Floyd Rose

Floyd Rose (произносится как [фло́йд ро́уз]) — известная «запирающаяся» система тремоло (вибрато), иначе известная как «whammy bar», впервые использованная на электрогитаре. Система названа в честь её изобретателя Флойда Роуза. Это имя по сути стало обозначением этого конкретного типа тремоло-системы, и, хотя некоторые производители делают аналогичные конструкции, Флойду Роузу принадлежит патент на эту разработку.

Система включает в себя так называемые «топ-лок» — механизм, зажимающий струны у верхнего порожка и «плавающий» нижний порожек. Запирающая система снижает нагрузку на колки и помогает удерживать строй струн, тогда как плавающий нижний порожек позволяет изменять натяжение струн, изменяя высоту звучащих нот. Разумеется, когда струны зажаты с помощью топ-лока, использование колков для настройки гитары невозможно — поэтому обычно гитара настраивается до того, как закручивается топ-лок, а после для последующей настройки используются специальные винты «микроподстройки», имеющиеся на нижнем порожке «Floyd Rose».

Плавающий нижний порожек позволяет вытягивать ноты по высоте вверх, чего не могли делать предшественники «Floyd Rose». Это позволяет гитаристам использовать очень широкие диапазоны вибрато и даже создавать новые, необыкновенные звучания. Цена этого удовольствия — высокие требования к точности настройки и, как следствие неправильного ухода: перемещение гитары в пространстве может привести к тому, что порожек сдвинется и строй гитары изменится; слишком сильный нажим при глушении струн ладонью также может сдвинуть порожек; замена струн занимает значительно больше времени.

Использование «Floyd Rose» было популяризовано Эдди Ван Халеном (Eddie Van Halen). Многие известные современные электро-гитаристы (Джо Сатриани, Стив Вай (Steve Vai) и т. д.) часто используют «Floyd Rose» в своих работах для создания звуков, которые невозможно было получить раньше с помощью традиционных («vintage») тремоло-систем. Многие соло-гитаристы в стиле thrash metal используют «whammy bar» для создания уникальных «расстроенных» звучаний: например, композиция Slayer «Raining Blood» включает в себя соло, состоящее исключительно из звуков, полученных с помощью «раскачивания» одной ноты с помощью тремоло-системы.

Несмотря на то что мода на тремоло-системы сошла на нет в 1990-х, так как она была в основном связана с музыкой в стиле metal, многие гитаристы до сих пор используют «Floyd Rose» для получения новых звучаний; Даймбэг Даррелл, гитарист группы Pantera, использовал «whammy bar» для извлечения натуральных флажолетов, которых нельзя было услышать иначе; Том Морелло (англ. Tom Morello) из Rage Against the Machine и Audioslave использовал «whammy bar», «whammy pedal» и переключатель звукоснимателей для создания звуков в духе хип хопа.

Существуют аналоги «Floyd Rose», основанные не на механическом действии (натягивании или спускании струн), а на преобразовании уже преобразованных в электрическую форму сигналов. Один из них — «Digitech’s Whammy Pedal». Когда система «Floyd Rose» стала достаточно известной, некоторые производители клавишных добавили колёсико плавного управления высотой нот к своим инструментам. Такое колёсико позволяло намного более гибко управлять высотой нот, чем механическая тремоло-система, и, разумеется, рано или поздно, эта технология вернулась обратно к гитарам.

Ссылки

• [www.floydrose.com/ Официальный веб-сайт Floyd Rose]
• [www.guitars.ru/01/info.php?z789 Статья о настройке Floyd Rose на guitars.ru]

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Floyd Rose

Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…