Ford Thunderbird

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ford Thunderbird

Ford Thunderbird на Викискладе

Общие данные

Производитель:

Ford Motor Company США

Годы пр-ва:

1955—1997 2002—2005

Сборка:

США

Класс:

Personal Luxury Car

Дизайн

Компоновка:

переднемоторная, заднеприводная

Ford ThunderbirdFord Thunderbird

Ford Thunderbird (IPA: ˈθʌndərˌbɜrd) — также широко известен под аббревиатурой T-Bird, «Ти-бёрд» — американский заднеприводный люксовый автомобиль с кузовом «купе», а в ряде поколений — также «кабриолет» и «седан», выпускавшийся на протяжении многих лет подразделением Ford компании Ford Motor Company.

Название модели позаимствовано из мифологии североамериканских индейцев. У некоторых племён Громовая Птица (англ. Thunderbird, ошибочно переводится как буревестник) является духом грозы, молнии и дождя.

Было выпущено одиннадцать сильно различавшихся между собой, в том числе и по концепции, поколений этой модели с 1955 по 2005 годы (с перерывом в 1998—2001 годах), а общий выпуск за эти годы достиг 4,4 миллиона.

Автомобиль позиционировался как «Personal Luxury Car» (относительно небольшой престижный автомобиль для состоятельных владельцев, предпочитавших не прибегать к услугам наёмного шофёра и управлять им самостоятельно), и по сути основал этот сегмент американского автомобильного рынка.

Предыстория

В послевоенные годы и в начале 50-х в США стали набирать популярность европейские спортивные автомобили, например, британские MG TC, большие количества которых были ввезены туда возвращающимися домой из Европы солдатами. До этого в Америке не выпускалось массовых сравнительно доступных спортивных моделей — только очень дорогие малосерийные «спидстеры», вроде Auburn Speedster.

Первым ответом местной автомобильной индустрии стал Chevrolet Corvette, первое поколение которого было запущено в серию в 1953 году. Это был достаточно примитивный (у него даже не было подъёмных стёкол в дверях, вместо которых использовались пристёгивающиеся шторки с пластмассовыми окнами), но лёгкий двухместный автомобиль с очень маленьким, по американским меркам, открытым стеклопластиковым кузовом на раме, 3,9-литровым 150-сильным шестицилиндровым мотором Blue Flame и двухступенчатой автоматической трансмиссией. Автомобиль оказался сравнительно популярен, и конкуренты GM начали подумывать о том, чтобы обзавестить схожими двухместными моделями.

Первым проектом «Форда» в этом направлении были прототип Ford Vega с дизайном от Винса Гарднера (Vince Gardner), известного как автор Cord 810. Он использовал шасси европейского Ford Anglia, имел изготовленный вручную алюминиевый кузов «родстер» с дизайном в стиле аналогичных моделей европейского производства, среди особенностей которого были убирающиеся фары (как на «Корде»), и приводился в движение небольшим 2,2-литровым V8, развивавшим 60 л. с. Разработка и постройка «Веги» заняла два года и была завершена в 1953 году. Однако прямого продолжения этот проект не получил.

Согласно легенде, решение о разработке двухместной спортивной модели для «Форда» приняли вице-президент компании Льюис Д. Крузо и дизайнер Джордж Уокер, посетив Парижский автосалон в октябре 1951 года и увидев на нём разнообразие спортивных машин, полностью отсутствовавших тогда в производственной программе американских производителей. По другой версии легенды — автосалон посетили Дж. Уокер и Генри Форд II.

На самом же деле, начало разработке нового двухместного автомобиля было положено на «Форде» ещё в начале 1952 года — как ответ на информацию о готовившемся в те годы к производству конкурентами из GM «Корвете».

Разработка автомобиля началась в обстановке секретности небольшой группой дизайнеров в составе Джона Сэмсена, Билла Бойера и Элана Корнмиллера (John Samsen, Bill Boyer и Alan Kornmiller) по заданию топ-менеджера «Форда» Фрэнка Херши (Frank Hershey). Позднее, ещё до завершения проекта, Э. Корнмиллер перешёл к конкурентам из компании American Motors.

