Glencore International

Glencore International AG
Тип	Публичная компания
Основание	1974
Расположение	Швейцария Швейцария, кантон Цуг, город Баар.
Ключевые фигуры	Айван Глазенберг, CEO
Отрасль	Оптовая торговля
Оборот	▲ $152,2 млрд (2008 год)
Чистая прибыль	▼ $4,75 млрд (2008 год)
Активы	$128.49 млрд (2016 год)
Число сотрудников	52 тыс. человек (2006 год)
Сайт	[www.glencore.com www.glencore.com]

К:Компании, основанные в 1974 году

Glencore International AG (аббревиатура от Global Energy Commodities and Resources, перевод на русский «Глобальные энергетические сырьевые товары и ресурсы» прежнее название Marc Rich + Co AG) — швейцарская трейдинговая компания, один из крупнейших в мире поставщиков сырьевых товаров и редкоземельных материалов. В 2006 году по обороту компания занимала 6-е место среди европейских компаний.

История

Компания была основана в апреле 1974 года американским предпринимателем Марком Ричем и его младшим партнёром Пинкусом Грином под названием Marc Rich + Co. Была основана в городке Баар швейцарского кантона Цуг.

Компания изначально строилась на принципах скрытности, высокорисковой и агрессивной политики. Она разворачивала операции по всему миру.

Компания осуществляла торговлю иранской нефтью в обход американского эмбарго, закупала никель и золото на Кубе, торговала с опальной Ливией и с ЮАР, когда та находилась под действием международных санкций из-за политики апартеида. Во время нефтяного кризиса 1973 года компания зарабатывала, прогоняя нефтяные контракты через десятки созданных ею офшорных фирм. В 1983 году федеральный прокурор Рудольф Джулиани (будущий мэр Нью-Йорка) санкционировал арест основателей компании Марка Рича и Пинкуса Грина. Обвинение насчитывало 65 пунктов, в том числе неуплату налогов на $48 млн. Партнёры бежали из США, после чего Рич принял испанское гражданство, а Грин — боливийское. Компанию также подозревают в сделках с Саддамом Хусейном.

Marc Rich оставалась единственной компанией, поставлявшей зерно в СССР, несмотря на международный запрет из-за войны в Афганистане.

С 1989 по 1993 год Marc Rich была одним из крупнейших покупателей российской нефти, алюминия, меди, цинка, свинца, угля, встречно поставляя зерно и сахар. Её годовой оборот торговли со странами бывшего СССР составлял, по разным данным, $3–4 млрд. Для сравнения: весь российский экспорт 1993 года составлял $43 млрд.

Марк Рич управлял компанией до 1993 года. К тому времени 60-летний основатель компании был уже не столь энергичен, он болезненно переживал развод. Сам факт, что компанией руководит беглец от американского правосудия, перекрывал ей доступ к денежным американским потребителям сырья. Закончилось все это «бескровным переворотом»: группа главных трейдеров во главе со специалистом по алюминию Вилли Штротхотте и «нефтяниками» Дэни Дрейфусом и Ари Сильвербергом убедила главу уйти в отставку. В 1993—1994 годах оставшиеся топ менеджеры компании выкупили у Рича принадлежавший ему пакет акций (по разным оценкам, составлявший от 75 до 80 %). Причиной, послужившей спусковым крючком для ухода Марка Рича, стали новые его обвинения в незаконной торговле нефтью с Ираном (по другой версии — с Ираком) и в неуплате налогов..

Расчет «бунтарей» оказался верным: вскоре после отставки основателя компания смогла открыть четвёртый головной офис — в США, в Стэмфорде (Коннектикут). Весь пакет Рича разделили между собой ведущие трейдеры.

Новым исполнительным директором стал Вилли Штротхотте. В 1994 году компания была переименована в Glencore International AG

В 2002 году в Glencore происходит новая и почти незаметная извне смена руководства: исполнительным директором компании становится главный угольный трейдер Иван (Айван) Глазенберг (Ivan Glasenberg) уроженец Йоханнесбурга (ЮАР). Принцип «уходящий продает все свои акции» остался незыблем: В. Штротхотте сохранил за собой место председателя совета директоров, но не участвует в управлении, ожидая, пока его коллеги смогут выкупить принадлежащие ему акции. Место главы лондонского офиса, традиционно второго человека в компании, с недавнего времени занимает нефтетрейдер Алекс Берд, долгие годы курировавший нефтяное направление в России.

Айван Глазенберг продолжает политику избегания публичности — редко выступает перед аудиторией, отказывает в интервью и уклоняется от встреч с фотографами. При этом он смог превратить Glencore в одну из немногих компаний, объединяющей добычу, производство, маркетинг и торговлю. Только в преддверии проведения IPO, компания раскрыла данные о своей деятельности. Оказалось, что Glencore контролирует 60 % спотового рынка цинка, 50 % — меди, 45 % — свинца, 38 % — алюминия и почти треть — энергетического угля.

