Friedrich Krupp AG Hoesch-Krupp

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Friedrich Krupp AG Hoesch-Krupp
Тип

фирма,
концерн

Основание

1860 год

Прежние названия

«Friedrich Krupp AG»

Основатели

Крупп, Фридрих Карл

Расположение

центральные заводы в Эссене, филиалы по всей Германии

Ключевые фигуры

Альфред Крупп, Густав Крупп фон Болен, Альфрид Крупп

Отрасль

Металлургическая промышленность

Число сотрудников

около 160 тысяч

К:Компании, основанные в 1860 году

«Фри́дрих Крупп АГ» или «АГ Крупп» (нем. «Fríedrich Krupp AG» или нем. «AG Krupp») — крупнейший промышленный концерн в истории Германии, официально созданный в 1860 году. На протяжении своего существования занимался добычей угля, производством стали, артиллерии, военной и сельскохозяйственной техники, текстильного оборудования, автомобилей, судов и локомотивов.





Предыстория основания

Фамилия Крупп впервые появилась в административных документах города Эссен в 1587 году. Основным видом деятельности представителей этого рода было занятие торговлей и ремёслами. Так продолжалось не одно столетие, пока в 1800 году семьей Крупп была приобретена металлообрабатывающая фабрика с названием «Большие надежды». Дело росло и процветало и уже 1811 году Фридрих Крупп основал первый литейный завод. С этого момента и до наших дней основной отраслью производства являлась сталь. Спустя более 40 лет (в 1853 году) сын Фридриха, Альфред освоил и организовал на семейном предприятии производство бесшовных железнодорожных колес. В 1875 году у завода появилась эмблема: три сплетенные кольца, которые символизировали те самые бесшовные колеса.

История компании

До Первой мировой войны

Создав логотип и официально став фирмой «Krupp» («Friedrich Krupp AG»), предприятие продолжало стремительный рост, несмотря на частные финансовые кризисы. Расширялось производство и строились новые заводы. Со временем главной продукцией стали артиллерийские орудия, необходимость в которых появилась в годы объединения Германии и Франко-прусской войны 1870—1871 гг. Именно пушки «Крупп» обеспечили разгром французской армии у Марс-ла-Тура, Седана и Меца. Но при этом заводы так же занимались производством паровозов, судов и тяжелого промышленного оборудования. К началу XX века на заводах фирмы «Крупп» работало более 40 тысяч человек, а в 1903 году компания была преобразована в акционерное общество с общим капиталом в 160 млн. марок.

Так же с начала XX века были освоены новые отрасли в промышленности. Новый владелец Густав Крупп фон Болен (муж единственной наследницы Альфреда Круппа, Берты) приобрел у Питера Штольца (Peter Stoltz) лицензию на паровые 5-тонные грузовики. Первые машины «Крупп» были собраны в Киле на принадлежавшей фирме верфи «Germania Werft», под маркой «Krupp-Stoltz».

В 1914 году предприятия уже концерна «Krupp» («AG Krupp») выплавляли до 1600 тыс. т чугуна и добывали свыше 7500 тыс. т. угля в год. Производство расширялось, на заводах работало свыше 120 тыс. человек. Накануне Первой мировой войны военная продукция концерна «Krupp» занимала около 40 % от общего производства.

Во время Первой мировой войны

С переходом Германии на военные рельсы продукция концерна практически целиком перешла на выпуск вооружения, в основном пушек и боеприпасов. Весь финансовый и материальный потенциал концерна был направлен на армейские нужды, поэтому вся продукция имела военное направление. Новые виды вооружения в том числе железнодорожные артсистемы («Самсон», «Бруно», «Макс» и знаменитая «Париж») были разработаны именно конструкторами корпорации «Krupp» (артиллерийское конструкторское бюро работало под руководством знаменитого доктора Ф. Эбергарда). Новые грузовики «Krupp-Daimler» стали самым распространенными автомобилями кайзеровской армии. На них перевозили и размещали все что угодно, от пехоты до артиллерии, даже крепили 77-мм зенитные орудия. А выпущенные в начале войны автомобиль-лафет KD-1 «Krupp-Daimler» с двигателем мощностью 80-100 л.с. продержались на вооружении более 20-ти лет. При развитии вооружения и автомобилестроения были приостановлены многие другие отрасли, такие как судостроение, паровозостроение, текстильная и сельхоз техника.

Межвоенное время

Подписание Версальского договора приостановило развитие предприятий концерна «Krupp», на некоторое время. По положениям договора производство должно было перестроиться, перейдя на производство легированной стали, локомотивов, сельскохозяйственной техники, двигателей для грузовиков, текстильных машин, счетно-вычислительной техники и др. Проще говоря концерн «Krupp» должен был свернуть любое военное производство на своих заводах.

Но терять свои бесценные кадры концерн не собирался. В Швеции был создан филиал — артиллерийский завод «Bofors», куда направилась большая часть конструкторов. В 1920 году с государственной судостроительной компанией Японии в городе Нагасаки была подписана договоренность об обмене кадрами и технической информацией. Таким образом концерн находил работу для своих конструкторов, судостроителей и инженеров, деятельность которых была запрещена в Германии.