Больше всего изначальный вариант напоминал европейский спортивный кабриолет, с передней частью «в стиле Феррари» (по собственному признанию отвечавшего за её разработку Дж. Сэмсена), сложно изогнутой линией боковины с резким подъёмом позади дверей над высокими открытыми арками задних колёс и покатой скруглённой крышкой багажника. Позднее к оформлению были добавлены элементы американского стиля — острые хвостовые плавники и панорамное лобовое стекло.

Доступ в дизайн-студию был закрыт для всех за исключением непосредственно участвовавших в работе над проектом и топ-менеджмента компании включая самого Генри Форда II. В официальных записях компании в качестве даты начала разработки проекта указано начало 1953 года, но на самом деле, со слов участвовавших в ней дизайнеров, к тому времени он был уже, по сути, полностью готов.

На определённом этапе работа над проектом была прекращёна, так как менеджмент компании счёл его убыточным и бесперспективным. Тем не менее, по воспоминаниям Дж. Сэмсена, через несколько недель после этого макет был возвращён в дизайн-студию для доработки — по циркулировавшим тогда слухам, автомобиль «отстоял» лично Генри Форд II, считавший, что лучше потерять деньги, чем упустить возможность создания такого «шоу-стоппера», каким в те годы был спортивный автомобиль.

Однако теперь дизайн автомобиля должен был быть изменён таким образом, чтобы снизить себестоимость и лучше адаптировать внешность ко вкусам массового американского покупателя, что обеспечило бы достаточные продажи для окупания изготовления необходимой для его производства оснастки. О внешности европейского спорткара пришлось забыть. Маркетологи теперь видели автомобиль как можно более близким к проектировавшимся в то же время обычным серийным «Фордам» 1955 модельного года — со спрямлённой линией боковины, закрытыми задними колёсными арками и большими круглыми задними фонарями.

Дизанеры спрямили линию боковины макета, врезав в неё обструганный деревянный брус, установили закрывающие задние колёса «юбки» и «вписали» в дизайн задней части фонари от будущей серийной модели «Форда». Из-за формы фонарей на боковине пришлось выполнить длинную горизонтальную выштамповку, передний конец которой Сэмсен предложил загнуть вверх в районе задней части переднего крыла, а над ним расположить ряд прорезей-жалюзи (в серийном производстве они были заменены на литую декоративную деталь в виде жалюзи).

Изначальное оформление передка с высокой решёткой радиатора в крупную клетку, заходящей под передний бампер, сочли излишне дорогим в изготовлении. Поэтому бампер был перенесён вниз, а решётка уменьшена по высоте и выполнена в виде штампованного листа металла с мелкой прямоугольной перфорацией. Сэмсен также добавил к переднему бамперу крупные «клыки» от Mercury модели 1953 года для защиты решётки радиатора — позднее они были заменены на оригинальные, содержащие габаритные огни. По его собственной оценке, к этому времени дизайн был настолько «разбавлен» по сравнению с изначальным, что финальный его вариант «уже не был спортивным автомобилем». И действительно, впоследствии «Ти-бёрд» позиционировался не как спорткар, а как «персональный автомобиль» (Personal Car) со спортивным духом.

Салон был разработан преимущественно в фордовской студии интерьеров дизайнерами Алексом Музичуком (Alex Musichuk) и «Джибом» Джиберсоном («Gib» Giberson) под руководством Арта Куэрфелда (Art Querfeld). По тем же соображениям удешевления и унификации уникальная комбинация приборов, разработанная для автомобиля, была заменена на серийную от «Форда» будущей модели 1955 года, с прозрачным спидометром полукруглой формы типа Astra-Dial (как у ГАЗ-21).