Внутреннее устройство компании

Основатели компании распределили руководство между тремя офисами — в швейцарском городе Бааре производятся сделки с металлами и решаются вопросы финансов, в лондонском офисе осуществляются сделки с нефтью, нефтепродуктами и сахаром, а в офисе Роттердама размещён зерновой департамент «Гленкор Грейн Роттердам». Но покупают и продают товары, зарабатывая деньги для компании, не офисы, а относительно независимые сотрудники-трейдеры. Каждый из них — самостоятельная «боевая единица», он имеет право подписи и в оговорённых пределах распоряжается средствами компании. Чаще всего трейдер работает с одним типом товара в одном регионе. Всего, по оценкам, на компанию работает около 300 трейдеров. Их личные доходы складываются не из зарплат, а бонусов, зависящих от объёма проведенных ими сделок; при этом нижняя граница годового дохода трейдера превышает $1 млн. Все трейдеры по одному направлению подотчётны главному трейдеру, работающему в одном из головных офисов. Главных трейдеров в компании сейчас от 20 до 30, и все они имеют долю в капитале. «Политика такова: работаешь на топ-позиции — получаешь долю, уходишь — продавай свою долю другим топам».

В трейдинговых операциях Glencore занято 2 700 человек, на принадлежащих компании предприятиях в 30 странах мира работает 55 000 человек.

Собственники и руководство

Акционеры Glencore — менеджмент компании (около 500 партнёров). 65 сотрудникам Glencore принадлежит 58 % компании, то есть около $35 млрд, исходя из капитализации около 60 млрд долларов. Крупнейшие акционеры компании:

• Айван Глайзенберг, генеральный директор: владеет 1,09 млрд акций, или 15,8 % компании, — его доля стоит около $9,5 млрд. Зарплата Глайзенберга в 2010 году составила £925 000.
• Даниель Франциско Мате: 416,4 млн акций, или 6 % компании, стоимость доли $3,6 млрд.
• Аристотель Мистакидис: 416,4 млн акций, 6 % компании, стоимость доли $3,6 млрд.
• Тор Петерсон: 366,3 млн акций, 5,3 % компании, стоимость доли $3,2 млрд
• Алекс Берд: 320,5 млн акций, 4,6 % компании, стоимость доли $2,76 млрд

Кроме того, финансовый директор Glencore Стивен Калмин (Steven Kalmin) владеет 1 % компании, или 70,7 млн акций, которые стоят около $600 млн

В начале февраля 2012 года стало известно о том, что владельцы Glencore договорились о её слиянии со швейцарской горнорудной компанией Xstrata путём обмена акциями (на этот момент Glencore уже принадлежало 34 % акций Xstrata). После завершения сделки, как предполагалось, создан крупнейший в мире экспортер угля для электростанций и ведущий производитель меди. В результате слияния появилась компания под названием Glencore Xstrata International стоимостью $90 млрд.

Деятельность и активы компании

Представляя добывающие предприятия и компании всего мира, Glencore поставляет металлы, минералы, сырую нефть, продукты нефтепереработки, уголь, сельскохозяйственную продукцию своим заказчикам в автомобильной, металлургической, пищевой и энергетической отраслях. Компании принадлежит 10,3 % металлургической компании «Российский алюминий», доли в дочерних компаниях российской нефтяной компании «Русснефть», ряд горнодобывающих активов (цинковые месторождения в Перу и Казахстане, угольные в Южной Африке, медные на Филиппинах).

Так в марте 2007 года алюминиевые активы Glencore (12 % всей собственности компании) были объединены с активами российских алюминиевых компании «Русский алюминий» и СУАЛ в крупнейшую в мире алюминиевую компанию «Российский алюминий» (United Company Rusal). Объединённая компания стала крупнейшим производителем алюминия и глинозёма в мире. Ежегодный объём производства, как ожидается, составит около 4 млн т алюминия и 11 млн т глинозёма. По данным компании «Русал» (2011), Glencore принадлежит 8,75 % её акций через Amokenga Holdings, дочернее предприятие Glencore.

В 1996 году Glencore выкупила пакет акций швейцарской сырьевой компании Xstrata, к управлению которой приступили менеджеры Glencore, за 10 лет Xstrata превратилась в одну из самых больших горнодобывающих групп мира, действующую в Австралии, Чили, ЮАР и ещё десятке стран, и стала крупнейшим в мире экспортером энергетических углей, крупным производителем меди, никеля, феррохрома и цинка.

