Get Back (песня The Beatles)

«Get Back»
Сингл The Beatles и Билли Престона
Сторона «А»	Get Back
Сторона «Б»	Don't Let Me Down
Выпущен	11 апреля 1969 США США 8 мая 1970 Великобритания Великобритания
Формат	7”
Записан	27 января 1969, «Студия Эбби Роуд»
Длительность	3:07
Продюсер	Джордж Мартин
Композитор	Леннон/Маккартни
Лейбл	«Apple Records» США США
Места в чартах
№2 (Billboard Hot 100, США) № 4 (UK Singles Chart — 1969)
Хронология синглов The Beatles и Билли Престона
«Hey Jude/Revolution» (1968) «Get Back» (1969) «The Ballad of John and Yoko/Old Brown Shoe» (1969)
Образец аудио Информация о файле </td></tr>

«Get Back» («Вернись») — песня английской группы «The Beatles», написанная Полом Маккартни. Авторство песни приписано дуэту Леннон/Маккартни. Песня вышла 11 апреля 1969 года и выпущена с указанием, что его исполняют «Beatles и Билли Престон». Вначале песня отражала сатирический и критический взгляд на отношение правого крыла к иммигрантам в Британии. Маккартни хотел высмеять ту негативную позицию, которая превалировала среди политиков и прессы. Две версии «Get Back» значительно отличаются друг от друга, причём исполнение на крыше показано в фильме, а альбом заканчивается вариантом, исполненным тремя днями ранее в студии «Эппл». Более длинная версия песни была выпущена как сингл ранее, в апреле 1969 года. К концу 1960-х альтернативный микс на песню стал финальным треком на альбоме «Let It Be» 1970 года, ставшего последним альбомом The Beatles, который был выпущен незадолго до распада группы. В формате сингла «Get Back» был впервые выпущен на альбоме-компиляции «Past Masters». В музыкальных хит-парадах Великобритании, США, Канады, Австралии, Франции, Германии и Мексики, он достиг лидирующей позиции — #1. Стоит также отметить, что «Get Back» стал первым синглом «The Beatles», выпущенным в формате стерео. В моно-формате синглы группы продолжали выпускать лишь на родине музыкантов, в Великобритании, что продолжалось до мая 1969 года, когда был выпущен сингл «The Ballad of John and Yoko»/«Old Brown Shoe».

Композиция

Песня «Get Back» отражала идею возвращения к прошлому, к живому рок-н-ролльному звуку, который присутствовал в ранних работах «The Beatles». Чтобы этого достичь, при записи нового альбома, группа делала множество дублей, стараясь улучшить исполнение каждой песни. Большая часть многочисленных репетиционных сессий песни «Get Back» хранятся в форме незаконных (но широко доступных) контрабандных записей. Полный список этих записей опубликован в книге Дуга Салпи и Рея Швиардта — «Вернись: несанкционированная хроника „The Beatles“ — Let It Be».

По словам Пола Маккартни песню «Get Back» он написал, будучи вдохновлённым речью британского политического деятеля Еноха Пауэлла (1912—1998), получившей известность под названием «Реки крови» (англ. Rivers of Blood speech). В своём выступлении, состоявшемся в субботу 20 апреля 1968 года, Пауэлл говорил об иммиграции и предложил введение специального законодательства по борьбе с дискриминацией в Великобритании. Мелодия песни родилась в непринуждённом джеме-сейшене 7 января 1969 года во время репетиционных сессий на студии «Туикенем», первоначально именовавшаяся «песней содружества наций». Черновой вариант песни содержал такие слова: «Ты должен вернуться к странам содружества». В течение нескольких минут Маккартни напевал строки «Вернись туда, где ты должен быть» из песни Джорджа Харрисона — «Sour Milk Sea», заменяя их словами «Вернись туда, откуда ты пришёл». 9 января Пол представил группе свою новую песню «Get Back», исполнив её вместе с куплетом об очаровательной Лоретте, близкий к той версии, которая впоследствии вошла в альбом. Для пресс-релиза на песню Маккартни написал:

«Мы сидели в студии и сочиняли песню буквально из воздуха… Мы начали писать слова, а потом, закончив песню, записали её на студии „Apple Records“.