Работа над дизайном была завершена в начале 1953 года. К концу года был построен гипсовый [deansgarage.com/wp-content/gallery/johnsamsen/tb-mockup-jrs.jpg демонстрационный макет], который с успехом демонстрировался на Детройтском Автошоу в феврале 1954 года. К этому времени на нём были установлены сложные хромированные ободки фар от будущего Ford Fairlane модели 1955 года, но в серийном производстве от них отказались в пользу более простых, целиком окрашенных.

Изначально для автомобиля разрабатывалась система впрыска топлива, что позволяло получить низкий двигатель. Поэтому дизайнеры выполнили низкий, покатый капот. Однако от впрыска пришлось отказаться, а созданный для карбюраторной версии низкий впускной коллектор показал на испытаниях плохие результаты. Когда выяснилось, что в серийном производстве автомобиль будет снабжаться серийным двигателем высоким впускным коллектором, на капоте был установлен фальшивый воздухозаборник, в котором расположилась верхняя часть воздушного фильтра.

Первоначально планировалось использовать укороченный вариант штатной «фордовской» рамы от массовых моделей, но разработчики сумели доказать, что это ухудшит развесовку — передняя часть автомобиля получалась перегруженной, а задняя — напротив, излишне лёгкой. Поэтому была разработана новая рама с двигателем, вынесенным назад на 10 дюймов (~25 см), что позволило выгодно распределить массу автомобиля между осями.

Как и всегда, было предложено множество вариантов названия. На начальном этапе группа дизайнеров называла его между собой Sportsman или Sportliner. Впоследствии были предложены названия Saville, El Tigre, Denab, Coronado, Lightning Rod, Apache, Falcon, Eagle, Tropicale, Hawaiian, Thunderbolt и другие. Однако было принято предложенное одним из дизайнеров, разрабатывавших интерьер, Джиберсоном, имя Thunderbird, «Громовая Птица» — в честь древнего индейского тотема.

9 сентября 1954 года началось производство, а уже 22 октября машина поступила в продажу как модель 1955 года.

Первое поколение (1955—1957)

Первое поколение (1955—1957 годы, неофициальное фанатское обозначение — «Classic Birds») представляло собой маленький, по американским меркам тех лет, двухместный кабриолет с цельнометаллическим кузовом на массивной несущей раме с Х-образной поперечиной, съёмным стеклопластиковым жёстким верхом (тканевый откидной предлагался только в виде опции) и мощным (193 л. с. по стандарту SAE) мотором Y-Block V8 от «Меркури» рабочим объёмом 292 кубических дюйма (4,8 л), созданный как ответ на появление модели Chevrolet Corvette.

Дизайн был весьма свежим и оригинальным для 1955 года. Внешне автомобиль характеризовался очень сдержанным использованием блестящего декора, особенно по меркам Америки тех лет. Чистые линии достаточно угловатого, но привлекательного кузова пришлись американцам по вкусу. При относительно скромной даже по современным меркам длине в 175,5 дюймов (4458 мм, примерно как у современного Ford Focus в кузове «седан»), T-Bird был очень приземистым — всего 34,2 дюйма (~87 см) от поверхности дороги до верхней точки ободка фары и чуть больше 130 см общей высоты, благодаря чему имел хорошие визуальные пропорции. А сравнительно большая колёсная база обеспечивала высокую плавность хода.

С технической точки зрения он, по сути, представлял собой модифицированное и укороченное до колёсной базы в 2591 мм шасси стандартных моделей Ford. Двигатель был практически полностью вынесен назад за ось передних колёс, что позволило лучше загрузить задние колёса. Автомобиль был достаточно тяжёл (снаряжённая масса порядка полутора тонн) из-за использования рамного шасси и тяжёлого восьмицилиндрового двигателя. Коробки передач предлагались трёхступенчатые, механическая или автоматическая на выбор, с напольным рычагом переключения.

