Final Fantasy VII (Famicom)

Final Fantasy VII
Заглавный экран
Разработчик	ShenZhen Nanjing Technology
Издатель	ShenZhen Nanjing Technology
Часть серии	Final Fantasy (неофициально)
Даты выпуска	2005 год 2006 год
Жанр	Японская ролевая игра
Платформа	Famicom и её клоны
Режим игры	Однопользовательская игра
Носитель	2-мегабайтный картридж с поддержкой маппера 163
Управление	Геймпад

Final Fantasy VII (кит. трад. 最終幻想7, упр. 最终幻想7, пиньинь: Zuì Zhōng Huàn Xiǎng 7, палл.: цзуй чжун хуань сян 7), также известная как Core Crisis (кит. трад. 核心危機, упр. 核心危机, пиньинь: Hé Xīn Wēi Jī, палл.: хэ синь вэй цзи)  — неофициальный ремейк популярной японской ролевой игры Final Fantasy VII, разработанной Square. Ремейк разработан китайской фирмой ShenZhen Nanjing Technology для аппаратных клонов восьмибитной игровой приставки Famicom, по сей день популярных в Китае. Как следствие ограничений восьмибитной консоли, в ремейке были сильно упрощены графика и игровой процесс.

В ремейке присутствуют многие элементы из оригинальной Final Fantasy VII, например, игрок также управляет группой героев, которые путешествуют по игровому миру, взаимодействуют с неигровыми персонажами, участвуют в боях и выполняют различные задания для дальнейшего продвижения по сюжету, однако в нём нет многих побочных квестов и секретных персонажей, которые были в оригинале. Тем не менее, основной сюжет Final Fantasy VII передан достаточно точно. Игру неоднозначно восприняли критики: с одной стороны, её хвалили за сохранение основного сюжета оригинала, с другой стороны, её ругали за чересчур высокую сложность и сильно обрезанный геймплей.

Игровой процесс

Навигация

В Final Fantasy VII игрок управляет группой трёх персонажей, которые обследуют игровой мир, разговаривают с неигровыми персонажами и выполняют различные задания. Поначалу игроку доступна только одна локация, город Мидгар, но впоследствии открывается доступ и к другим местам: к городам и различным подземельям. В отличие от оригинальной игры, в ремейке можно сохраняться в любой момент вне боя; слот для сохранения игры только один.

Пройдя цепочку заданий в Мидгаре, игрок может путешествовать между локациями по мировой карте, на которой они отображены. Для продвижения в недоступные ранее локации иногда требуется ехать на различного рода транспорте, например, на ездовых птицах чокобо или на автомобиле, хотя транспорт порой бывает нужен только для преодоления одного препятствия. Из ремейка вырезаны мини-игры, которые присутствовали в оригинале. Как и во многих других играх серии Final Fantasy, на карте мира и в некоторых локациях путешествие часто прерывается случайными битвами с врагами.

Боевая система

Когда начинается битва, появляется экран битвы. Справа находятся герои игрока (их может быть максимум три, но вне боя их можно в любой момент заменить), слева — враги. В отличие от оригинала, в котором очерёдность ходов определялась системой «Active Time Battle», то есть в соответствии с заполнением шкалы по мере течения времени, здесь же бои просто пошаговые. В специальном меню игрок выбирает действие, которое тот или иной персонаж совершит в бою: можно атаковать противника, использовать заклинание, предмет или попытаться сбежать из боя, последнее невозможно в битвах с боссами. У каждого героя есть очки жизни, при их полной утрате герой теряет сознание, и, следовательно, не может сражаться, пока его не вылечат, если же сознание теряют все три героя, то игра заканчивается. У врагов также есть очки жизни, если они заканчиваются, враг исчезает. При победе над всеми врагами на поле битва считается выигранной.

При победе в битве герои получают очки опыта, игровые деньги и иногда предметы. Получив определённое количество опыта, герой поднимается на новый уровень, вместе с уровнем растут его характеристики, а значит, герой становится сильнее. В этой версии игры отсутствуют «Прорывы предела» — индивидуальные приёмы героев, которые можно использовать в бою при получении героем достаточного урона.