Структура альбомной версии песни включает: два куплета, вступление, коду и несколько припевов. Первый куплет песни рассказывает историю человека по имени Джоджо, который уезжает из своего дома в Тусоне, штат Аризона для того, чтобы добыть калифорнийскую „травку“ (англ. California grass). Второй куплет раскрывает тему сексуально неоднозначного характера Лоретты Мартин. Текст песни говорит о том, что этот женский персонаж „думала, что была женщиной, но она была другой“.

„The Beatles“ часто исполняли песню во время репетиционных сессий, свидетельством чего является вступительная речь Леннона на альбоме „Let It Be“: „Очаровательная Лоретта Фарт думала, что она была уборщицей, на самом же деле девушка была сковородой“. Альбомная версия песни также заканчивается словами Джона Леннона: „Я хотел бы сказать спасибо от имени группы и от себя лично. Надеюсь, мы прошли это прослушивание“. В интервью 1980 года для журнала „Плейбой“, Леннон назвал эту песню улучшенной версией „Lady Madonna“. Леннон также сказал, что в песне есть „кое-что о Йоко“, утверждая, что во время записи песни в студии Маккартни смотрел на Йоко Оно каждый раз, когда начинал петь „Вернись туда, откуда ты пришёл“.

Альтернативная версия

В самой скандальной из неизданных версий „Get Back“, известной под названием „No Pakistanis“, были такие слова: „Не докопаться до пакистанцев, занявших все рабочие места“ (англ. Don’t dig no Pakistanis taking all the people’s jobs). Эта версия высмеивала отношение правого крыла к иммигрантам в США и Великобритании. В ней также присутствовала такая фраза, как „пуэртоританцы в США не нужны“ (англ. don’t need no Puerto Ricans living in the USA). Несмотря на то, что песня была по сути сатирической, Маккартни не удалось избежать обвинений в расизме, после публикации бутлегов на песню „Get Back“.

Известно, что первоначально песня отражала протест автора против иммиграции в Великобритании. Оригинал песни, написанный Полом к середине января, включал три куплета: первый рассказывал историю Лоретты, второй — историю человека по имени Джоджо (в этой версии куплет значительно отличался от оригинала) и третий куплет был целиком посвящён пакистанцам. Для поклонников The Beatles эта версия „Get Back“ остаётся известна и сегодня. 23 января на студии „Apple Records“ группа попыталась сделать запись песни должным образом; контрабандная запись содержит запись диалога между Полом Маккартни и Джорджем Харрисоном, произошедшего вовремя записи песни. Маккартни объясняет оригинальное „понятие“ песни протеста. В этой версии песни структура основана на тройном гитарном соло с двумя куплетами.

Английский	Русский перевод
Meanwhile back at home too many Pakistanis Living in a council flat Candidate Macmillan, tell us what your plan is Won’t you tell us where you’re at?	Между тем слишком много пакистанцев Проживают в муниципальных квартирах Кандидат Макмиллэн, скажите же нам, каков ваш план Неужели вы не поведуете нам откуда взяли его?

Запись

Песня „Get Back“ была первым синглом с альбома „Let It Be“, вышедшем 11 апреля 1969 года. Но при записи и миксовании альбома обнаружилось, что альбомная версия сильно отличается от сингла. Позже материал был издан и новая альбомная версия стала больше походить на концертное выступление группы на крыше студии „Эппл“. 23 января „The Beatles“ записали примерно десять вариантов, стараясь найти нужный звук. 27 января они сделали попытку усовершенствовать песню, записав её 14 раз. К тому времени песня была дополнена ложным окончанием и кодой в виде повтора, что можно слышать на многочисленных бутлегах сессии. 11 дубль оказался лучшим из всех, он был музыкально точным и ритмичным, без ошибок. На записи одной из последних звукозаписывающих сессий слышен голос Джорджа Харрисона, говорящего: „Мы упустили концовку“. Эта версия вошла в альбом „Let It Be… Naked“.