В отличие от «Корвета», Thunderbird не был настоящим спортивным автомобилем в обычном смысле этого слова — имея мощный мотор и хорошую динамику (на самом деле — лучшую, чем у первых поколений «Корвета» с шестицилиндровыми двигателями), он был довольно тяжёл, имел достаточно просторный салон и сохранял мягкую, ориентированную на комфорт, а не управляемость подвеску. Собственно, «Форд» и не позиционировал его как спорткар, а создал специально для этой модели новый сегмент рынка — «Personal Luxury».

T-Bird был самым дорогим автомобилем в линейке легковых «Фордов» 1955 модельного года — цены начинались с $2944, в то время как следующий по цене полноразмерный универсал Country Squire стоил от $2492.

Автомобиль имел выдающийся по тем временам набор удобств — например, рулевая колонка регулировалась по наклону и на 3 дюйма (76,2 мм) по вылету. Были доступны электроприводы боковых стёкол, радиоантенны, а также сидения — цельного дивана — в четырёх направлениях. Thunderbird был намного комфортабельнее «Корвета» первого поколения, у которого, например, вместо боковых подъёмных стёкол были неудобные съёмные шторки с пластиковыми окошками.

Публика позитивно отреагировала на новую модель — уже в 1955 году было продано 16 155 «Ти-бёрдов» против всего 700 «Корветов» — с перевесом примерно в 23 раза. Модель 1956 года внешне отличалась вынесенным наружу запасным колесом, что позволило увеличить полезное пространство небольшого багажника, а также круглыми «иллюминаторами» (оригинальный термин — «Portholes») в задней стойке стеклопластикового съёмного верха, которые значительно улучшили заднюю обзорность. Кроме того, появился новый 5,1-литровый мотор, развивавший 215—225 л. с. в зависимости от типа трансмиссии. В 1957 году автомобиль получил новый передний бампер более сложной формы со встроенными габаритными огнями, удлинённую заднюю часть, которая позволила вновь разместить запасное колесо внутри багажника и имела острые наклонные плавники вместо характерных для ранних моделей вертикальных со скруглёнными концами, обновлённый салон с щитком приборов в стиле стандартных «Фордов» модели 1957 года с пятью круглыми колодцами (вместо использовавшейся ранее «полусферы», как на «Волге» ГАЗ-21) и новые 14-дюймовые колёса вместо 15-дюймовых. 5,1 литровый мотор стал развивать в зависимости от модификации 245—300 л. с. (самая мощная «F-code» имела приводной нагнетатель и механическую трансмиссию).

В 1957 году было продано 21 380 автомобилей, что считалось большим успехом для такой «нишевой» модели.

Кроме того, Thunderbird первого поколения играл и другую важную роль — привлечение внимания к более традиционной линейке моделей «Форда». Как уже отмечалось, серийные «Форды» 1955—1956 модельных годов были оформлены внешне в общем ключе с T-Bird’ом, что всячески подчёркивали рекламные материалы, а мощный двигатель Thunderbird V8 был доступен по заказу и на массовых моделях фирмы.

Однако маркетологи полагали, что наличие всего двух мест существенно ограничивает рыночный потенциал автомобиля и предсказывали «Тандербёрду» куда большие перспективы в четырёхместном варианте, который и был предложен покупателям после смены поколений.

В первые несколько лет существования «Тандербёрда» менеджмент Ford Motor Company вынашивал планы по созданию отдельной марки с этим названием, что даже отразилось в упоминавшемся в некоторых документах и на рекламных материалах этого периода перечне выпускаемых компанией автомобилей: Ford — Thunderbird — Mercury — Lincoln — Continental, где название Thunderbird упоминалось наравне с самостоятельными подразделениями Ford Motor Company. Тем не менее, этим планам не суждено было сбыться, и Thunderbird так и остался просто одной из моделей марки Ford, несмотря на некоторое несоответствие между её «народным» статусом и ценовой позицией данной модели. По сути, «Ти-бёрд» был для «Форда» имиджевой, «статусной» моделью, призванной в основном заманивать покупателей в шоурумы его автосалонов. Впоследствии была сделана попытка занять промежуток между марками Ford и Mercury автомобилями Edsel — окончившаяся грандиозным провалом. Существовавшее с весны 1955 года подразделение Continental также было возвращено в состав Lincoln Division в 1958 модельному году.