Доля компании в швейцарской горнодобывающей компании Xstrata составляет 35 % стоимостью около 23 млрд долларов при котировках акций компании на февраль 2011 года. Помимо акций Xstrata и UC Rusal Glencore также владеет 51 % — «Казцинка».

Львиная доля выручки Glencore — 92 % что составляет $133,9 млрд долларов формируется за счет трейдинга. Доля производства в EBITDA компании — 32 % ($1,9 млрд).

Структура компании

В компании выделяются три основных бизнес-направления: Металлы и минералы, Энергетическая продукция, Сельскохозяйственная продукция:

Каждое из этих направлений в свою очередь подразделяется на следующие департаменты:

Металлы и минералы: около 30 % выручки что составляет $45,2 млрд долл. США.

• Алюминий. Бокситы — руководители Стивен Блюмгарт и Гэри Фегель.
• Ферросплавы. Никель — руководители Кристиан Вольфенсбергер и Стюарт Катлер.
• Цинк. Медь. Свинец

Энергетическая продукция: 61,6 % выручки что составляет $89,3 млрд долл. США.

• Нефть — руководитель Алекс Берд
• Уголь

Сельскохозяйственная продукция : 7,1 % выручки что составляет $10,4 млрд долл. США.

• не подразделяется на департаменты. В этом бизнес-направлении компания занимается пшеницей, кукурузой, ячменем, рисом, растительным маслом, мукой, сахаром и биодизелем — руководитель Крис Махони.

Основные агропроизводственные активы Glencore сконцентрированы в СНГ, Австралии, Парагвае и Аргентине, где компания произвела в 2010 году 699 604 т (+ 6,4 %) зерновых, кукурузы и масличных культур.

Показатели деятельности

Glencore в 2010 году увеличил чистую прибыль на 67 %, до $3,799 млрд. Выручка за год выросла на 36 %, до $144,978 млрд. EBITDA — на 58 %, до $6,201 млрд. EBIT возрос на 60 %, до $5,29 млрд.

Сама компания официально раскрывает только консолидированную выручку ($152,2 млрд в 2008 г.), активы ($61,3 млрд) и средства акционеров ($15,4 млрд), в 2008 году чистая прибыль упала на 8,4 % до $4,75 млрд..

В структуре EBITDA половина приходится на металлургию ($3,2 млрд), доли энергетики и сельского хозяйства — около 12 %.

Рейтинги Glencore находятся на уровне BBB — по шкале Standard & Poors и Baa2 — по шкале Moodys.

IPO компании

В апреле 2011 года исполнительный директор Glencore Айван Глазенберг сообщил о планах по размещению акций предприятия на фондовых биржах Лондона и Гонконга. В результате этой эмиссии компания рассчитывала выручить порядка 12,1 млрд USD, в результате чего общая стоимость предприятия должна была достигнуть примерно 60 млрд USD. В СМИ данное размещение описывалось как самое масштабное IPO в мире в 2011 году.

Книга заявок была полностью подписана в первый день из-за сильного спроса со стороны инвесторов. Инвесторы подали заявки на весь объём размещения, включая опцион для банков-организаторов.

Размещение акций на Лондонской бирже проходило в коридоре цен от 480 пенсов до 580 пенсов за одну акцию, на Гонконгскогой бирже ценовой диапазон был от 61,24 до 79,18 гонконгского доллара за акцию.

Акции между двумя фондовыми биржами были распределены в отношении 80/20: на лондонской бирже Glencore намерен разместить акций на сумму около 8,8 млрд. USD, а для гонконгской предназначается пакет стоимостью до 2,2 млрд. После завершения IPO в свободном хождении на британской и гонконгской фондовых площадках находится 15—20 % акций Glencore International AG.

В рамках подготовки к IPO компании были произведены новые назначения в руководстве:

• Тони Хейворд (Tony Hayward) — Старший независимый директор Glencore.
• Саймон Мюррей (Simon Murray) — неисполнительный председатель совета директоров.

19 мая на Лондонской бирже произошла первичное размещение акций (IPO). Компания продала институциональным инвесторам шестую часть ценных бумаг по цене 530 пенсов (5,30 фунта) за акцию. Покупателями акций Glencore стали крупнейшие мировые институциональные инвесторы, такие как суверенный фонд Абу-Даби «Аабар инвестментс», а также фонды из Великобритании и США.

При цене акции в 530 пенсов капитализация Glencore составила 37,1 млрд фунтов ($59,9 млрд). Общая сумма привлеченных средств достигла около $10 млрд.

В результате первичного размещения акций по показателю капитализации Glencore заняла 7-е место среди мировых горнодобывающих компаний.

Ссылки

• [www.glencorexstrata.com Официальный сайт компании]
• [www.metallopt.ru/test/news_intro/4145/ История Glencore]

Отрывок, характеризующий Glencore International

– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.