В записи песни принял участие Билли Престон, сыгравший на электрическом фортепиано Родес. 22 января 1969 года на запись песни его пригласил Джордж Харрисон, рассчитывая, что присутствие нового музыканта поможет разрядить напряжение, возникшее к тому времени между участниками The Beatles. Получилось наоборот: Леннон высказался за то, чтобы Престон стал полноправным участником команды, а Маккартни был против. В результате сингл „Get Back“ был выпущен с указанием, что его исполняют „The Beatles и Билли Престон“.

Моно-версия песни, выпущенная под лейблом „EMI“, была записана „The Beatles“ 4 апреля при участии Джеффа Джарретта. Услышав записанный вариант, музыканты остались недовольны её звучанием, в связи с чем 7 апреля Маккартни и Глен Джонс зарезервировали время на студии „Туикенем“ для того, чтобы провести более тщательную работу над записью. Мелодия песни родилась в непринуждённом джеме-сейшене 7 января 1969 года во время репетиционных сессий на студии „Туикенем“. В течение нескольких минут Маккартни напевал слова „Get back to the place you should be“ из песни Джорджа Харрисона — „Sour Milk Sea“, переделывая их в „Get back to where you once belonged“.

„The Beatles“ исполнили „Get Back“ (вместе с другими песнями альбома „Let It Be“) во время своего концертного выступления на крыше студии „Эппл“, проходившего в Лондоне 30 января 1969 года. „Get Back“ исполнили три раза: на третьем и заключительном выступлении The Beatles, прерванным полицией. Получив жалобы от конторских служащих, работавших поблизости, полисмены решили обратиться за помощью к Мэлу Эвансу, который отключил усилители звука Леннона и Харрисона, настояв на том, чтобы музыканты прекратили выстуление. Именно во время этой репетиционной сессии Маккартни симпровизировал, спев: „Ты снова играл на крышах, но ведь ты же знаешь, что твоей мамуле это не нравится… Она будет сердиться… И арестует тебя! Убирайся обратно!“ Ни одна из этих версий не вошла в фильм „Пусть будет так“. Однако, на сегодняшний день эта запись доступна для прослушивания на альбоме-компиляции „Anthology 3“.

„Get Back“ — последняя песня, исполненная The Beatles в программе концертного выступления на крыше студии Apple. В финальной сцене фильма музыкантов восторженно встречает публика, среди которых можно заметить супругу Ринго Старра, Морин Старки (ей принадлежит выкрик „Ура!“). Маккартни благодарит Морин словами „Спасибо, Мо“, после чего следует реплика Джона Леннона: „Я хотел бы сказать спасибо от имени группы и от себя лично. Я надеюсь, мы прошли это прослушивание“. Фил Спектор использовал часть диалога музыкантов, состоявшегося 27 января и отредактировал его, желая сделать альбомную версию заметно отличимой от версии сингла.

„Get Back“ стал первым синглом „The Beatles“, выпущенным в формате стерео. Благодаря высокому качеству стереозвука, на записи можно услышать звучание барабанной установки Ринго Старра, смикшированной через левый и правый каналы. Для этого использовалась техническая новинка того времени — 8-дорожечная звукозапись, что являлось результатом растущей популярности стерео. В дальнейшем подобный метод использовался The Beatles лишь раз во время работы над песней „The End“, вошедшей в альбом „Abbey Road“.