Модельный год	Выпуск, штук	Цена от, $ США
1955	16 155	2944
1956	15 631	3151
1957	21 380	3408

Второе поколение (1958—1960)

Второе поколение (1958—1960 годы, «Square Birds») получило второй ряд сидений и значительно выросло в размерах (база 2 870 мм), сразу став намного популярнее своего предшественника: уже в 1958 модельном году было продано 37 892 экземпляров — на 16 000 больше, чем в предыдущем 1957, а в 1959 — 67 456.

Несмотря на увеличение размеров, конструкторы автомобиля выбрали несущий кузов вместо использовавшейся на предыдущем поколении отдельной рамы, благодаря чему масса автомобиля возросла в меньшей степени, чем размеры. Конструкция его кузова послужила впоследствии в качестве прототипа при проектировании массовых моделей — Ford Falcon 1960 года и Ford Fairlane 1926.

Именно на Thunderbird этого поколения ездила главная героиня фильма «Эльвира — повелительница тьмы».

Модельный год	Выпуск, штук	Цена от, $ США
1958	Купе: 35 758 Кабриолет: 2 134	Купе: 3 630 Кабриолет: 3 914
1959	Купе: 57 195 Кабриолет: 10 261	Купе: 3 696 Кабриолет: 3 979
1960	Купе: 80 938 Кабриолет: 11 860	Купе: 3 755 Кабриолет: 4 222

Технические характеристики

Технические характеристики Ford Thunderbird модели 1960 года
Ford Thunderbird	5.8	7.0
Двигатель:	8-цил. V-обр. (четырёхтактн.), развал цилиндров 90°
Рабочий объём:	5766 см³	7045 см³
Диам. цил. x ход поршня:	101,6 x 88,9 мм	109,2 x 94 мм
Мощность, при обор./ мин.:	224 кВ (304 л. с. SAE) при 4600	261 кВ (355 л. с. SAE) при 4400
Макс. крут. момент, при обор. в мин.:	516 Нм при 2800	653 Нм при 2800
Степень сжатия:	9,6:1	10,05:1
Карбюратор:	1 четырёхкамерный
Клапанной механизм:	OHV, с приводом от одного вала в развале блока цилиндров
Охлаждение:	Водяное
Трансмиссия:	Трёхступенчатая мех. опциональная АКПП Cruise-O-Matic Задний привод	АКПП Cruise-O-Matic Задний привод
Передняя подвеска:	Двойные поперечные рычаги, пружины
Задняя подвеска:	Листовые рессоры, неразрезной мост
Тормоза:	Барабанные, с сервоприводом
Рулевое управление:	Винт-шариковая гайка, с усилителем
Кузов:	Цельнометаллический несущий двухдверный
Колея передняя/ задняя:	1524/ 1448 мм
Колйсная база:	2870 мм
Габариты:	5215 x 1956 x 1334—1349 мм
Снаряжённая масса:	1760-1843 кг
Макс. скорость:	~170-180 км/ч	~180-200 км/ч
0-100 км/ч:	?
Расход топлива (л./100 км):	~16-22	~17-24

Третье и четвёртое поколения (1961—1963 и 1964—1966)

Последующие поколения (третье и четвёртое, «Bullet Birds» и «Flair Birds») вплоть до 1966 модельного года включительно сохраняли найденную концепцию, оставаясь приземистыми четырёхместными купе и кабриолетами со спортивным духом, имеющими несущий кузов.

Дизайн за эти годы серьёзно менялся ещё два раза, причём с каждым новым рестайлингом машина становилась всё крупнее и мощнее.

В 1962—1963 годах предлагался уникальный «двухместный» вариант Sports Roadster — на самом деле у него задний ряд сидений был просто закрыт съёмным стеклопластиковым кожухом — «тонно» (Tonneau) — со встроенными подголовниками.

