Goo

</td></tr>

Goo
Студийный альбом Sonic Youth
Дата выпуска	26 июня 1990
Записан	март-апрель 1990
Жанры	альтернативный рок нойз-рок
Длительность	49:23 138:14 (deluxe-издание)
Продюсеры	Ник Сансано, Рон Сен Жермен
Страна	США США
Лейбл	DGC Records
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/album/r18429/review ссылка]
Хронология Sonic Youth
Daydream Nation (1988) Goo (1990) Dirty (1992)

К:Альбомы 1990 года

Goo — 6-й по счёту студийный альбом Sonic Youth, вышедший в июне 1990 года на DGC, саблейбле Geffen Records. Он стал первым альбомом группы, изданным на мейджор-лейбле.

Об альбоме

После записи и выпуска Daydream Nation Sonic Youth начали искать нового издателя. В конце 1989 — начале 1990 года они были подписаны на Geffen Records, заключив с фирмой контракт на пять альбомов. Позднее музыканты оказались разочарованы тем, что фирма, как выяснилось, планировала выпускать их пластинки через новообразованный саблейбл, однако договор остался в действии.

Весной 1990 года Sonic Youth приступили к работе над новым альбомом. Он был записан в мартe-апреле 1990 года в Нью-Йорке с продюсером Ником Сансано при содействии Джея Маскиса из Dinosaur Jr и Дона Флеминга (Gumball, Velvet Monkeys, B.A.L.L.). Рабочим названием альбома было Blowjob?, но впоследствии оно было изменено на Goo, по заглавию песни «My Friend Goo». В музыкальном плане Goo был заметно более поп-ориентированным и доступным для среднего слушателя, нежели его предшественники, хотя песни по-прежнему были насыщены шумовыми элементами. Наиболее популярным синглом с альбома стал «Kool Thing», записанный при участии Чака Ди из Public Enemy. После выпуска альбома группа отправилсь в тур с Nirvana, Dinosaur Jr, Babes in Toyland и Gumball, что было запечатлено в документальном фильме 1991: The Year Punk Broke.

На обложке альбома размещён рисунок Раймонда Петтибона, сделанный по фотографии Морин Хиндли и Дэвида Смита, свидетелей по громкому делу «болотных убийц» Иэна Брэйди и Майры Хиндли. Рисунок сопровожден подписью: Я увела парня у своей сестры. Это был ураган, взрыв, вспышка. На той же неделе мы прикончили моих родителей и отправились в дорогу. B 2008 году группа The Twilight Sad выпустила сборник редких записей под названием Killed My Parents and Hit the Road («Прикончили родителей и отправились в путь», по последней строчке подписи), на обложке его была помещена пародия на рисунок Петтибона.

Список композиций

Вся музыка написана Sonic Youth за исключением отмеченных.

№	Название	Слова	Вокал	Длительность
1.	«Dirty Boots»	Тёрстон Мур	Мур	5:28
2.	«Tunic (Song for Karen)»	Ким Гордон	Гордон	6:22
3.	«Mary-Christ»	Мур	Мур/Гордон	3:11
4.	«Kool Thing»	Гордон	Гордон	4:06
5.	«Mote»	Ли Ранальдо	Ранальдо	7:37
6.	«My Friend Goo»	Гордон	Гордон/Мур	2:19
7.	«Disappearer»	Мур	Мур	5:08
8.	«Mildred Pierce»	Мур	Мур	2:13
9.	«Cinderella's Big Score»	Гордон	Гордон	5:54
10.	«Scooter + Jinx»	—	—	1:06
11.	«Titanium Exposé»	Мур/Гордон	Мур/Гордон	6:27

Deluxe-издание

Диск первый
№	Название	Слова	Вокал	Длительность
1.	«Dirty Boots»	Мур	Мур	5:28
2.	«Tunic (Song for Karen)»	Гордон	Гордон	6:22
3.	«Mary-Christ»	Мур	Мур/Гордон	3:11
4.	«Kool Thing»	Гордон	Гордон	4:06
5.	«Mote»	Ранальдо	Ранальдо	7:37
6.	«My Friend Goo»	Гордон	Гордон/Мур	2:19
7.	«Disappearer»	Мур	Мур	5:08
8.	«Mildred Pierce»	Мур	Мур	2:13
9.	«Cinderella's Big Score»	Гордон	Гордон	5:54
10.	«Scooter + Jinx»	—	—	1:06
11.	«Titanium Exposé»	Мур/Гордон	Мур/Гордон	5:08
12.	«Lee #2»	Ранальдо	Ранальдо	3:31
13.	«That's All I Know (Right Now)» (The Neon Boys)	Ричард Хэлл/Том Верлен	Мур	2:20
14.	«The Bedroom»	—	—	3:42
15.	«Dr. Benway's House»	—	—	1:17
16.	«Tuff Boyz»	—	—	5:39

Диск второй
№	Название	Слова	Вокал	Длительность
1.	«Tunic (Song for Karen)» (8-дорожечное демо)	Гордон	Гордон/Джей Маскис	6:44
2.	«Number One (Disappearer)» (8-дорожечное демо)	Мур	Мур	4:57
3.	«Titanium Exposé» (8-дорожечное демо)	Мур/Гордон	Мур/Гордон	4:43
4.	«Dirty Boots» (8-дорожечное демо)	Мур	Мур	6:37
5.	«Corky (Cinderella's Big Score)» (8-дорожечное демо)	Мур	Мур	7:49
6.	«My Friend Goo»	Гордон	Гордон	2:31
7.	«Bookstore (Mote)» (8-дорожечное демо)	Ранальдо	Ранальдо	4:14
8.	«Animals (Mary-Christ)» (8-дорожечное демо)	Мур	Мур/Гордон	3:02
9.	«DV2 (Kool Thing)» (8-дорожечное демо)	Гордон	Гордон/Мур	4:17
10.	«Blowjob (Mildred Pierce)» (8-дорожечное демо)	Мур	Мур	8:52
11.	«Lee #2 (instrumental)» (8-дорожечное демо)	Ранальдо	—	3:30
12.	«I Know There's an Answer» (The Beach Boys)	Брайан Уилсон/Терри Сачен/Майк Лав	Ранальдо/Мур	3:10
13.	«Can Song»	—	—	3:17
14.	«Isaac»	—	—	2:36
15.	«Goo Interview Flexi» (звуковой монтаж)	—	—	6:03

Участники записи

Sonic Youth

• Тёрстон Мур — вокал, гитара
• Ким Гордон — бас-гитара, вокал
• Ли Ранальдо — гитара, вокал
• Стив Шелли — ударные, перкуссия

Приглашённые музыканты

• Джей Маскис — бэк-вокал («Tunic (Song for Karen)», «Mote», «My Friend Goo»)
• Дон Флеминг — бэк-вокал («Dirty Boots», «Disappearer»)
• Чак Ди — дополнительный вокал («Kool Thing»)

Хит-парады

Альбом

Хит-парад (1990)	Место
Dutch Top 100	71
New Zealand RIANZ Albums Chart	22
UK Albums Chart	32
UK Billboard 200	96

Синглы

Год	Сингл	Место
		US	UK	IRL
1990	Kool Thing	7	81	24

Ссылки

• Browne, David. Goodbye 20th Century: A Biography of Sonic Youth. Da Capo, 2008. ISBN 978-0-306-81515-7

Отрывок, характеризующий Goo

– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“