God of War III

God of War III
Разработчик	SCE Santa Monica
Издатели	Sony Computer Entertainment
Локализатор	Soft Club
Создатели Геймдизайнер Стиг Асмуссен
Часть серии	God of War
Дата выпуска	NA 16 марта 2010 17 марта 2010 18 марта 2010 19 марта 2010
Версия	1.03
Жанр	Hack and slash, Action-adventure
Возрастные рейтинги	BBFC: 18 CERO: Z ESRB: M — Mature OFLC (A): MA15+ — Mature 15+ PEGI: 18+
Платформа	PlayStation 3, PlayStation 4 (Обновлённая версия)
Игровой движок	Внутренний игровой движок
Режим игры	Синглплеер
Носитель	Blu-ray Disc
Управление	Sixaxis, DualShock 3, DualShock 4
Сайт	[www.godofwar.com/ ofwar.com]

God of War III (рус. Бог войны́ III) — консольная игра в жанре hack and slash, выпущенная компанией Santa Monica Studio эксклюзивно для платформы PlayStation 3, В России игра вышла 17 марта 2010 года. God of War III является третьей главой в серии после God of War и God of War II, не считая хронологические God of War: Chains of Olympus, God of War: Betrayal и God of War: Ghost of Sparta.

На данный момент игра разошлась тиражом в приблизительно 5,2 млн.копий..

Сюжет

Вторая часть закончилась словами «Конец начался». В первой же сцене Кратос вместе с титанами забирается на Олимп. Однако завершить восхождение ему не удаётся, у богов Олимпа ещё достаточно сил, чтобы противостоять «призраку Спарты» — его сбрасывают с Олимпа в самые глубины — ко входу в царство Аида. Кратос вынужден начать новое восхождение, попутно собирая новые силы для мести. Ему предстоит убить оставшихся богов и собрать их силы воедино для убийства Зевса.

Кратос, сидя на Гее, забирается на Олимп. Ему препятствует в этом сначала Водный Жеребец Посейдона, а затем и сам Посейдон — бог морей. После ожесточенной битвы Кратос убивает Посейдона: море резко поднялось и затопило многие города, потому что повержен бог, контролировавший моря. Кратос поднимается на Олимп и собирается убить Зевса, однако тот находит силы, чтобы сбросить с Олимпа Гею и Кратоса. Гея цепляется из последних сил за гору, при этом она говорит Кратосу, что это битва титанов, а не его битва. Кратос не собирается лишаться своего права мстить, о чём заявляет Гее. Не имея больше возможности держаться на Гее, Кратос падает в подземный мир Аида.

Если в первой части Кратоса на его пути вели боги Олимпа, а во второй титаны, то в третьей части его путеводителем стала Афина, которая обрела новую сущность, пожертвовав собой ради Зевса. По её словам, теперь Афина поняла, что «пока Зевс жив, у людей нет надежды». Кратос должен уничтожить Пламя Олимпа, которое является источником сил Зевса. Афина дала ему Клинки Изгнанника, которые должны указать путь к Пламени Олимпа. Кратос выбирается из подземного царства, по пути заполучив себе Лук Аполлона, который был у Пирифоя — Аид обрёк его на вечные муки (за то, что Пирифой хотел забрать Персефону у Аида), заключив в терниях. Кратос сжёг колючую преграду вместе с самим Пирифоем и забрал себе лук. Кратос встречает Гефеста — бога-кузнеца, который рассказал ему о своей дочери — Пандоре. Когда-то он создал её, но Зевс отнял Пандору у него. Кратосу немного удается добиться от Гефеста, но он узнал, что Пламя Олимпа смертельно для каждого, кто коснется его. Выбираясь из подземного мира, Кратос убил и самого Аида, получив его оружие — Когти Аида и поглотив душу Аида. Души подземного царства освободились от его гнёта.

