по сравнению с Fallout, вследствие чего игровой процесс почти ничем не отличается от предшественника. Однако игровой мир по сравнению с первой частью был увеличен[1].
Ход игры
Сюжет в игре развивается по мере получения и выполнения квестов. Квесты — это задания, появляющиеся перед игроком по ходу игры или даваемые ему другими персонажами. В Fallout 2 существует несколько сотен квестов, и только один из них является обязательным.
Выполнение начальных квестов в Арройо не требует больших усилий и служит скорее подготовкой игрока к будущим трудностям. Поначалу Избранный располагает очень скудной амуницией и небольшим количеством денег. Ему дано первое задание и указано местоположение ближайшего города на глобальной карте.
Со временем игроку может быть доступен автомобиль — Кризалис Хайвеймен (Chrysalis Highwayman), который существенно ускоряет путешествие по глобальной карте и может хранить вещи в багажнике. Он может быть улучшен по ходу игры. Например, если оставить автомобиль без присмотра в Нью Рено, то его угонит группа людей. При встрече с ними оказывается, что они расширили багажник Хайвеймена. Далее можно вернуть автомобиль силой, заплатить за него или просто вернуться в другой раз. Позже в Fallout New Vegas в большой радиоактивной луже обнаружатся его останки, видимо, после того, как Избранному он на нефтяной вышке не был нужен, его угнали рейдеры, сломали и бросили, в результате появилась небольшая локация «Место Крушения Хайвеймена».
Хотя игровой процесс в Fallout 2 рассчитан более чем на сто часов игры, авторы случайно или сознательно предоставили опытным игрокам возможность пройти игру быстрым путём.[2] Такое прохождение занимает 40-50 минут реального времени, но едва ли используется опытными игроками (если не требуется быстро снарядить персонажа для исследования какого-то определённого места игры), предпочитающими получать удовольствие просто от нахождения в мире Fallout и игрового процесса.
После выполнения обоих сюжетных заданий игрок имеет возможность продолжить играть, после чего в Городе-Убежище и Нью-Рено появляются новые возможности и варианты диалогов (эту задумку реализовал Крис Авеллон, который занимался разработкой дизайна этих городов[3]), так, например, отец Тулли может отдать книгу, повышающую все навыки до 300 % и дающую 15 000 опыта после прочтения. Главным отличием этой книги является то, что она не исчезает после прочтения. Следовательно, игрок может получить с помощью неё самый высокий уровень.
Лимит времени
В отличие от первой части, в Fallout 2 лимита времени нет. Игра начинается 25 июля 2241 года и автоматически заканчивается ровно через 13 лет игрового времени, а честное и полное прохождение занимает не более полутора—двух игровых лет вне зависимости от выбранного стиля игры. Предупреждающие сны, в которых с вами разговаривает шаман племени, не ограничивают вас во времени. Это, скорее, сюжетный поворот для тех игроков, которые не могут выполнить поставленную изначально задачу — добыть ГЭКК. И даже если вы найдёте ГЭКК до четвёртого сна, то придя в Арройо все равно обнаружите лежащего в крови и умирающего Хакунина.
Главные персонажи
- Избранный (Chosen One) — главный герой второй части игры, внук (или внучка) Выходца из убежища. В игре доступно три готовых персонажа (помимо возможности создания собственного):
- Нарг (Narg) — благодаря великолепной физической подготовке является лучшим охотником племени. Он прост и прямолинеен. Если Нарг в чём-то не может разобраться, он просто крушит всё подряд, а уж это он делает превосходно! Нарг хочет стать вождём племени, и ничто его не остановит. Нарг — воин, дикарь.
- Минган (Mingan) — мягкая поступь и быстрый хватательный рефлекс помогают ему удовлетворять свои потребности. Несколько лет назад люди решили, что этому воришке лучше применять свои таланты на каком-нибудь другом племени. С тех пор Минган стал разведчиком. Однако палатки соседних племён уже не представляют для него интереса… Пора отправляться в дальний путь. Минган — вор.
- Читса (Chitsa) — умеет убеждать и договариваться. Ослепительная красота служит девушке в этом подспорьем. Она торгует лучше, чем кто-либо в племени, и не понаслышке знает об опасностях пустыни. Сейчас её народу нужна помощь, и Читса слышит зов дальней дороги… Читса — дипломат.
- Старейшая — лидер деревни Арройо. Это она отправляет Избранного, прошедшего через Храм Испытаний, на поиски священного ГЭККа.
- Хакунин (Hakunin) — шаман Арройо. Он может быть полезен на раннем этапе игры, делая целебный порошок из необходимых ингредиентов. Погибает во время атаки Анклава на Арройо, но успевает указать Избранному местоположение базы Наварро.
