Fantômas
Поделись знанием:
FantômasFantômas
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
| Fantômas | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Жанры | |
| Годы |
1998—наст.вр. |
| Страна | |
| Лейбл | |
| Состав | |
| Бывшие участники | |
| Другие проекты |
Faith No More |
| [www.ipecac.com/artists/fantomas Сайт] | |
Fantômas — супергруппа Майка Паттона, в состав которой также входят гитарист Базз Осборн, басист Тревор Данн и барабанщик Дэйв Ломбардо. В турне 2005 г. в качестве барабанщика выступал Терри Боззио, поскольку Ломбардо в это время находился в турне вместе со Slayer.
Содержание
История группы
Вскоре после распада Faith No More в 1997 году Паттон написал некоторое количество музыки, которую он описал как «очень быстрый хардкорный материал в смеси с некоторым количеством шума, абсолютно лишённый импровизации, структурированный „до мозга костей“, при этом структуру музыки достаточно легко забыть, она не подчиняется привычной схеме с куплетами и припевами»[1][2]. В качестве важнейших влияний были названы музыка к мультфильмам и фильмам категории B. С целью записи этого материала в 1998 году была создана супергруппа Fantômas.
Паттон осуществлял подбор состава группы на основании личных знакомств (Данн, Осборн) и исполнительского мастерства (Ломбардо). Сначала он хотел предложить играть на ударных своему другу Игору Кавалере (Sepultura), однако тот не понял сути проекта, прослушав несколько демозаписей, после чего в коллектив был приглашён Дейв Ломбардо[1].
В 1999 году Fantômas стали первой группой, издавшей альбом на лейбле Паттона Ipecac.
В июне 2009 года ожидается[3] выход нового альбома проекта, запланированного ещё в 2006 году[4]. Паттон утверждает, что это будет полностью электронная запись.
Стилевые особенности
Стиль коллектива сочетает в себе элементы множества музыкальных жанров, важнейшими из которых являются хеви-метал, экспериментальный рок и нойз. Многие произведения отличаются абсурдностью и специфическим юмором; некоторые критики[5] отмечают влияние дадаизма. Традиционное для хеви-метала пение стихов под музыку практически не применяется в творчестве коллектива: обычно Паттон использует свой голос в качестве музыкального инструмента.
Каждый альбом коллектива обладает определённой концепцией:
- Fantômas, также известный как Amenaza Al Mundo, посвящён теме комиксов. Вместо названий каждому треку альбома сопоставлен номер страницы.
- The Director's Cut представляет собой сборник ремейков музыки из различных фильмов в характерной стилистике группы. Считается наиболее лёгким для восприятия альбомом коллектива.
- Delìrium Còrdia — это одна композиция продолжительностью более часа, близкая к жанру эмбиент и посвящённая хирургическим вмешательствам без анестезии.
- Suspended Animation сделан в стилистике музыки из мультфильмов.
Состав
- Майк Паттон — голос, семплер
- Базз Осборн — гитара
- Тревор Данн (англ. Trevor Dunn) — бас-гитара
- Дэйв Ломбардо — барабаны
Дискография
Fantômas
- 1999 — Fantômas
- 2001 — The Director’s Cut
- 2004 — Delìrium Còrdia
- 2005 — Suspended Animation
Участие в сборниках и сплитах
- 1998 — Great Jewish Music: Marc Bolan (трибьют Марку Болану), «Chariot Choogle»
- 2003 — Masada Anniversary Edition Volume 3: The Unknown Masada (сборник не издававшихся ранее композиций Джона Зорна из первой книги Масады), «Zemaraim»
- 2005 — Fantomas/Melt Banana (сплит с группой Melt Banana), «Animali In Calore Surriscaldati Con Ipertermia Genitale»
- 2005 — Where Is the Line (сингл Бьорк), «Where Is the Line (Fantômas Remix)»
FantômasMelvins Big Band
Fantômas & John Zorn
- 2001 — The Films of Kenneth Anger
Напишите отзыв о статье "Fantômas"
Примечания
- ↑ 1 2 Don Zulaica. [members.tripod.com/~Nirrosive/articles/article10.txt NO EXIT: Even Better Than the Real Thing? — Mike Patton Puts His Faith in Fantomas and Mr. Bungle] (англ.). BAM magazine. Проверено 3 мая 2009. [www.webcitation.org/65tMBSaEd Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
- ↑ Ross Simonini. [www.believermag.com/issues/201301/?read=interview_patton Interview with Mike Patton] (англ.). The Believer (January 2013). Проверено 7 января 2013. [www.webcitation.org/6E2ndvZcJ Архивировано из первоисточника 30 января 2013].
- ↑ [rock-a-rolla.com/main/?p=49 Mike Patton preps new Fantômas and Mondo Cane albums!] (англ.). Rock-A-Rolla. Проверено 3 мая 2009. [www.webcitation.org/65tMBuYc5 Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
- ↑ Greg Prato. [www.billboard.com/bbcom/news/article_display.jsp?vnu_content_id=1002502020 Patton Juggling Numerous New Projects] (англ.). Billboard (12 May 2006). Проверено 3 мая 2009.
- ↑ [www.fantomas-lives.com/fanto5.htm Fantômas & The Avant-Garde]. fantomas-lives.com. Проверено 4 мая 2009. [www.webcitation.org/65tMCqqhu Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
Ссылки
- [www.last.fm/ru/music/Fant%C3%B4mas Профиль Fantômas] на Last.fm
- [www.metal-archives.com/band.php?id=1383 Fantômas на Encyclopaedia Metallum]
- [www.allmusic.com/artist/fantmas-p370276 Fantômas на allmusic.com]
- [www.discogs.com/artist/Fantômas Fantômas на discogs.com]
- [www.lambgoat.com/features/interviews/melvins.aspx интервью Buzz Osborne]
Отрывок, характеризующий Fantômas
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