Продолжая своё восхождение, Кратос видит преграждающую его путь Гею, которая зацепилась рукой за гору. Кратос помнил, что Гея не хотела давать ему право убить Зевса и поэтому сказал: «Ты нужна, пока полезна». Без лишних колебаний он отрубил ей кисть руки, и Гея упала вниз. В дальнейшем Кратос убивает бога солнца — Гелиоса. Он сбивает его из баллисты, когда тот летел на своей колеснице. Гелиос попытался обмануть Кратоса, ссылаясь на ранее оказанную Кратосом ему помощь (см. GoW: Chains of Olympus). Он сказал, что уничтожить Зевса можно, войдя в Пламя Олимпа, но Кратос, помня слова Гефеста, не поверил ему и оторвал голову, которая в дальнейшем пригодилась в роли светильника при прохождении тёмных помещений. Солнце скрылось после убийства Гелиоса, потому что этот бог отвечал за Солнце.

Найдя Пламя Олимпа, Кратос обнаружил в нём Ящик Пандоры — тот самый, который он некогда использовал, чтобы убить Ареса. Афина, появившись, сказала, что это и есть тот самый ящик, и что в нём ещё осталась сила, способная убить бога. Ключом к ящику оказалась Пандора — только она может войти в Пламя Олимпа и уничтожить его. В дальнейшем Кратос встречает бога-посыльного — Гермеса. Гермес насмехается над ним и убегает, но Кратос догоняет и убивает его, отрубив ему ноги и забрав крылатые сандалии. Неизвестные болезни одолевают людей после убийства Гермеса.

В своих многочисленных приключениях Кратосу также приходится столкнуться со своим братом по отцу — Гераклом. Геракл оказался силён, но не смог победить Кратоса. Кратос отобрал у Геракла его кастеты, полученные в награду за убийство Немейского льва — Немейские Цестусы. Ими он забил Геракла до смерти. Позже Кратос встречает Афродиту и двух её наложниц: отдавшись Кратосу, богиня затем предлагает ему обратиться за помощью к Гефесту. Кратос сообщает ему, что собирается использовать его дочь, Пандору, чтобы уничтожить Пламя Олимпа и добраться до Ящика Пандоры. Гефест не мог этого допустить и придумал хитрый план, который бы столкнул Призрака Спарты с очень опасным противником-титаном. Он рассказал Кратосу о могущественном оружии, которое можно выковать только с помощью камня Омфала, который находится в желудке у Кроноса — некогда главного из титанов, отца Зевса и большинства олимпийских богов.

Кронос чуть не убивает Кратоса и проглатывает его, но Кратос вспорол ему кишки изнутри и силой забрал камень. Кратос добил Кроноса, сначала пронзив небольшой скалой ему челюсть, а затем раскроив ему череп. Вернувшись к Гефесту, Кратос вручил ему камень. Видя, что план провалился и спартанец ещё жив, кузнец на ходу придумал новый, хитростью решив уничтожить свергнутого бога войны. После того, как Гефест выковал с помощью камня электрические клинки (Бич Немезиды), он попытался убить ими же Кратоса, но потерпел неудачу и был убит сам. Его последними словами стала фраза «Позаботься о Пандоре».

Кратос также убивает и жену Зевса — Геру. Он попал в её сады — лабиринт, из которого, как она надеялась, Кратос не сможет найти выход. Гера была пьяна и разозлила Кратоса, из-за чего он свернул ей шею; в мире завяли все цветы и пожухла листва на деревьях. В дальнейшем её тело пригодилось для выхода из лабиринта.

Кратос нашёл Пандору: преодолев многочисленные приключения и едва не потеряв девочку, Кратос вновь добрался до Пламени Олимпа. Однако, там их поджидал никто иной, как сам Зевс. Зевс всячески пытался помешать Пандоре войти в Пламя Олимпа, и, как ни странно, Кратос тоже — ему стало жаль девочку. Кратос сражается с Зевсом и выигрывает этот поединок — Зевс выглядит изможденным. Пандора вырвалась и прыгнула в Пламя, после чего оно исчезло вместе с ней. Кратос открывает Ящик Пандоры, но он оказывается пуст. Зевс насмехается над ним, Кратос бросается в бой, сражение переходит на открытое пространство.