- Дик Ричардсон (Dick Richardson) — президент США и руководитель Анклава, один из главных антагонистов игры. Именно он спланировал и организовал операцию с модифицированным ВРЭ, призванную «вычистить» Соединённые Штаты Америки от мутантов (гулей, «нечистых» людей и тому подобного — иными словами, вообще от всех, кроме сотрудников Анклава, которым заблаговременно были сделаны прививки). Ричардсон был знаком с предназначением Убежищ, но он не видел в них ничего большего, чем пробирки с консервированными людьми, над которыми он мог проводить опыты.
- Фрэнк Хорриган (Frank Horrigan) — главный отрицательный персонаж Fallout 2 (имя взято у персонажа фильма На линии огня, который также был агентом секретной службы). Мутант-киборг с огромным и крайне прочным телом. Участвовал в раскопках на военной базе Марипоза, где мутировал и впоследствии стал подопытным в экспериментах Анклава, что не самым положительным образом сказалось на его интеллекте. Возглавляет почти все боевые операции Анклава. Несколько раз встречается Избранному в скриптовых сценах, напал на бункер Братства Стали в Сан-Франциско, а также противостоит ему в финальном бою. Силён, хитёр, злобен, живуч и просто подл. Имеет 999 очков здоровья.
- Маркус (Marcus) — супермутант, сооснователь, мэр и шериф Брокен Хиллз. Очень опытный боец, владеющий тяжёлым оружием; не носит брони (по его словам она на него просто не «налезает»), но это компенсируется огромным здоровьем и устойчивостью к повреждениям, как и у всех супермутантов. Так же встречается и упоминается в остальных частях игры.
- Танди (Tandy) — президент НКР. Та самая Танди, которую Выходец из Убежища спас от рейдеров в Fallout, но на восемьдесят лет старше.
- Большой Иисус Мордино (англ. Big Jesus Mordino) — глава мафиозной семьи Мордино в Нью-Рино в 2241 году.Большой Хесус — «толстяк с крошечными чёрными глазками. С него течёт пот, и он очень тяжело дышит».
- Орвилл Райт (англ. Orville Wright) — глава мафиозного клана Райт в Нью-Рино, занимающегося производством и распространением самогона.
- Луис Сальваторе (англ. Louis Salvatore) — глава семьи Сальваторе в Нью-Рино.. Из-за проблем с сердцем и лёгкими он почти никогда не покидает своей комнаты на втором этаже своего бара и не расстаётся с дыхательной маской, которая соединена с кислородной подушкой у него на боку.
- Джон Бишоп (англ. John Bishop) — глава мафиазного клана Бишопов.Его мечта — объединиться с Новой Калифорнийской Республикой и получить место сенатора от штата Нью-Рино в её Конгрессе. Он единственный из четырёх гангстеров Нью-Рино, к которому нельзя попасть на работу просто с улицы, а только будучи хорошо проверенным и рекомендованным.
- Майрон (англ. Myron) — юный гений из Нью-Рино, химик-самоучка, создавший по заказу семьи Мордино уникальный наркотик — Джет (Jet, Винт). Может изготовлять медицинские препараты (а также без необходимости потребляет стимуляторы и наркотики, если они оказываются в его снаряжении). Существенные недостатки Майрона — его полная непригодность к бою (низкий уровень здоровья и трусость) и назойливое подчёркивание важности своей персоны. Может быть важен для прохождения квеста по получению противоядия от джета (если у игрока слабый навык Доктора).
- Аскорти (англ. Ascorti) — мэр Реддинга и владелец казино. Изворотлив и везде ищет выгоду.
- Гарольд (англ. Harold) — лидер гулей в Гекко, хотя и не являющийся «классическим» гулем по происхождению.В голове у него торчит дерево,которое он называет то Герберт,то Боб. Ещё один персонаж из первой части Fallout; был лично знаком с Повелителем до его (и своей) мутации. Его так же можно встретить в Fallout 3.
- Роджер Вестин (англ. Roger Westin) — важная политическая фигура в НКР в 2241 году, член совета.Он имеет большое ранчо и является одним из главных баронов-скотоводов в республике. С политической точки зрения он поддерживает выбор президента Танди: мирного расширения НКР.
- Джанет Линетт (Lynette) — первая гражданка Города Убежища, фактически управляющая городом. Среди игроков прославилась своим скверным характером и обидчивостью.Кроме того презирает гулей, супермутантов и просто людей извне.
- Джо (англ. Jo) — владелец магазина в Модоке, обеспечивает торговлю между Модоком и другими городами, выменивая продовольствие и кожаные изделия, производимые в городе на всё необходимое. Также по воле случая является «мэром, шерифом, мировым судьёй и любым другим чиновником, которого только можно себе представить».
- Кен Ли (англ. Ken Lee) — советник императора Ши. Официально считается советником императора Ши. В действительности же он фактически руководит империей, принимая решения на основе предсказаний суперкомпьютера.
- Мецгер (англ. Metzger[1]) — лидер работорговцев в Дыре.Удерживал Вика в качестве раба, так как тот продал Мецгеру неработающее радио. Мецгер выследил его, и, прежде чем Вик успел покинуть город, посадил его под замок до тех пор, пока он не заплатит откуп и не починит радио.