Модельный год	Выпуск, штук	Цена от, $ США
1961	Купе: 62 535 Кабриолет: 10 516	Купе: 4 170 Кабриолет: 4 637
1962	Купе: 68 127 Кабриолет: 9 844 Sports Roadster: 1 427	Купе: 4 321 Кабриолет: 4.788 Sports Roadster: 5.439
1963	Купе: 56 945 Кабриолет: 5 913 Sports Roadster: 455	Купе: 4 455 Кабриолет: 4 912 Sports Roadster: 5 563

Модельный год	Выпуск, штук	Цена от, $ США
1964	Купе: 83 267 Кабриолет: 9 198	Купе: 4 486 Кабриолет: 4 853
1965	Купе: 68 126 Кабриолет: 6 846	Купе: 4 394 Кабриолет: 4 851
1966	Купе: 64 027 Кабриолет: 5 049	Купе: 4 395 Кабриолет: 4 845

Пятое поколение (1967—1971)

К 1967 модельному году Thunderbird претерпел вторую со времени начала производства радикальную трансформацию (1967—1971, «Glamor Birds»).

Чувствуя, что с появлением в 1964 году очень близкой по концепции, но ощутимо более дешёвой модели Ford Mustang, Thunderbird становится всё менее популярным, руководство «Форда» приняло решение «развести» их рыночные ниши, сделав Thunderbird намного более дорогим, роскошным и хорошо укомплектованным автомобилем, более соответствующий по уровню оснащения марке Lincoln.

Появившийся в 1967 году T-Bird пятого поколения стал ещё крупнее и получил первый (и последний) за свою историю четырёхдверный вариант, у которого задние двери были подвешены на задних петлях и открывались по ходу движения, как у тогдашних моделей Lincoln. Производство кабриолетов же, которые задолго до этого стали падать в спросе, было прекращено. Зато вернулась отдельная от кузова рама, вновь заменившая несущий кузов ввиду ещё большего увеличения размеров и массы автомобиля и для придания четырёхдверному варианту достаточной жёсткости.

Теперь автомобиль окончательно потерял характерную для первых поколений спортивность, став по сути прямым аналогом таких же люксовых купе фирм-конкурентов, вроде Buick Riviera или Oldsmobile Tornado.

Дизайн широкой решётки радиатора с секциями, закрывающими фары в выключенном состоянии, как и торпедообразный профиль боковины с акцентом высоты в районе задних стоек крыши, были вдохновлены воздухозаборниками и общими пропорциями новейших сверхзвуковых реактивных истребителей тех лет.

Это поколение производилось по 1971 модельный год.

На той же платформе с 1969 года выпускался Lincoln Continental Mark III, так что Thunderbird этих лет по сути представлял собой удешевлённую и со сниженным уровнем базового оснащения версию этого «люксового купе» от Lincoln’а.

Шестое поколение (1972—1976)

Шестое поколение (1972—1976, «Big Birds»), представленное осенью 1971 как модель 1972 года, был очень большим автомобилем с колёсной базой 3 058 мм, общей длиной 5 436 мм (к 1974 модельном году — уже 5 715 мм) и снаряжённой массой за две тонны, снабжённым двигателями рабочим объёмом до 7,5 литров, очень неэкономичными и сравнительно маломощными из-за сильно ужесточившихся в те годы экологических стандартов.

Этот путь оказался тупиковым. Хотя изначально автомобиль сохранял популярность — в 1973 году, даже несмотря на начавшийся бензиновый кризис, было продано порядка 87 000 экземпляров, уже к 1975 году продажи опустились ниже 43 000 в год — самые низкие с конца пятидесятых.

Седьмое поколение (1977—1979)

Седьмое поколение (1977—1979, «Torino Birds») было сильно уменьшено в размере (колёсная база 2 896 мм). По сути это был перелицованный вариант удачной модели Ford Elite, построенной на платформе массового Ford Torino. С коммерческой точки зрения это было одно из удачнейших поколений за всю историю модели — за три года выпуска было продано более 955 000 автомобилей.

