HMS Gloucester (1937)
HMS Gloucester (Корабль Его величества «Глостер») — британский лёгкий крейсер второй серии крейсеров типа «Таун». Заложен 22 сентября 1936 года, спущен на воду 19 октября 1937 года, введен в строй 31 января 1939 года. Десятый корабль британского флота, носивший это имя.
Крейсер участвовал во второй мировой войне. В патрулях на Дальнем востоке, сражениях на Средиземном море. В ходе боев на средиземном море получал несколько раз попадания авиабомбами. Потоплен 22 мая 1941 года немецкими пикирующими бомбардировщиками во время проведения Критской операции. Девиз корабля звучал: «Prorsum» — Наступай.
Содержание
История службы
Предвоенный период
После вступления в строй и прохождения боевой подготовки в феврале 1939 года корабль направился служить на Ост-Индскую станцию.
Вторая мировая война
Начало войны застало крейсер на Красном море, где он в течение сентября занимался патрулированием. В октябре крейсер был переведен в Индийский океан для перехватов немецких торговых судов. Часть патрульных плаваний проходила в Бенгальском заливе. В ноябре крейсер занимался поиском немецкого карманного линкора «Граф фон Шпее» в районе между Мадагаскаром и Сейшельскими островами. В декабре вошёл в состав поисковой группы «I» и занимался поисками возможных вспомогательных немецких крейсеров в Индийском океане.
В январе 1940 года крейсеру потребовался профилактический ремонт и 8 января он встал на него в Саймонстауне, Южная Африка.
1 февраля крейсер закончил ремонт и в течение месяца продолжал службу в Индийском океане. К концу марта крейсер предполагалось направить в Южную Атлантику на помощь действующему там крейсеру Neptune. Однако в связи с накалом обстановки на Средиземном море, передачу крейсера отменили и его направили в 7-ю эскадру крейсеров Средиземноморского флота в Александрии, куда крейсер и направился в апреле через Красное море.
23 мая крейсер совместно с авианосцем Eagle и австралийским крейсером Sydney составили эскорт войскового конвоя US3 во время его перехода через Красное море. Конвой переправлял войска ANZAC для усиления 8-й армии в Египте. Корабли сопровождения также должны были войти в состав Средиземноморского флота.
На Средиземном море
26 мая крейсер вошёл в состав 7-й эскадры крейсеров вместе с Orion, Neptune, Sydney и Liverpool. Вместе с последним, крейсер образовал 2-й дивизион.
Начало войны с Италией
10 июня в войну вступила Италия и уже 11 июня крейсер совместно с линкорами Warspite и Malaya, авианосцем Eagle, кораблями 7-й эскадры, крейсерами Caledon и Calypso под прикрытием 12 эсминцев вышел в Восточное Средиземноморье, для действий против итальянских кораблей, прикрывающих ожидаемые конвои в Ливию. Глостер совместно с крейсерами 7-й эскадры действовали в качестве разведчиков и нарушителей возможного судоходства у берегов Северной Африки.
12 июня Глостер вместе с Ливерпулем производили обстрел Тобрука, где находились 6 тральщиков и потопили один из них — Giovanni Berta. Другие крейсера производили обстрел Бенгази, но не нашли достойных целей. Более того они попали под обстрел береговых батарей, а параваны крейсеров захватили несколько мин. По завершении набеговой операции крейсера продолжали осуществлять разведку в целях главных сил флота. 15 июня флот возвратился в Александрию.
Бой с конвоем Эсперо
27 июня крейсер вместе с линкорами Royal Sovereign и Ramillies, авианосцем Eagle, крейсерами Liverpool, Neptune, Orion и Sydney вышел для прикрытия крейсеров Caledon и Capetown сопровождающих конвой AS1 из Эгейского моря в Египет, а также двух конвоев с Мальты (операция MA3). В это время летающая лодка Сандерленд обнаружила западнее Занте итальянский конвой в составе 3-х эсминцев доставляющий подкрепления в Тобрук. 7-я крейсерская эскадра отделилась для перехвата данного соединения. В ходе последующего боя один эсминец был потоплен, но два остальных смогли оторваться и уйти. После боя, совместно с Ливерпулем ушёл в Порт-Саид для пополнения боеприпасов.
Бомбовое попадание и Бой у Калабрии
7 июля крейсер совместно с линкорами Warspite, Malaya, Royal Sovereign, крейсерами Orion, Neptune, Sydney, Liverpool и 32 эсминцами вышел как Соединение «A» для прикрытия конвоя с Мальты в Египет (Операция MA5). 8 июля соединение подверглось мощному налету итальянской авиации и одна из бомб попала в компасную палубу крейсера. Погибло 18 человек, в том числе капитан крейсера кэптен Frederick Rodney Garside и первый офицер. На некоторое время корабль потерял управление, пока артиллерийский офицер лейтенант-командер Reginald P Tanner не принял командование и сумел взять контроль над крейсером посредством кормового поста управления. Несмотря на повреждение крейсер сохранил боеспособность и принял на следующий день участие в бою у Калабрии, а 13 июля крейсер вернулся в Александрию и встал на ремонт.