- Вегейр (англ. Vegeir) — лидер Ушельцев. Предпочитает он говорить, используя поэтические изречения и красноречие, нежели грубую силу и резкость в общении.
- Сержант Арк Дорнан[2] (англ. Arch Dornan) — военнослужащий авиабазы Наварро в 2241 году.У него всегда скверное настроение. Он всегда ищет повод наказать подчинённых за любую провинность и малейшие отступления от устава.
- Грутар (англ. Gruthar) — вожак разумных когтей смерти, живущих в Убежище 13 в 2241 году, отец Гориса.После того, как Избранный найдёт и унесёт ГЭКК, через две недели в Убежище 13 заявится карательный отряд Анклава во главе с Фрэнком Хорриганом и уничтожит всю популяцию разумных когтей смерти, включая самого Грутара.
- Капитан А. Рон Майерс (англ. Captain A. Ron Meyers) — является лидером бродяг с танкера СКП «Вальдез». Был техником в Анклаве, работал в Наварро, но позже ушёл. Именно он указывает Избранному на то, что надо сделать, чтобы танкер поплыл.
- Дэрион (Дарион, до 2161—2241 гг.) (англ. Darion) — главарь банды Новых Ханов в 2241 году, главный противник в Убежище 15.Во время того, как Выходец из Убежища зачистил лагерь Ханов и освободил Танди, Дэрион спрятался и остался единственным выжившим. С этого момента он желал мести Выходцу и Танди, одновременно параноидально боясь расправы.
- НИК-9 (англ. AHS-9) — глава хабологов.
Персонажи-спутники
- Вик (Vic) — торговец из Клэмата. Похищен работорговцами из Дэна, где его можно освободить. Умеет чинить предметы. На первых уровнях в бою малоэффективен, но имеет хорошие перспективы развития. Дочь Вика живёт в Волт-Сити и ничего не знает о судьбе своего отца.
- Кэссиди (Cassidy) — владелец бара в пригороде Города Убежища, за свою жизнь явно побывавший во многих переделках. У Кэссиди есть проблемы с сердцем (при злоупотреблении стимуляторами может погибнуть от удара); несмотря на это, он прекрасно стреляет из винтовок и дерётся врукопашную. Один из лучших союзников. Утверждает, что он был дикарём.
- Мирия и Дэвин (Miria & Devin) — брат с сестрой, живущие в Модоке, с одним из которых можно вступить в брак (причем вне зависимости от пола главного персонажа). В отличие от остальных помощников не способны развиваться, крайне плохо обращаются с оружием и отказываются оставить главного героя ни под какими предлогами (два ненасильственных способа — развестись в Нью-Рино, либо продать в рабство в Волт-Сити или Яме).
- Skynet — искусственный интеллект, управляющий охранной системой армейского подразделения Сьерра и желающий выбраться оттуда. Для этого главному герою необходимо поместить мозг-носитель (помимо имеющихся в лаборатории экземпляров (мозг обезьяны и дефектный мозг) есть возможность извлечь мозг у одного из напарников) в робота. Наиболее желателен для этого кибермозг, менее желателен — человеческий мозг. Только кибермозг способен совершенствоваться, только кибермозг и человеческий мозг способны стрелять. Какой мозг извлечётся из лаборатории Сьерра напрямую зависит от навыка Наука у игрока, а при низкой науке кибермозг вообще не опознаётся. Особенности — хороший стрелок (характеристики напрямую зависят от использованного мозга), не лечится обычными способами. Для лечения у него есть своя система восстановления, задействуемая, при просьбе к нему, до трёх раз в день.
- Горис (Goris) — коготь смерти альбинос из Убежища 13, занимающийся исследованием окружающего мира (по уровню интеллекта не уступает взрослому человеку). Отлично сражается в ближнем бою, но не способен носить броню или использовать оружие. Не способен бежать в бою или действовать не агрессивно.
- Ленни (Lenny) — гуль-доктор, которого можно обнаружить в Гекко. Свидетель похождений Выходца из убежища в Некрополисе. Особенность — огромный уровень здоровья, мало полезен в бою, так как стреляет лишь из пистолетов и пистолетов-пулемётов и пистолет Гаусса, в сочетании с силовой бронёй, сделают из него неплохого бойца поддержки). В лечении не нуждается.
Локации Fallout 2
Карта местности, совпадающей с игровой картой [www.wikimapia.org/#lat=39.6226149&lon=-120.5090332&z=7&l=0&m=a&v=2&search=redding].
Города
Кламат (Klamath, Клэмат) — первый город на пути Избранного, куда он зашёл в поисках торговца Вика. Небольшой бедный городок, наполовину развалины, населённый трапперами — охотниками на гекко. Подземелья Кламата населены крысами во главе с крысиным богом Пинки. Город находится приблизительно на месте реально существующего Кламат-Фолс.
Дэн (Den, Дыра-Яма) — грязный городок. Почти всё его население состоит из бандитов и наркоманов. Здесь находится Гильдия работорговцев.