Экипировка и магия

В игре присутствует система материи из оригинальной игры, но здесь она намного более примитивна. Когда по сюжету в команде появляется новый герой, он приносит с собой материю. Всего есть семь видов материи, столько же, сколько и играбельных персонажей. Материя даёт новые заклинания, а заклинания, в свою очередь, позволяют наносить противнику урон или лечить союзников. В отличие от оригинала, здесь персонаж может иметь при себе только одну материю, но их можно менять в любой момент, даже во время боя. Материю можно прокачивать путём использования её заклинаний, максимальный уровень у материи — девятый. С каждым новым уровнем у материи добавляется одно заклинание, соответственно, у каждой материи девять заклинаний. Заклинания также можно прокачивать по отдельности, многократно их используя: с увеличением уровня заклинания возрастает его сила. У каждого отдельного заклинания есть очки (CP), потратив которые полностью, нельзя его использовать. Тем не менее, их можно восстанавливать посредством специальных предметов или отдыха в гостиницах.

Существует также экипировка для героев, которая позволяет дополнительно повысить те или иные характеристики. Оружие можно прокачивать также, как и материю: для этого герою нужно много раз физически атаковать. В отличие от материи, оружие нельзя сменить во время боя. Кроме оружия, есть ещё четыре вида экипировки для героев; и оружие, и экипировку можно достать, покупая их в магазинах, подбирая как трофеи с врагов или находя в сундуках, находящихся в различных локациях. Разным героям доступна разная экипировка. И оружие, и заклинания при полном заполнении шкалы их прокачки не переходят на следующий уровень сами по себе, поэтому оружие и материю с заполненной шкалой нужно приносить в магазины, где можно поднять их уровень.

Сюжет

См. также: Сюжет Final Fantasy VII

Сюжет ремейка точно такой же, как и в оригинальной Final Fantasy VII. Главный герой игры Клауд Страйф вместе с группой экотеррористов «ЛАВИНА» борется с мегакорпорацией «Шин-Ра», деятельность которой ведёт к истощению источника планетарной энергии. Первая часть сюжета игры происходит в городе Мидгар, столице «Шин-Ра». Впоследствии герои узнают, что бо́льшую опасность для планеты представляет собой Сефирот, легендарный воин, работавший раньше на «Шин-Ра» и пять лет считавшийся погибшим. Вместе с выжившими членами «ЛАВИНЫ» Барретом и Тифой, а также с Айрис, последней представительницей древнего народа Цетра, Рэдом XIII, разумным зверем, сбежавшим из лаборатории «Шин-Ра», Кайтом Ситом, механическим котом-предсказателем верхом на гигантском механическом мугле, и Сидом, пилотом и инженером из Ракетного городка, Клауд преследует Сефирота, опасаясь, что у него есть более ужасные планы на Землю Обетованную, чем у «Шин-Ра». Сефирот с помощью Чёрной Материи хочет использовать заклинание «Метеор», чтобы уничтожить планету. Айрис пытается остановить Сефирота в одиночку и использовать заклинание «Святость» при помощи Белой Материи, способное спасти мир от Метеора, но тот её убивает на глазах у Клауда. Клауд с остальными побеждают Сефирота, сдерживавшего эффект Святости, в Северном кратере, и тем самым спасают мир.

Из сюжета были вырезаны почти все события второго диска Final Fantasy VII, кроме того, убрано множество побочных сюжетных линий и заданий. Отсутствуют секретные персонажи Юффи и Винсент, а также сюжетные линии, связанные с ними. Были убраны некоторые локации, например, Форт Кондор и город Мидель, а также ОРУЖИЕ — секретные боссы.