С 1919 по 1929 гг. концерну удалось сохранять стабильность. В отличие от остальных крупных фирм Веймарской Германии предприятиям концерна удавалось избегать финансовых обвалов и увольнения большого количества рабочих, что позволяло многим регионам страны избежать повальной безработицы. Несмотря на царивший в стране политический и экономический кризис, концерн «Krupp» сохранял свои ведущие мировые позиции по производству стали и продолжал своё развитие.

Развитие концерна в основном затрагивало автомобилестроение, в основном благодаря тому, что перевозки играли важную роль в немецкой экономике. К 1930 году предприятия концерна «Krupp» предлагали один из самых широких спектров грузовых автомобилей в Европе. Так же в Эссене был открыт новый завод по производству автобусов, на котором было задействовано до 3-х тысяч рабочих.

Приход к власти нацистов резко изменил почти всю концепцию производства. «Krupp» снова становился на военные рельсы. К концу 30-х годов концерн стал одним из крупнейших поставщиков продукции для германской армии. Глава предприятий Густав Крупп фон Болен был одним из тех финансовых магнатов, которые непосредственно влияли на руководство нацистским движением, опираясь в то же время на военные круги. Более того с 1939 года на предприятиях «Krupp» расположенных в Эссене было прекращено любое гражданское производство. В период с 1936 по 1939 гг. большинство заводов тяжелой промышленности (локомотивостроение, производство сельхоз и текстильной техники) были переоборудованы на производство военной техники, в основном танков и артиллерии. Многие периферийные заводы (такие как «Krupp-Gruzon Werke», «Elmag» и др.) расположенные в разных частях Германии были переквалифицированы на создание боеприпасов.

Во время Второй мировой войны

В период Второй мировой войны концерн «Krupp» был основным поставщиком танков, САУ, артиллерии, арт-тягачей, пехотных грузовиков, разведывательных и штабных автомобилей. Соответственно так же как и в прошлую мировую войну весь ресурс (конструкторский, рабочий и финансовый) был направлен на развитие военного потенциала германской армии.

С начала войны концерном «Krupp» было расширено артиллерийское конструкторское бюро c 500 до 2500 человек, в числе достижений которых было создание самых больших в мире орудий: «Дора» и «Густав». На заводах в Эссене, Магдебурге и Эльзасе были созданы артиллерийские орудия, применявшиеся на танках и САУ модификаций Panzerkampfwagen I, Panzerkampfwagen III, Panzerkampfwagen IV, Sturmgeschütz III, Sturmgeschütz IV и многие другие модели бронетехники широко используемые в германских войсках.

Начиная с того момента когда Люфтваффе окончательно потеряло сначала превосходство, а потом и полный контроль в воздухе, предприятия «Krupp», так же как и вся Германия стали сильно страдать от бомбовых ударов союзников. К концу войны более 70 % производственных строений лежало в руинах или было серьёзно повреждено.

Послевоенное время

По решению сначала Ялтинской, а потом Потсдамской конференции концерн «Krupp» подлежал полной ликвидации. Производство было упразднено или полностью остановлено. Глава концерна Альфрид Крупп, сын Густава Круппа фон Болена, был арестован и приговорен к 12 годам лишения свободы с конфискацией имущества. Но благодаря именно этому человеку (выпущеному досрочно по решению американского верховного суда) и владельцам концерна, была открыта удачная кампания по воссозданию легендарного предприятия, основной опорой для апелляции был тот факт, что эмблемой заводов являются три переплетенных кольца (символ мира), а не пушка или танк. С 1946 по 1952 гг. за счет частных инвесторов шла расчистка территории от завалов и разрушенных зданий. С 1955 году на восстановленных заводах в Эссене было развернуто производство. К концу 50-х годов концерн «Krupp» был окончательно возрожден и стал относиться к крупнейшим европейским предприятиям.

В течение 60-х годов концерн «Krupp» восстанавливал свою империю на территории ФРГ. Хотя экономический кризис в середине 60-х заставил продать некоторые предприятия фирмам «Daimler-Benz», «FAUN» и др. Продажа заставила сократить или совсем закрыть производство автомобилей, тяжелой грузовой и сельхозяйственной техники. Наверстать отставание в этой сфере удалось только к концу 70-х, когда окончательно ставший на ноги концерн стал открывать заводы по производству тяжелой строительной техники. Но, как и на протяжении всей истории концерна, основным направлением производства оставалась сталь. В середине 80-х число сотрудников «Krupp» снова достигло 100 тыс.

Слияние с Thyssen AG

В конце 90-х годов была официально закончена история концерна «Krupp». 17 марта 1999 года был подписан документ о слиянии двух концернов Германии: «Thyssen AG» и «AG Krupp». В результате слияния был создан крупнейший промышленный концерн в Европе — «ThyssenKrupp AG», который по сегодняшний день занимает ведущие позиции в мире по производству стали.

Напишите отзыв о статье "Friedrich Krupp AG Hoesch-Krupp"

Примечания

Литература

  • «Как ковался Германский меч — Промышленный потенциал Третьего рейха», («Die Deutsche industrie im kriege, 1939—1945») 2006 «Яуза», «Эксмо», перевод Г. Смирнов, В.Шаститко.
  • «Автомобили Krupp на службе Вермахта» (серия «Военные машины»), коллектив авторов, 2004 г.
  • Жаринов Е. В. «Нация и сталь» История семьи Круппов. Москва, ГИТР, 2001 г.

Отрывок, характеризующий Friedrich Krupp AG Hoesch-Krupp

Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.