Модок (Modoc) — тихое и спокойное место, маленький фермерский городок, постепенно умирающий от засухи.
Реддинг (англ. Redding) — шахтёрский городок, на котором держится вся экономика Калифорнии. Здесь добывается золото, что позволяет городу закупать всё необходимое в Городе Убежища, НКР и Нью-Рино, ведущими борьбу за влияние на Реддинг. На шахтах Реддинга водятся ванаминго.
Город Убежище (Город) (Vault City) — основан выходцами из Убежища 8. Пародия на Древний Рим: технологически развитая демократия, плоды которой доступны лишь небольшому количеству избранных (Граждан), старающихся не иметь никаких дел с чужестранцами. В Городе Убежище фактически существует рабство, хотя сами жители никогда его так не называют.
Гекко (Gecko) — город гулей — людей, пострадавших от облучения. Главным объектом в Гекко является работающая атомная электростанция.
Брокен-Хиллс (Broken Hills) — населённый пункт, в котором добывают урановую руду. Здесь в мире живут люди, гули и супермутанты. Однако некоторые жители не согласны с таким положением дел и строят заговор для подрыва существующего равновесия.
Нью-Рино (New Reno) — самый большой (как по размерам, так и по количеству квестов) город в Fallout 2. Всё, что происходит здесь, контролируется четырьмя мафиозными семьями: Сальваторе, Мордино, Бишопами и Райтами. Мрачное и опасное место, предоставляющее игроку огромное количество возможностей. Представляет собой «возрожденный» город Рино, в настоящее время второй по величине в штате Невада.
- Голгофа (Golgotha) — городское кладбище Нью-Рино. Место расправы мафии над всеми неугодными.
- Конюшни (The Stables, Наркоцех) — место разработки и производства наркотика джет семьёй Мордино. Находится севернее Нью-Рино. Здесь обитает Майрон.
- Гаражи — место хранения и ремонта машин. Попасть туда можно, если приехать на машине в Нью-Рино.
Новая калифорнийская республика (НКР) (New California Republic) — крупный город, появившийся на месте Шейди-Сэндс из первой части Fallout. Демократическое сообщество с сильной властью, в котором запрещены наркотики и работорговля. Потенциальная основа для построения нового государства в постъядерном мире.
Сан-Франциско (San Francisco) — крупный процветающий город, полностью населённый китайцами (потомками военных с подводной лодки КНР), возглавляемыми Императором Ши, и почти не связанный с остальным миром. Здесь находится также штаб религиозной секты хабологов. В порту Сан-Франциско стоит танкер, на котором герою предстоит отправиться на главную базу Анклава.
Малые поселения
Арройо (Arroyo) — родная деревня Избранного, в которой начинается игра. Была основана Выходцем из Убежища после его изгнания из Убежища 13.
Ферма ужасов, или Ферма призраков (Ghost Farm) — ферма рядом с Модоком. Принадлежит потомкам одной из довоенных организаций самообороны (в переводе от Фаргуса — Слагам, от 1С — Ушельцам), живущим под землёй около ста лет. Ферму не тронула засуха, которая так испортила жизнь жителям Модока, поэтому Ушельцы были вынуждены защищать её странным образом, а именно устрашением посторонних людей с помощью надетых на колья чучел, до ужаса похожих на мёртвые человеческие фигуры. На поверхности Ушельцы появляются по ночам, нередко — вымазавшись фосфоресцирующей краской. Благодаря этому ферма получила своё название.
Скват (англ. The Squat) — поселение рядом с Убежищем 15, населено скваттерами, покрывающими группировку Дэриона, обосновавшимися в убежище.
Убежища
Убежище 13 (Vault 13) — легендарное убежище, откуда происходил герой первой части игры. Все обитатели были похищены Анклавом для экспериментов с ВРЭ (вирус рукотворной эволюции). Населено разумными Когтями смерти. Подходящее место для поисков ГЭКК.
Убежище 8 (англ. Vault 8) — не отдельная локация, а часть Города Убежища, отсюда происходили выходцы, основавшие Город Убежища, после постройки города с помощью ГЭКК убежище стали использовать как склад.
Убежище 15 (Vault 15) — локация, встречавшаяся и в первой части Fallout. Занята бандой рейдеров Дариона. На поверхности живут сквоттеры.
Ложное Убежище 13 — локация, не представляющая никакого интереса. Попасть сюда можно по неправильной наводке. Представляет собой разрушенный недостроенный прототип «Священного Тринадцатого».
Остальные локации
Храм испытаний (англ. Temple of Trials) — обучающая локация, с которой начинается игра. Является частью Арройо.
Токсичные пещеры (Toxic Caves, Пещеры Яда) — небольшая локация севернее Кламата, куда игрок попадает для спасения траппера Смайли. Опасность здесь представляют многочисленные гекко и разлитые повсюду радиоактивные отходы. Здесь же находится заброшенный военный объект неизвестного предназначения, на который можно проникнуть.