Концовка

Внезапно появляется Гея — пока Кратос и Зевс сражались в беседке, она решила раздавить их вместе с беседкой Богов. Зевс и Кратос прыгают внутрь Геи. Кратос разбивает защиту вокруг сердца Геи, после чего они с Зевсом сражаются вокруг него, причем как Кратос, так и Зевс норовят уничтожить её сердце. В конце концов Кратосу удается убить Зевса, буквально вогнав его Мечом Олимпа в сердце Геи, после чего она погибает. Кратос падает вниз. Когда он очнулся, появился Призрак Зевса, который чуть не убил Кратоса.

В предсмертный момент Кратос проваливается в забытье и скитается по собственным кошмарам, из которых выбраться ему помог голос Пандоры — она сказала, что надежда всегда есть: «Надежда — это последнее оружие, когда все потеряно», и именно надежда — главное оружие Кратоса. Кратос находит в себе большие силы и убивает Зевса окончательно. Вокруг не осталось ничего, кроме хаоса, так как большинство богов погибло. Появляется Афина, она поздравляет Кратоса с успешной миссией. Она сказала, что наконец хаос очистил человечество, на что Кратос советует ей оглянуться: людей не осталось.

Афина требует вернуть ей ту силу, с помощью которой он смог убить Зевса — надежду. Надежду она когда-то поместила на самое дно Ящика Пандоры, под всеми несчастьями, как силу, которая будет последним шансом. Поначалу Афина думала, что сила, которую обрёл Кратос, открыв Ящик, являлась злом, а надежда осталась внутри Ящика. Когда же Кратос сказал ей, что Ящик был пуст, Афина поняла, что Кратос получил силу надежды, тогда как зло Ящика заразило богов Олимпа. Афина говорит Кратосу, что только она сможет распорядиться этой силой по назначению. Но Кратос так не считает — он раскрыл её намерения получить власть. Он произнёс сакраментальную фразу «Моя месть свершилась» и пронзил себя Мечом Олимпа. Надежда голубым фонтаном уходит из него в небо и проливается на землю в виде капель. Кратос решил дать её будущему человечеству, а не отдавать Афине. Афина в ярости — она не ожидала такого поворота событий. Она вытаскивает Меч Олимпа из истекающего кровью Кратоса и уходит. Кратос захлёбывается собственной кровью. Несколько секунд слышно дыхание, которое затем прерывается. Через некоторое время показывается то же самое место, на котором Кратоса уже нет, а следы крови ведут к обрыву.

Персонажи

Кратос (Анг. озвуч. Терренс Карсон, рус. озвуч. Сергей Чонишвили): бывший предводитель спартанской армии, полубог, занявший место Бога Войны после убийства им Ареса и, впоследствии, павший бог. Кратос одержим жаждой мести Зевсу за его предательство.

Зевс (Анг. озвуч. Кори Бертон): Повелитель Олимпа, брат Посейдона и Аида, отец Кратоса — как и многих других Олимпийцев. Зевс создал Меч Олимпа, чтобы одержать победу в Великой Войне против титанов. Первоначально бывший союзником Кратоса, Зевс предал его, будучи зараженным одним из зол мира, содержащихся в открытом Спартанцем Ящике Пандоры — страхом; он боялся продолжения цикла «отец-убит-сыном» (как он сам поразил и заточил своего отца — Кроноса).

Гея (анг. озвуч. Сьюзен Блэксли): Мать титанов и самой Земли. Гея помогала Кратосу, но в конце-концов предала его, желая покарать Зевса лично. Рост 357,8 метров.

Афина (анг. озвуч. Эйрин Торпи): Богиня мудрости. Афина была союзницей и наставницей Кратоса на протяжении многих лет и пала от его руки, в попытке защитить Зевса. Вернувшись в виде более совершенной формы жизни, существующей на «высшем плане бытия», Афина вновь оказала Кратосу помощь.

Пандора (анг. озвуч. Натали Лэндер): сотворённая Гефестом, Пандора была ключом к уничтожению Пламени Олимпа, таким образом она могла позволить Кратосу вновь открыть Ящик Пандоры.

Гефест (анг. озвуч. Рип Торн): Бог-кузнец, падший по воле Олимпа. Муж Богини Афродиты и создатель как Ящика Пандоры, так и самой Пандоры. Оказывал Кратосу помощь по ходу игры; в попытке защитить Пандору, которую он считал своей дочерью, Гефест попытался убить Кратоса, но потерпел поражение

Афродита (анг. озвуч. Эйприл Стюарт): Богиня любви и жена Гефеста. Афродита безучастна к войне Кратоса на Олимпе, и поэтому она остается единственным богом, которого Кратос встретил и не убил.

