G 4/5 H
G 4/5 H | |
Основные данные | |
---|---|
Страна постройки |
Пруссия () |
Завод | |
Годы постройки | |
Всего построено |
230 |
Ширина колеи | |
Конструкционная скорость |
60 км/ч |
Технические данные | |
Осевая формула | |
Длина паровоза |
18250 мм |
Служебный вес паровоза |
76,6 т |
Сцепной вес |
63,6 т |
Нагрузка от движущих осей на рельсы |
15.9 т |
Диаметр бегунковых колёс |
850/880 мм |
Диаметр движущих колёс |
1270/1300 мм |
Полная испаряющая поверхность нагрева котла |
178.50/241.60 м² |
Поверхность нагрева пароперегревателя |
61,70 м² |
Площадь колосниковой решётки |
3,30 м² |
Паровая машина |
компаунд системы Воклена |
Число цилиндров |
4 |
Диаметр цилиндров |
2×400/620 mm |
Ход поршня |
610/640 мм, 610/620 мм |
Эксплуатация | |
Страна | |
Паровоз G 4/5 H — прусский паровоз типа 1-4-0, выпускавшийся заводами Maffei и George Krauss с 1915 по 1919 гг. Из немецких паровозов типа 1-4-0 G 4/5 H является самым мощным. Конструктивно является дальнейшим развитием паровоза G 4/5 N.
Всего было выпущено 195 паровозов для Баварских железных дорог, также было выпущено от 10 паровозов для Reichseisenbahnamt и 25 для военных нужд.
После окончания Первой мировой войны, по репарации 48 паровозов попали во Францию, а ещё 13 в Бельгию. Оставшимся 169 паровозам G 4/5 H в 1920-х, в связи с образованием Deutsche Reichsbahn, сменили обозначение серии на 58 и присвоили новые номера: 801–809, 901–1035, 1101–1125. В связи с появлением более мощных паровозов, а также электровозов, в 1933 году началось постепенное исключение данных паровозов из инвентаря. Последний паровоз серии был списан в 1947 году.
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)Напишите отзыв о статье "G 4/5 H"
Отрывок, характеризующий G 4/5 H
25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.