Разработка

Final Fantasy VII вышла в 1997 году и была разработана компанией Square для игровой приставки Sony PlayStation. Достоверно неизвестно, когда ShenZhen Nanjing Technology разработала ремейк для Famicom, но в руководстве пользователя указано, что игра вышла в 2005 году на материковом Китае и в 2006 году на Тайване. На упаковке и инструкции игра называется Final Fantasy VII Advent Children, кроме того, там изображены Клауд и Сефирот, как они выглядят в анимационном фильме «Последняя фантазия VII: Дети пришествия», но на заглавном экране написано просто «Final Fantasy VII», и в игре напрочь отсутствуют элементы сюжета, взятые из фильма. Игра изначально разработана для аппаратного клона Famicom под названием «Сюбор», но в неё можно играть и на самой Famicom или даже на Nintendo Entertainment System, если использовать специальный адаптер.

Из-за ограниченных технических характеристик Famicom графика в игре двухмерная. Спрайты героев во время боя занимают 16x24 пикселя, размер спрайта увеличен по горизонтали для того, чтобы в спрайт вместилось оружие героя, например, меч Клауда или пулемёт Баррета. В большинстве японских игр обычно используются слоговые азбуки хирагана и катакана, а шрифт обычно занимает 8x8 пикселей, в играх на китайском языке в основном используются шрифты размером 16x16 пикселей, где используется 4 цвета, в этой игре же используется свой собственный шрифт, где символы размером 16x16 пикселей и только два цвета. Диалоги разбросаны фрагментами по исходному коду игры. В коде в начале каждой реплики персонажа стоит символ @, а затем трёхзначное число, которое определяет, какой портрет персонажа будет показан в данной реплике.

Плата картриджа для этой игры по-своему уникальна и отличается от плат от обычных игр для Famicom: в ней присутствует программный чип на два мегабайта, в котором находится ПЗУ картриджа. Чип, отвечающий за оперативную память, содержит в себе спрайты персонажей, подобный принцип работы используется в маппере UNROM, который использовался во многих играх для Famicom. Как следствие, данные разбросаны по исходному коду фрагментами. Графика в ремейке взята из других игр, например, Final Fantasy II или Final Fantasy III, некоторые спрайты взяты даже из игр Final Fantasy для SNES. Музыку также взяли из второй и третьей Final Fantasy, но музыкальных треков достаточно мало, а некоторые музыкальные темы и вовсе обрезали до нескольких повторяющихся нот.

Отзывы и значимость

Хотя игру и хвалили за то, что в ней точно передан основной сюжет Final Fantasy VII, игра удостоилась негативных отзывов из-за своей крайне высокой сложности, и частых, длительных и утомляющих битв, а ограниченные возможности лечения героев и медленная прокачка только усугубляют ситуацию. Именно поэтому Деррик Сободаш в своём обзоре на сайте CinnamonPirate.com советовал «играть, но при этом читерить». Несмотря на все недостатки игры, фанаты всё же сделали патч с любительским переводом на английский. Обзоры на ремейк Final Fantasy VII были на американском сайте Gameworld Network и на японском сайте Gpara.com.

Деррик Сободаш писал, что, хотя ремейк не будет чем-то принципиально новым для тех, кто уже играл в Final Fantasy VII, «эта игра вполне может сравниться с другими играми серии Final Fantasy для NES». редактор сайта Kotaku Люк Планкетт назвал эту игру для Famicom «достижением, которое я бы сразу назвал титаническим», а затем назвал её «триумфом духа человеческого». Рецензент Boing Boing Gadgets Джоель Джонсон счёл, что эта игра «не просто подделка — это проявление истинного мастерства и серьёзных намерений команды неизвестных китайских программистов». Сайт GamePro в списке тринадцати лучших фанатских ремейков компьютерных игр поставил игру для Famicom на первое место, и, несмотря на все её недостатки, сравнил её с проектом «Геном человека». Группа энтузиастов-ромхакеров с сайта Romhacking.net работает над проектом, цель которого — изменить музыку, графику, сюжетные события и геймплей таким образом, чтобы ремейк был максимально приближен к оригиналу.

Ссылки

• [www.gpara.com/kaigainews/eanda/2008022602/ Обзор] на сайте GParta.  (яп.)
• [www.romhacking.net/forum/index.php/topic,12466.0.html Ссылка] на патч, переводящий игру на английский язык и меняющий в ней графику, музыку и игровой процесс.

Отрывок, характеризующий Final Fantasy VII (Famicom)

– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.