Кронос (анг. озвуч. Джордж Болл, рус. озвуч. Владимир Антоник): Титан и отец Зевса, Аида и Посейдона. Самый большой и могущественный из титанов. Рост 460 метров. Крон был изгнан в подземный мир Зевсом, после того как Кратос добыл Ящик Пандоры из прикованного к спине Кроноса Храма Пандоры.

Дедал (анг. озвуч. Малкольм Макдауэлл): Создатель Лабиринта, в котором была заточена Пандора (как и он сам). Дедал создал Лабиринт, поскольку Зевс обещал ему, что воссоединит его с сыном — Икаром.

Аид (анг. озвуч. Клэнси Браун): Повелитель Подземного мира. Он ищет мести Кратосу за убийство им своей племянницы Афины, брата Посейдона и жены Персефоны.

Гелиос (анг. озвуч. Криспин Фриман) Бог Солнца. Однажды спасённый Кратосом, ныне он противостоит титанам и самому спартанцу.

Гера (анг. озвуч. Адрианна Барбо): измученная жена Зевса, называющая Кратоса «еще одним незаконным ребёнком» своего неверного мужа.

Геракл (анг. озвуч. Кевин Сорбо, рус. озвуч. Андрей Ярославцев): полубог и брат Кратоса по отцу. Зевс обещал Гераклу титул «Бога Войны» за исполнение тринадцатого, неофициального подвига — убийства Кратоса.

Гермес (анг. озвуч. Грег Эллис): Бог-посыльный. Побеждён и жестоко убит Кратосом.

Посейдон (анг. озвуч. Гидеон Эмери): Бог моря. Первым пал от рук Кратоса во время его вторжения на Олимп.

Каллиопа (анг. озвуч. Деби Дерриберри): дочь Кратоса; в прошлом непреднамеренно убита своим отцом.

Лисандра (анг. озвуч. Гвенделин Эо): жена Кратоса; как и Каллиопа, была убита Кратосом.

Разработка игры

Один из разработчиков игры Стиг Асмуссен заявил о том, что аппаратные возможности PlayStation 3 позволяют придать персонажам God of War III, при их создании, большую гибкость и разрешать большее взаимодействие с окружающей средой. 26 марта 2009 года трейлер с записью игрового процесса был продемонстрирован на Game Developers Conference. В трейлере показывалось, как Кратос недолго сражается с группой солдат, а затем берёт под контроль циклопа для того, чтобы быстро расправиться с врагами, а после того, как солдаты умирают, убивает и циклопа.

В начале марта 2010 года стал известен бюджет игры, который составил 44 млн долларов. Это сообщил в интервью GiantBomb глава команды разработчиков игры Джон Хайт (англ. John Hight).

Прочие факты

• 30 октября 2009 года было объявлено о выпуске версии Ultimate Edition, в которую будут включены эксклюзивные материалы.
• В 2009 году игра получила премию Spike Video Game Awards в номинации «Самая ожидаемая игра 2010 года».
• в начале марта 2012 года в официальном блоге Playstation опубликован список 10 игр, с самым большим количеством держателей платиновых трофеев в них, God of War 3 была на 4 месте.
• Озвучивший Геракла Кевин Сорбо сам исполнял роль Геракла в телесериале «Удивительные странствия Геракла»
• Один из саундтреков к игре записан шведской прогрессив-дэт группой Opeth.

Ссылки

• [www.godofwar.com/ Официальный сайт игры] (англ.)
• [www.godofwargame.com/ Официальный европейский сайт игры]
• [www.imdb.com/title/tt1199781/ God of War III] (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.elecplay.com/watch/19/232/2/1 Electric Playground interview with Chris O’Neill on God of War III] (англ.)
• [www.igromania.ru/launch/God_of_War_3/ «Центр запуска» God of War 3 на сайте «Игромания.ру»]

Отрывок, характеризующий God of War III

– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.