Восьмое поколение (1980—1982)

Тем не менее, к 1980 модельному году было представлено ещё более компактное поколение, основанное на новой заднеприводной платформе Ford Fox (разделяя её с такими автомобилями, как американский Ford Granada и Ford Mustang третьего поколения). Оно выпускалось три года («Box Birds»).

Дизайн автомобиля был вторичен, по сути представляя собой стилистическую тему предыдущего поколения, перенесённую на новую, уменьшенную в размере платформу — что дало достаточно сомнительный результат — машина была очень угловатой и не слишком привлекательной внешне.

В 1981 году впервые в истории модели начал предлагаться вариант с шестицилиндровым двигателем.

За три года было продано всего 288 638 экземпляров — автомобиль оказался коммерчески неудачным.

Девятое поколение (1983—1988)

Девятое поколение (1983—1988, «Aero Birds») технически было аналогично предыдущему (та же платформа Fox), но оказалось настоящим прорывом с точки зрения дизайна.

Кузов получил скруглённую, более совершенную аэродинамически форму, следуя за последней новинкой «Форда» — моделью Ford Taurus. Коэффициент аэродинамического сопротивления Сх у нового кузова составлял всего 0,35 — хороший результат для тех лет.

Новый T-Bird более всего напоминал европейские и японские большие люксовые купе, в те годы завоевавшие в Америке широкую популярность — такие, как новейший Mercedes-Benz C124 или Acura Legend, хотя и при более примитивной технической «начинке» (задний привод с зависимой задней подвеской) и сохранении типично-американских стилистических элементов (обильная хромировка, четыре отдельные прямоугольные фары вместо блок-фар).

Впервые появился четырёхцилиндровый мотор, объёмом 2,3 литра — причём турбированный (правда, это был первый и последний в истории модели случай использования такого силового агрегата — позднейшие «Ти-Бёрды» всё же имели не менее шести цилиндров).

Десятое поколение (1989—1997)

26 декабря 1988 года новое, подвергшееся полному редизайну десятое поколение Thunderbird (1989—1997, «Super Birds») было представлено как модель 1989 года вместе с аналогом — Mercury Cougar. Новый Thunderbird был построен на платформе Ford MN12, которая выпускалась с 1986 года. По сравнению с предыдущим поколением колёсная база была увеличена на 299 миллиметров, а подвеска стала независимой с короткими и длинными рычагами (SLA), благодаря чему автомобиль получил отличную управляемость и улучшенные ходовые качества. Кроме того, Thunderbird десятого поколения стал первым из «Ти-бёрдов», который комплектовался не двигателем V8, а одной из двух модификаций верхнеклапанных (OHV) 3,8-литровых Essex V6. Стоковые модификации получили двигатель V6 мощностью 140 лошадиных сил (100 кВт), а Super Coupe оснащался двигателем с нагнетателем и интеркулером, который выдавал уже 210 л. с. (160 кВт). «Простой» V6 в стоке комплектовали четырёхступенчатой АКПП AOD (for automatic overdrive), которую опционально можно было установить и на Super Coupe, однако в стоке Super Coupe комплектовали пятиступенчатой МКПП M5R2 от Mazda.

Объём двигателя Super Coupe был таким же, как у Thunderbird (3,8 литра), но переработан под бо́льшие нагрузки — в частности, большинство деталей были рассчитаны на высокий крутящий момент и повышенную рабочую температуру, которые возникали из-за использования нагнетателя. Модификации подверглась система охлаждения блока и головки цилиндров, кривошипно-шатунный механизм стал кованным, распредвал имел свой уникальный профиль, а толкатели сделаны из сплава с низким коэффициентом расширения. Нагнетатель Eaton M90 устанавливался над впускным коллектором, в идеальных условиях должен выдавать около 0,8 бар.