Выпуски

Сингл

11 апреля 1969 года „Apple Records“ выпустили „Get Back“ в формате сингла в Великобритании („Б“-сторона сингла „Don't Let Me Down“). И с 26 апреля этот сингл в течение семнадцати недель присутствовал в чартах, оставаясь лидером все шесть недель. В США сингл „Get Back“ вышел 5 мая. Песня появилась в американских чартах и спустя две недели вышла на первое место, сохранив эту позицию на пять недель. И в Великобритании, и в США сингл был выпущен под лейблом „Apple Records“, несмотря на то, что „EMI“ сохранили права на песню в соответствии с условиями заключённого ими контракта. Сингл стал первым в дискографии The Beatles за всё время, на котором было сделано нетипичное указание „Beatles с Билли Престоном“. „Apple Records“ начали рекламную кампанию в печати с целью продвинуть новую песню. Кампания началась вскоре после выпуска сингла. Используя фотографию группы со слоганом „The Beatles назначены природой“ (англ. The Beatles as Nature Intended), делая акцент на том, что „Get Back“ возвращает слушателя к прошлому, к живому рок-н-ролльному звуку, присутствовавший в ранних работах The Beatles.

Версия сингла содержит различные шумовые и внемузыкальные фрагменты, включая ложную концовку песни с текстом: „Вернись, Лоретта/ Твоя мамочка ждёт тебя/ Надень свои туфли на высоком каблуке/ И свитер с высоким воротом-стойкой/ Возвращайся домой, Лоретта“. Данный отрывок текста не вошёл в альбомную версию сингла. На LP-альбоме он был выпущен лишь три года спустя на альбоме-компиляции „The Beatles 1967—1970“. Эта версия также вошла в альбомы: „20 Greatest Hits“, „Past Masters“ и „1“. Версия сингла также вошла в одноимённый альбом, выпущенный в период распада группы в 1969 году. Сингл был также выпущен в экспериментальном формате PocketDisc Americom, изданным при поддержке „Apple Records“ и „Capitol Records“ в конце 1960-х.

В Великобритании и Европе сингл „Get Back/Don't Let Me Down“ стал последним в дискографии The Beatles, который был выпущен в формате моно. В США сингл был выпущен только в формате стерео. В обеих версиях партию соло-гитары в левом канале исполняет Джон Леннон, а партию ритм-гитары — Джордж Харрисон. Несмотря на то, что в большинстве записей группы на соло-гитаре играл Джордж Харрисон, признанный к концу 1960-х годов умелым и талантливым соло-гитаристом, партию соло-гитары в песне „Get Back“ исполнил Джон Леннон.

Версия на альбоме „Anthology 3“

В 1996 году была выпущена ранее неизвестная версия „Get Back“ — концертное выступление The Beatles „на крыше“ студии „Эбби Роуд“. Это была последняя концертная запись в истории группы. Именно в этой версии, встречается импровизация Пола Маккартни, спевшего в последнем куплете: „Вернись, Лоретта/ Ты снова пела на крыше!/ Твоей мамуле это не нравится/ О, нет… Она начинает сердиться/ Она арестует тебя!“

Версия на альбоме „Let It Be… Naked“

В 2003 году сингл вошёл в альбом „Let It Be… Naked“, выпущенный независимыми продюсерами и вдовами Джона Леннона и Джорджа Харрисона. „Apple Records“ также выпустили эксклюзивный видеоклип на песню с целью прорекламировать альбом в 2003 году. В клипе вошли фотоснимки и видеоматериалы с участием Билли Престона, Джорджа Мартина и др.

Версия на альбоме „Love“

В 2006 году смикшированная версия сингла „Get Back“, продюсированного Джорджем Мартином и его сыном Джилсом, была включена в альбом „Love“. В инструментальную ткань песни были добавлены элементы композиций „A Hard Day’s Night“ (вводный аккорд), „A Day in the Life“ (импровизированный оркестр в ускоренном темпе), „The End“ (соло барабанов Ринго Старра, Джона Леннона и двойное гитарное соло Пола Маккартни), а также композиции „Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band“ (отсчёт Маккартни „One, two, three, four!“).