В Александрии экипажу был представлен новый командир — Henry Aubrey Rowley. Одновременно Таннер был повышен в звании до командера.
14 августа крейсер вернулся в Александрию вместе с австралийским эсминцем Stuart в качестве эскорта конвоя MF1. 15 августа подвергся около этой базы налету итальянской авиации без последствий.
20 августа вместе с крейсерами Kent и Liverpool вошёл в состав вновь сформированной 3-й крейсерской эскадры.
22 августа совместно с крейсерами эскадры, а также крейсерами Orion и Sydney 7-й эскадры участвовали в наступательной операции по зачистке Эгейского моря в целях защиты конвоев. 25 августа крейсера подверглись безрезультатной атаке торпедоносцев.
30 августа вышел совместно с линкорами Warspite, Malaya, авианосцем Eagle, крейсерами Kent и Liverpool для прикрытия конвоя MF2 с Мальты в Александрию. 31 августа флот прикрывал в Сицилийских проливах приход подкреплений для Средиземноморского флота — соединения «F» в составе линкора Valiant, авианосца Illustrious, крейсеров Calcutta и Coventry. 3 сентября вместе с крейсерами эскадры отделился для прикрытия конвоя AS3 во время его перехода до Порт-Саида. 6 сентября крейсер вернулся в Александрию.
13 сентября крейсер совместно с крейсерами Kent и Liverpool выполнял зенитное прикрытие конвоя AN3 во время его перехода в северной части Восточного Средиземноморья.
16 сентября крейсер в составе флота выходил для прикрытия операции по атаке Бенгази самолетами авианосца Illustrious, которую последний предпринял 17 сентября. В тот же день вместе с крейсерами эскадры отделился для обстрела Бардии. На подходе крейсера были атакованы итальянскими бомбардировщиками и торпедоносцами и Кент получил серьёзное торпедное попадание, в результате которого 32 человека были убиты. 19 сентября крейсера вернулись в Александрию.
28 сентября Глостер совместно с крейсером Liverpool перебросил на Мальту 1200 человек из состава RAF и подкреплений для острова, На переходе корабли прикрывались крейсером Sydney, а также флотом. 30 сентября крейсера прибыли на Мальту и выгрузили войска, покинув остров ночью 1 октября. 2 октября корабли вернулись в Александрию.
8 октября крейсер вышел с флотом в составе линкоров Warspite, Valiant, Ramillies, авианосцев Illustrious, и Eagle, крейсеров York, Ajax, Orion и Sydney в сопровождении 6 эсминцев прикрывали очередной конвой на Мальту из Александрии — MF3 (Операция MB6).
10 октября крейсер совместно с линкором Ramillies и эскортом MF3 отделился от флота, чтобы прикрыть конвой на конечном участке перехода. 11 октября крейсера соединились с флотом. 12 октября вместе с крейсером Ajax следовали впереди флота выполняя поиск торпедных катеров и миноносцев. 13 октября отделился вместе с Illustrious и Liverpool для ночной воздушной атаки Лероса. 14 октября флот подвергся воздушному нападению, в ходе которой Liverpool получил тяжелое торпедное попадание. 15 октября крейсер вместе с флотом прикрывал соединившееся конвои MF4 с Мальты и конвой из Греции AS на переходе в Александрию. 16 октября флот вернулся в свою главную базу.
28 октября Италия объявила войну Греции и 29 октября Ливерпуль в составе флота вышел на позицию в район Крита. Флот прикрывал важный конвой с персоналом и припасами для военной базы в заливе Суда, оставаясь на позиции до 31 октября, вернувшись в базу только 2 ноября.
5 ноября вышел из Александрии вместе с крейсером York в составе флота: линкоры Warspite, Malaya, Valiant, авианосец Illustrious, крейсера Ajax, Sydney и 13 эсминцев, для прикрытия конвоя на Мальту — MW3 из Порт-Саида (Операция MB8). 8 ноября флот подвергся воздушным атакам и Фулмары с авианосца сбили 2 SM.79. 11 ноября флот предпринял Атаку на Таранто. После чего вернулся в Александрию.
Уже 14 ноября крейсер был привлечен к эскорту конвоев в Грецию и на Крит (Операция Barbarity). 15 ноября он вышел в Пирей вместе с крейсерами Berwick, York, Glasgow и Sydney. Крейсера прикрывали линкоры Barham, и Valiant, авианосец Eagle и 8 эсминцев. После выполнения задания флот вернулся в Александрию.
