Fides et Ratio
| Fides et Ratio | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: |
Папа Иоанн Павел II |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: | |
Fides et Ratio (Вера и разум) — тринадцатая по счёту энциклика Папы римского Иоанна Павла II, опубликованная 14 сентября 1998 года. Энциклика посвящена, как следует из её названия, проблеме соотношения разума и веры на пути познания человеком истины.
Содержание
Структура
Энциклика состоит из введения, семи основных частей и заключения.
- Введение
- Откровение Божественной мудрости
- Верую, чтобы понимать
- Понимаю, чтобы верить
- О соотношении между верой и разумом
- Суждения Учительства Церкви в области философии
- Взаимодействие богословия и философии
- Нужды и задачи настоящего времени
- Заключение
Содержание
В работе над энцикликой папе оказывал помощь Богослов Папского Дома кардинал Жорж Коттье[1].
Основную идею энциклики о равноправности и определённой взаимодополняемости веры и разума папа выражает во введении энциклики через образ двух крыльев:
|
Вера и разум — это как бы два крыла, на которых человеческий дух возносится к созерцанию истины, ибо Сам Бог вложил в умы людей стремление к познанию истины, а также к познанию Его Самого, чтобы люди, познавая и любя Его, смогли найти полноту истины о себе самих [2] | 
|
Согласно мысли Иоанна Павла II, когда теологи принижают разум, а философы отвергают возможность откровения — теряют и те и другие[3]. Папа подчёркивает важность «мыслящей веры», призывает теологов и богословов не бояться разума и пишет «Если вера не мыслит, то она ничто»[3]. Вера придаёт смысл человеческому существованию, а разум помогает вере возрастать. Согласно Иоанну Павлу II вера без разума может привести к фидеизму и разнообразным суевериям, а разум без веры к релятивизму и нигилизму[4].
Говоря о необходимости взаимодействия философии и богословия папа приводит помимо имён Отцов Церкви и средневековых богословов множество имён мыслителей XIX—XX веков, как западных (Дж. Ньюмен, А. Розмини-Сербати, Ж. Маритен, Э. Жильсон, Э. Штайн), так и восточных (П. Я. Чаадаев, В. С. Соловьёв, П. А. Флоренский, В. Н. Лосский). Их философские размышления, сказано в энциклике, «обогатились благодаря взаимодействию с истинами веры»[4].
Напишите отзыв о статье "Fides et Ratio"
Примечания
- ↑ [www.30giorni.it/articoli_id_3545_l3.htm «If everything is grace, then grace is no more»]
- ↑ Fides et Ratio. Введение
- ↑ 1 2 Джордж Вейгел. гл. 19 // [www.gumer.info/bogoslov_Buks/katholic/Veigel_papa/Veig_19.php Свидетель надежды Иоанн Павел II] = Witness to Hope: The Biography of Pope John Paul II. — М.: АСТ, 2001. — Т. 1. — 608 с. — ISBN 5-17-005695-8.
- ↑ 1 2 «Fides et Ratio» //Католическая энциклопедия. Т.5. Изд. францисканцев, М.:2013. Ст. 742—743
Ссылки
- [tau.by/bibliyateka/20-dakumety-kastsjola/141-fides-et-ratio-vera-i-razum «Вера и разум»] (рус.)
- [www.vatican.va/holy_father/john_paul_ii/encyclicals/documents/hf_jp-ii_enc_15101998_fides-et-ratio_en.html «Fides et Ratio»] (англ.)
|
||||||||
Отрывок, характеризующий Fides et Ratio
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