Позиции в чартах

„Get Back“ Nederlandse Top 40 — 26 апреля 1969
Неделя	01	02	03	04	05	06	07	08	09
Позиция	9	<center>2	<center>1	<center>1	<center>2	<center>2	<center>5	<center>12	<center>17	<center>28

„Get Back“ Mega Single Top 100 — 24 мая 1969
Неделя	01	02	03	04	05
Позиция	<center>3	<center>2	<center>5	<center>12	<center>22	<center>28

Пародии

• В песне группы „The Rutles“ — „Get Up and Go“, написанной Нейлом Иннесом, присутствует пародия на песню „Get Back“. В песне говорится о жокее Джоджо, который покидает свой город на одноногой лошади. Мелодия песни практически идентична оригинальной версии песни „Get Back“, что послужило поводом для разбирательств об авторском праве. В результате, песня была исключена из альбома-саундтрека к фильму „The Rutles“. Однако, спустя годы запись всё же переиздали на компакт-диске.
• В популярном мультсериале „Симпсоны“ (серия „Homer's Barbershop Quartet“) главными персонажами фильма становятся участники вымышленной музыкальной группы, история которой пародирует историю „The Beatles“. Музыканты дают концерты в таверне Мо. В конце одного из выступлений Гомер повторяет ранее сказанную фразу Джона Леннона: „Надеюсь, мы прошли это прослушивание“.
• В феврале 2010 году телекомпания „NBC“ использовала кавер-версию песни в рекламе о возвращении Джея Лено на шоу „The Tonight Show with Jay Leno“ в 11:35.
• В фильме 2007 года «Через вселенную» режиссёра Джулии Тэймор, большинство героев фильма названы в честь песен «The Beatles». Одного из героев фильма зовут Джо-Джо. Его сыграл актёр Мартин Лютер Маккой.

Состав музыкантов

• Пол Маккартни — бас-гитара, вокал
• Джон Леннон — соло-гитара, гармонический вокал
• Джордж Харрисон — ритм-гитара
• Ринго Старр — барабаны
• Билли Престон — электропианино

Кавер-версии

Год	Исполнитель	Альбом
1969	Амен Корнер	«The National Welsh Coast Live Explosion Company»
1969	Крис Кларк	«CC Rides Again»
1969	Эл Грин	«Willie Mitchell’s Hi Records»
1970	Патрик Уилльямс	«Heavy Vibrations»
1970	Элвис Пресли	муз. попурри в фильме «Элвис: Всё, как есть»
1971	Айк и Тина Тёрнеры	«Workin' Together»
1971	Элтон Джон	«11-17-70»
1976	Род Стюарт	саундтрек к фильму «Всё это и Вторая мировая война»
1978	Билли Престон	саундтрек к фильму «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»
1981	The Nutty Squirrels и Alvin and the Chipmunks	«Shirley, Squirrely and Melvin»
1986	Пол Маккартни	концерт. выступление
1992	Джейсон Орандж и группа Take That	концерт. выступление
1995	Стив Варинер	«Come Together: America Salutes The Beatles»
1996	Status Quo	«Don't Stop»
2004	The Punkles	«Pistol»
2004	Nitty Gritty Dirt Band	«Welcome to Woody Creek»
2007	Little Texas	«The Very Best of Little Texas: Live and Loud»
2011	Vains of Jenna	«Reverse Tripped»

См. также

• Пол Маккартни
• Билли Престон

Ссылки

• [www.icce.rug.nl/~soundscapes/DATABASES/AWP/gb2.shtml Заметки Алана В. Поллака о песне «Get Back»] (англ.)
• [www.beatlesbible.com/songs/get-back/ Библия The Beatles: Get Back] (англ.)
• [lyrics.deviant.ru/text_pesni/84/the_beatles/8370_the_beatles_get_back.htm Текст песни «Get Back»] (англ.)

ссылки на YouTube

• [www.youtube.com/watch?v=pTepreQIvZk The Beatles — Работа над песней «Get Back»]
• [www.youtube.com/watch?v=268p-BoyhfY Пол Маккартни — «Get Back»]

Отрывок, характеризующий Get Back (песня The Beatles)

По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.