Армейское подразделение Сьерра (Sierra Army Depot) — заброшенный военный склад, надёжно охраняемый автоматическими системами защиты. Сюда можно попасть, получив соответствующий квест от главы семьи Райтов в Нью-Рино. В реальности примерно здесь (севернее Рино), находится действующий военный склад.
Рейдеры (Raiders) — база грабителей-налётчиков в глубокой пещере, наполненной ловушками. Рейдеры регулярно нападают на Город Убежище по заданию семьи Бишоп (которая в свою очередь действует совместно с одним из сенаторов НКР). Игрока рейдеры атакуют без предупреждения.
Наварро (Navarro) — военная база Анклава, необходимая для дозаправки винтокрылов. Здесь выполняются три важнейших квеста: похищение чертежей винтокрылов, получение силовой брони Анклава и ключа ФОБ (FOB) для управления танкером. Внутренняя механика игры ссылается на Наварро как на Colusa, город Colusa реально существует именно в этом месте.
Военная база (Military Base) — заброшенная военная база, местоположение чанов с ВРЭ из Fallout. Заселена враждебно настроенными мутантами (бывшими шахтёрами из Реддинга). Её название — Марипоза (англ. Mariposa) — упоминается только в голодисках в Fallout.
Анклав (The Enclave) — место базирования пережившего ядерную войну правительства США. Находится на нефтедобывающей вышке недалеко от побережья Калифорнии. Анклав является развитой военно-технической организацией, собирающейся установить новый мировой порядок. Уничтожение Анклава — одна из двух главных целей игры.
Население и фауна
Мир Fallout 2 населён не только нормальными людьми, которым удалось пережить ядерную войну и постъядерный период без существенных изменений, но и разнообразными мутантами. Порой трудно определить, где фауна, а где граждане новой Земли.
- Люди — основной тип жителей постъядерного мира. Все люди являются потомками тех, кто пережил войну в специальных убежищах (или просто под землёй, как «ушельцы» с Фермы ужасов), обосновавшихся в покинутом Сан-Франциско моряков китайской подводной лодки или американского правительства и военных, пересидевших войну на нефтяной платформе в Тихом океане. Люди доминируют во всех городах и локациях кроме Гекко, Убежища 13 и Военной базы. В Брокен-Хиллз они составляют треть населения. Избранный и его главные враги «анклавовцы» являются людьми. Люди в игре могут совершенно по-разному относиться к миссии Избранного и к нему самому (это зависит к тому же ещё и от репутации, которую игрок себе зарабатывает в процессе игры). Некоторые доброжелательны, кто-то равнодушен, другие враждебны.
- Ванаминго — очень странные и очень сильные создания. Размножаются яйцами, которые откладывает «королева». При уничтожении в Pip-Boy определяются как «чужие» (aliens). Однако, по словам разработчиков Fallout 2, являются творением человеческих рук, наряду с Когтями Смерти. По мнению Fallout Bible ванаминго — результат одного из экспериментов Анклава. Всегда враждебны по отношению к Избранному, на начальных этапах игры практически непобедимы.
- Крысы — мутировавшие крысы. Существует несколько форм, например свинокрысы, отличающихся здоровьем и силой атаки. Некоторые способны облучать при укусе (на полях Модока). Существует два экземпляра свинокрысов, обретших высокий интеллект благодаря мутации: братья Pinky (Keeng Raat) и Brain. Оба грезят мечтами о завоевании мира (отсылка к мультсериалу «Пинки и Брэйн»).
- Гули (Живые мертвяки) — люди, которые пострадали от огромных доз радиации и ВРЭ. Гули доминируют в Гекко, городе с работающей атомной станцией. Они также составляют треть населения Брокен-Хиллз. Все гули (по утверждению одного из них) являются живыми свидетелями доядерного мира и самой войны. Радиация не убила их, а заставила приспособиться. В Fallout 1 гули были жителями одного из ядерных убежищ, в котором запланированно (как часть эксперимента) не закрылся вход при начале ядерной войны. Поэтому гулям комфортно вблизи источника повышенной радиоактивности, такого как АЭС. Мертвяки совершенно бесплодны, и со временем их популяция уменьшается. Гули почти всегда ладят с Избранным, если он сам не ведёт себя враждебно.
- Мутанты — люди, мутировавшие в ходе бесчеловечных экспериментов одного из персонажей первой части (при погружении в ВРЭ). Больше всего их на Военной базе (все разумные существа) и в Брокен-Хиллз (каждый третий). Встречаются также в НКР. Мутанты значительно крупнее и сильнее людей, но в целом сохраняют антропоморфные признаки. Мутант Маркус вполне дружелюбен и даже готов присоединится к Избранному после выполнения некоторых квестов. Мутанты с Военной базы всегда агрессивны и стремятся напасть.