В модели 1991 года Thunderbird-у снова вернули двигатель V8, как промежуточное звено между комплектациями для V6 с наддувом и без него. Данный V8 имел объём 5 литров и имел несколько более высокие мощность и крутящий момент, нежели у V8, который применялся в моделях 1988 года.

В 1992 году выпускался Sport Coupe с 5-литровым V8 на протяжении всего лишь одного года.

Модель Thunderbird 1994 года прошла через серьёзную модернизацию, в ходе которого изменился внешний вид автомобиля и салон, а также компоновка. В частности, 5-литровый Windsor V8 был заменён на новый 4,6-литровый Modular V8 SOHC мощностью 205 лошадиных сил (153 кВт) при 4500 оборотах в минуту и 359Н·м (265 фунт-фут) крутящего момента при 3200 оборотах в минуту. Кроме того, использовался обновленный электронный блок управления двигателем, EEC-V (стоковый Thunderbird с V6 и Super Coupe продолжали использовать старый ЕЕС-IV). Кроме того, АКПП AOD также была заменена на новую четурёхступенчатую АКПП 4R70W с электронным управлением. Несмотря на это, прирост динамики разгона по сравнению с предыдущей моделью Thunderbird был скромен: разгон с 0 до 96,5 км/ч — за 9 секунд, а 400 метров автомобиль проезжал за 16,8 секунды при скорости 138,4 км/ч.

Super Coupe продолжил в 1994 году с тем же мотором V6 3,8 литра, как и раньше, но теперь с 230 л. с. (170 кВт) при 4400 оборотах в минуту и 447 Н·м (330 фунт-фут) крутящего момента при 2500 оборотах в минуту. Это стало возможным благодаря ряду изменений. У нагнетателя был уменьшен зазор между зубьями роторов за счёт использования резиновых уплотнителей и повышения производительности нагнетателя. Двигатель получил бо́льшие топливные инжекторы и увеличение сжатия до 8.6:1. Super Coupe имел лучшую динамику разгона: время разгона с 0 до 96,5 км/ч — 7,0 секунды, и проезжал 400 метров за 15,2 секунды при скорости 141,8 км/ч.

В 1995 году компания Ford начала сокращать финансирование десятого поколения Thunderbird. Thunderbird 1996 года практически не имел изменений по сравнению с предшественниками и продавался с сокращенным списком доступных опций, а Super Coupe и вовсе был снят с производства. В середине 1990-х годов было принято решение о прекращении выпуска Thunderbird. Последний автомобиль сошёл с конвейера 4 сентября 1997 года.

Модельный год	Выпуск, штук	Цена от, $ США
1989	107 996	14 612
1990	104 602	15 076
1991	77 688	15 318
1992	73 892	16 345
1993	129 712	15 797
1994	120 320	16 830
1995	114 823	17 225
1996	85 029	17 485
1997	73 814	17 885

Одиннадцатое поколение (2002—2005)

Тем не менее, в 2002—2005 годах под старым названием Ford Thunderbird (у фанатов — «Retro Birds») выпускалась по сути принципиально новая двухместная модель на заднеприводной платформе Lincoln LS/ Jaguar S-Type с 3,9-литровым мотором Jaguar (V8).

Это был выросший из представленного незадолго до этого концепт-кара «ностальгический» автомобиль, по сути — заводская «реплика» оригинальной модели 1955-57 годов.

Было выпущено всего 67 518 автомобилей.

Модельный год	Выпуск, штук	Цена от, $ США
2002	19 085	34 965
2003	14 506	37 550
2004	11 998	36 925
2005	9 548	38 355

В художественной литературе

— Ford Thunderbird — автомобиль, на котором ездит героиня романа Себастьяна Жапризо «Дама в автомобиле, в очках и с ружьём».

— Ford Thunderbird часто фигурирует в произведениях Стивена Кинга («Доктор Сон», «Газонокосильщик», «Ловец снов», «Дети кукурузы», «Способный ученик» и т. д.)

Отрывок, характеризующий Ford Thunderbird

Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.