- Когти Смерти — бывают трёх видов: обычные, самки и детеныши. Являются специально разработанным биологическим оружием, для замены спецназа США в горячих точках. В качестве основы были взяты хамелеоны, которых модифицировали методами генной инженерии и (позже) ВРЭ. Во время ядерной войны отдельные экземпляры вырвались на свободу. Взрослые Когти Смерти крупнее людей и являются очень опасными противниками (особенно самки). Большинство Когтей смерти — животные, бродящие в пустошах и скрывающиеся в пещерах. Однако в Убежище 13 и в Наварро Избранный встречает разумных Когтей Смерти, умеющих говорить, читать и в целом вести себя вполне по-человечески. Как выясняется позже, разумные Когти Смерти — результат зашедшего в тупик эксперимента Анклава по увеличению интеллекта. Анклав предполагал увеличить интеллект Когтей Смерти до уровня школьника, чтобы они были способны понимать и выполнять приказы и быть при этом контролируемыми. Однако Когти Смерти прогрессировали значительно быстрей, чем предполагалось, и к тому же научились это скрывать. Когда это выяснилось, Анклав поставил своей целью экстерминацию всей популяции «слишком удачных» подопытных. Разумные Когти Смерти вначале осторожны с Избранным, но после выполнения квеста на починку компьютера становятся дружелюбны и разрешают забрать «ГЭКК», хранящийся в убежище. Один из них, Горрис (одетый в рясу), даже может присоединиться к игроку. Помимо интеллектуальных способностей Когти Смерти обладают собственными моральными принципами. Образ жизни ведут коллективный, или стайный. В противоположность диким Когтям Смерти не настроены агрессивно, если их не провоцировать.
- Гекко — мутировавшие ящерицы. Очень любят радиацию и места высокой токсичности (по словам Смайли именно поэтому золотые гекко имеют позолоту). Бывают трёх типов: серебряные (обычные), золотые и огненные (чёрного цвета). Гекко примерно размером с человека. Серебряные — наиболее слабые, огненные самые сильные — могут «плеваться» огнём на достаточно большие расстояния. Трапперы охотятся на гекко и продают их шкуры. В Кламате траппер Смайли, которого Избранный должен спасти из Ядовитых пещер, может научить игрока снимать шкурки с убитых зверьков. На рынке особенно ценятся шкурки золотых гекко. С огненных гекко шкуру снять нельзя. Не очень опасны (кроме огненных).
- Гигантские муравьи — мутировавшие под воздействием радиации муравьи размером с собаку. Первый тип противников, который встречается игроку. Достаточно слабые и беспомощные, встречаются в Храме Испытаний (первая локация, куда попадает игрок после создания персонажа и разговора со Старейшиной) и во многих подземельях.
- Рад-скорпионы — мутировавшие под воздействием радиации скорпионы. Бывают двух видов: «Малыш рад-скорпиона» (крупнее собаки) и «Рад-скорпион» (сопоставимы по размеру с браминами). Атакуют не слишком эффективно, но в бою могут впрыснуть яд и отравить Избранного. Отравление продолжает отнимать жизни и после окончания боя. Яд выходит сам по прошествии времени, либо после принятия противоядия.
- Брамины — двухголовые коровы, которые встречаются во многих городах. В городе Кламат игрок может получить задание по защите браминов от рад-скорпионов. В городе Модок также можно получить задание по защите браминов от волков. В одном из диалогов можно узнать о том, что иногда рождаются одноголовые брамины-мутанты.
- Хищные растения — крупные мясистые растения-мутанты высотой в человеческий рост. Впервые встречаются в посёлке Арройо. Одни из самых слабых противников: не могут передвигаться, наносят небольшой урон (кусают, либо выстреливают шипы), быстро гибнут даже под ударами кулаков.
- Богомолы — насекомые-мутанты зелёного цвета. Ходят стаями по 6-7 особей. Опасны лишь если встретятся вам в начале игры (появляются только во время случайной встречи). Естественной брони не имеют, урон наносят небольшой.
- Кентавры — один из мутантов Пустоши, порождённых при помощи ВРЭ. Это своего рода химера, состоящая из беспорядочно сплавленных и сращённых фрагментов тел людей и животных.
- Летуны — мутант, преимущественно образованный от ВРЭ-инфицированных плоских червей (запись экспериментов с ВРЭ), который позже был улучшен в экспериментах Создателя. Обычно ходят в группе с кентаврами. Благодаря тому, что они производят и хранят вредные газы в пузырях у головы, летуны могут парить над землёй. Из-за газов они очень уязвимы к огню, но зато совершенно иммунны к электричеству. Летуны не очень умны, но зато их бывает очень трудно убить, особенно, когда они окружают группой.
Локализация
В 1998 году на территории СНГ игра официально не издавалась, поэтому поклонники игры были знакомы с Fallout 2 только по пиратским копиям (наиболее известны переводы «Фаргуса» и «Левой Корпорации»). В неофициальных переводах встречалось множество несоответствий с оригиналом в именах, названиях локаций и пр. Перевод компании Фаргус запомнился фанатам. Пиратские переводы несут в себе дополнительные пасхальные яйца, понятные российскому игроку. Во вступительном ролике Fallout 2 была использована песня группы Аукцыон — Дорога.
Только в 2006 году, спустя 8 лет после релиза Fallout 2 во всем мире, в странах СНГ вышла официальная локализация от компании «1С». Однако, так как ко времени появления локализации, Fallout'ы уже были пройдены игроками неоднократно, сохранилось большое количество копий, сделанных самими геймерами, что, несомненно, повлияло на продажи.
Роли в локализации от «1С» озвучивали:
- Юрий Деркач — Часовой у ворот Наварро, Офицер связи Анклава
- Елена Кищик — Танди, Старейшая
- Александр Клюквин — Закадровый голос, Дик Ричадсон
- Пансау Натчанда — Сулик
- Борис Репетур — Майрон
- Елена Соловьёва — Линнет
- Дмитрий Филимонов — Хакунин
- Олег Щербинин — Гарольд
- Андрей Ярославцев — Маркус, Сержант Дорнан, Фрэнк Хорриган
Пасхальные яйца
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 24 ноября 2011 года. |
Как и предшественник, вторая часть игры изобилует ссылками на события и произведения мировой культуры.
- Одним из легендарных яиц стала специальная встреча «Рыцари Круглого стола, бьющиеся с крысой», в которой игрок может найти легендарную Святую гранату Антиоха. Намёк на фильм «Монти Пайтон и Священный Грааль». Однако из-за случайной ошибки в сценарии игры, вероятность появления данной встречи изменена с очень низкой (порядка десятых долей процента) до невозможной, из-за чего честным способом попасть в эту встречу стало невозможным. Позднее фанатами игры было выпущено исправление, изменяющее переменную вероятности встречи в предполагаемое значение.
- В Кламате и Гекко можно встретить двух больших свинокрысов, одного из которых зовут Пинки, а другого Брэйн. Явная отсылка к мультфильму Стивена Спилберга «Пинки и Брэйн».
- В Кламате, в доме механика Вика можно найти колоду карт «Tragic the Garnering» — это ссылка на коллекционную карточную игру Magic the Gathering.
- Случайная встреча-локация со скелетом кашалота и горшком с петунией. Это отсылка к роману Дугласа Адамса «Автостопом по Галактике».
- Случайная встреча-локация «Мост смерти». Через пропасть идёт мост, который охраняет проводник. Чтобы пройти мост надо ответить на 3 вопроса, если игрок не мог ответить на 3 вопроса — он погибал, но если на последний вопрос ответить вопросом, проводник погибал сам, оставляя в ранних версиях игры после себя хорошую броню. В поздних версиях в трупе можно было найти только накидку. Намек на фильм «Монти Пайтон и Священный Грааль».
- Случайная встреча-локация «Кафе разбитых надежд» («Cafe of broken dreams»). Посреди пустоши стоит кафе, полное NPC из первой части, которые предаются воспоминаниям о первой части. Если зайти в кафе в робе Убежища 13, за вами увяжется собачка Dog Meat и будет с вами до самого конца. Если же напасть на собаку, то появится её хозяин Макс с неплохим оружием (ссылка на фильм «Безумный Макс 2: Воин Дорог»).
- Логотип Vault-Tec на карте мира. В левом верхнем и правом верхнем углах логотипа есть два алфавитно-цифровых кода. Левый верхний — L5-AA23 — блок задержания принцессы Лейи на 5 уровне (L5) в «Звёздных Войнах» («Star Wars»). Правый верхний — TK-421 — позывной штурмовика, у которого Люк забрал броню («TK-421 why aren’t you at your post? TK-421 do you copy?»).
- Комментарии программистов игры. Ознакомиться с ними можно, нажав на кнопку «Титры» («Credits»), удерживая при этом клавишу [Shift].
- В игре есть случайная локация с потерпевшим крушение космическим челноком, рядом с которым лежат несколько тел. Одежда пришельцев и сам челнок являются точными копиями таковых из популярного сериала «Star Trek».
- В армейском подразделении Сьерра, существует и командует искусственный интеллект, которого зовут «Скайнет» — очевидная ссылка на фильмы Терминатор. Скайнет можно переселить в робота и взять с собой.
- В Нью-Рино, в подвале Нью-Рино-армс живёт "глупый" гений Элджернон — книга Цветы для Элджернона, Дэниэла Киза.
- В Нью-Рино в подвале одного из казино спрятан персонаж, пародирующий Майка Тайсона. Так же с ним можно драться на ринге, если взять соответствующий квест. В бою может откусить Избранному ухо, что уменьшает харизму на 1. Так же есть возможность что игрок откусит ухо ему. Ничего не даёт кроме морального удовлетворения.
- В Нью-Рино в подвале Нью-Рино-Армс валяется коробка в которой лежит настоящее пасхальное яйцо.
- Одна из случайных встреч переносит героя во времени в Убежище 13 (Vault 13) (это происходит после того как игрок проходит через портал «Хранитель» в свою очередь являющийся ссылкой на одну из серий сериала «Звёздный путь (Star Trek)». Для того чтобы вернуться обратно нужно «похимичить» с компьютером и сломать водный чип — именно с этого начинался первый Fallout.
- В НКР стоят Дороти и Тото, персонажи из сказки о стране Оз.
- Секта хабологов имеет заметное сходство с реально существующей сектой сайентологов, основанной Роном Хаббардом.
- Случайная встреча с парнем в силовой броне, которая заржавела настолько, что парень не может двигаться. Рядом валяется банка машинного масла, которую нужно использовать на бедолаге, чтобы он смог двигаться. Это прямая отсылка к сказке Волшебник из страны Оз.
- В Голгофе при раскапывании могил можно откопать живого гуля, которого перед этим заживо закопали бандиты из Нью-Рино. (Он является отцом Ленни).
- Зазывала у публичного дома «Кошачья лапка» в Нью-Рино частично цитирует героя Чич Марина («От заката до рассвета» Роберта Родригеса), который так же зазывал посетителей в стрип-бар («Киски! Киски! Огромный выбор кисок!»).
- На значке привыкания к стимулятору «Психо» изображён маньяк, являющийся собирательным образом к нескольким самым известным маньякам: хоккейная маска Джейсона Вурхиза, перчатка с лезвиями и полосатый свитер Фредди Крюгера и бензопила с надписью «Сделано в Техасе» Кожаного Лица.
- PMV Valdez — танкер Эксон Вальдез, потерпевший аварию 23 марта 1989 года на побережье Аляски в проливе Принца Вильгельма, в результате которой произошла утечка 11 млн галлонов сырой нефти и экологическая катастрофа. Этот же танкер был снят в фильме «Водный мир», описывающем один из вариантов постапокалиптического будущего.
Звуковые дорожки
- Вступление: Louis Armstrong — A Kiss To Build A Dream On
- Beyond the Canyon (Arroyo)
- Dream Town (Modoc)
- Biggest Little City in the World (New Reno)
- My Chrysalis Highwayman (Car Drive)
- Many Contrasts (San Francisco)
- All-Clear Signal (Vault City)
- Gold Slouch (Redding)
Критика
Обозреватель Allgame Майкл Л. Хаус оставил преимущественно положительный отзыв об игре. Хотя игровой процесс практически идентичен первой части, внесённые усовершенствования, как сообщил рецензент, делают игру ещё более увлекательной. Положительной оценки удостоились детализованная и «навевающая уныние» графика, звуковое сопровождение, передающее атмосферу ядерного разрушения, и система создания персонажа. Вместе с тем Хаус посчитал, что игра достаточно трудная и поначалу может разочаровать игрока. Также обозреватель упомянул о небольших программных ошибках, присутствующих в игре[1].
Журнал «Лучшие компьютерные игры» дал игре 9.8 баллов из 10 и назвал её культовой среди игр всего мира.[4]
См. также
Напишите отзыв о статье "Fallout 2"
Примечания
- ↑ 1 2 House, Michael L. [www.allgame.com/game.php?id=15954&tab=review Fallout 2 - Review] (англ.). Allgame. Проверено 18 августа 2014.
- ↑ В самом начале не составляет труда взять энергетическую броню Анклава в «Наварро», что заметно облегчает дальнейшее прохождение; кроме того, существует простой и быстрый способ подготовки танкера в Сан-Франциско к отплытию в Анклав. В Анклаве же финальное сражение с Фрэнком Хорриганом само по себе является несложным.
- ↑ Библия Fallout
- ↑ [www.lki.ru/text.php?id=2326 Fallout] — Лучшие компьютерные игры, № 4, апрель 2007
Ссылки
- [www.falloutwiki.com The Vault] (англ.) — вики-проект Duck and Cover о вселенной Fallout.
- [ru.fallout.wikia.com/wiki/Портал:Fallout_2 Портал Fallout 2] в Убежище — вики-проекте о вселенной Fallout.
- [www.nma-fallout.com/ No Mutants Allowed] (англ.) — известнейший ресурс по постапокалиптической тематике.
- [www.duckandcover.cx Duck and Cover] (англ.) — ресурс, выделяющийся обилием фанфиков поклонников на тему Fallout
- [www.fallout.ru/ Русскоязычный сайт о Fallout] — один из наиболее популярных (и к тому же — самых старых) фан-сайтов и форумов среди русскоязычных ресурсов по теме Fallout.
- [www.fallout-archives.com/ «Энциклопедия Fallout»] — один из наиболее популярных фан-сайтов и форумов среди русскоязычных ресурсов по теме Fallout. Содержащий множество информации, в том числе эксклюзивной.
- [wasteland.ag.ru/ Wasteland Chronicles] — Портал Absolute Games, где имеется отдельные разделы для каждой игры серии Fallout.
- [www.ag.ru/games/fallout_2 Fallout 2] на сайте Absolute Games
-
— сообщество «Fallout 2» в «Живом Журнале»
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Fallout 2
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