25 ноября вышел в составе Соединения «A» вместе с крейсерами York и Glasgow, линкорами Warspite, и Valiant, авианосцем Illustrious для сопровождения войскового транспорта Ulster Prince, направляющегося в бухту Суда. На борту Warspite было 50 человек Коммандос. 26 ноября отделился вместе с крейсером Glasgow и 4-мя эсминцами для сопровождения авианосца Illustrious во время его атаки порта Лаки на Родосе. После присоединился к кораблям Соединения «A» в бухте Суда и выполнял дальнее прикрытие последующих операций. 27 ноября отделился с крейсерами эскадры для сопровождения кораблей Соединения «H» во время операций против итальянского флота. Участвовал в бою у мыса Спартивенто. Прикрывал суда проводимого на Мальту конвоя MW4 во время его прохода через Сицилийские проливы. 29 ноября вместе с корветами Gloxinia, Hyacinth, Peony и Salvia привел в бухту Суда один из транспортов конвоя.
3 декабря в бухте Суда попал под атаку итальянских торпедоносцев, один из которых повредил крейсер Glasgow. Глостер сопровождал последний до Александрии, где тот встал на ремонт. Крейсера прибыли в базу 5 декабря.
10 декабря крейсер в связи с началом операции Compass, принял участие в масштабной проводке сразу нескольких конвоев. 17 декабря в бухте Суда с Соединением «A» присоединился к крейсерам Orion, Sydney и Ajax 7-й крейсерской эскадры, составлявшим Соединение «B». 18 декабря крейсера 7-й эскадры ушли в рейд против вражеского судоходства в Адриатическое море, а Глостер остался действовать в составе Соединения «A». 19 декабря вместе с флотом принимал участие в обстреле Валоны (Операция MC2). 20 декабря оставался с Соединением «A», прикрывая переход линкора Malaya и конвоя MG1 во время прохода Сицилийскими проливами.
22 декабря вместе с Соединением «A» прикрывал авианосец Illustrious во время его воздушной атаки Триполи (Операция MC2). 24 декабря вместе с крейсером York совершил поход в Пирей, вернувшись позже в Александрию.
Operation Excess
5 января вышел из Александрии вместе с крейсером Southampton и эсминцем Ilex в бухту Суда, чтобы погрузить на борт войска, предназначающиеся для Мальты. 6 января погрузил войска и отправился на Мальту. 8 января корабли выгрузили на Мальте войска и вместе с эсминцем Janus покинули остров, пойдя на соединение с Соединением «F» из крейсеров Bonaventure, эсминцев Hasty, Hereward, Hero и Jaguar, прикрывающим конвой Excess, встретив его 9 января в районе Бизерты.
В ночь на 10 января конвой подвергся безуспешной ааке итальянской подводной лодки Settimo, а ранним утром состоялся бой крейсеров Bonaventure и Southampton и эсминца Jaguar с двумя итальянскими миноносцами Circe и Vega, в ходе которого Vega был поврежден артиллерийским огнём крейсера Bonaventure и позже был потоплен торпедой эсминца Hereward.
Сразу после этого эсминец Gallant подорвался на мине, потеряв нос и понеся серьёзные потери в экипаже. Его взял на буксир эсминец Mohawk и повел на Мальту. Оба эсминца входили в состав сил Средиземноморского флота, выполняющего действия по дальнему прикрытия конвоя во время его перехода по восточному Средиземноморью. Оба эсминца стали прикрывать крейсер Bonaventure и эсминец Griffin. Во время дальнейшего перехода эти корабли подверглись воздушной атаке.
11 января Глостер вместе с крейсером Southampton и эсминцем Diamond отделились от состава сил прикрытия конвоя, чтобы усилить эскорт Gallant’а. После обеспечения прикрытия этим трем кораблям было приказано войти в состав сил прикрывающих исходящий с Мальты конвой ME 6, однако во время перехода на соединение с конвоем, отряд был атакован пикирующими бомбардировщиками, шесть из которых атаковали Southampton, добившись в него двух попаданий. Southampton получил тяжелые повреждения, потерял 80 убитыми и 87 раненными, на нём бушевали пожары. Эсминец Diamond оказывал помощь, но было принять решение затопить крейсер, который торпедами добили крейсера Gloucester и Orion. Сам Глостер в ходе этой атаки получил попадание неразорвавшейся бомбы, которая убила 9 человек и 14 ранила.
12 января крейсер встретился с Соединением A — главными силами флота, и вмести с ними начал возвращение в Александрию, куда и прибыл 15 января.
Поскольку во время операции немецкими пикирующими бомбардировщиками был также тяжело поврежден единственный авианосец Illustrious, то следующий месяц операции флота были сильно ограничены. Крейсерские силы были направлены в Эгейское море для диверсионных операций, отвлекающих итальянские силы от действий в Западном Средиземноморье.
В феврале крейсер был выбран в качестве транспорта для перевозки военнослужащих Чеширского и Хэмпширского полков на Мальту (Операция MC 8). 19 февраля крейсер вместе с крейсерами Ajax, Orion, и эсминцами Mohawk и Nubian погрузив войска и припасы вышел из Александрии и направился на Мальту. Их действие прикрывали силы флота в составе линкоров Barham, Valiant и авианосца Eagle, которые также обеспечивали возвращение с острова пустых транспорта снабжения Breconshire и торгового судна Clan Macaulay. Придя а Мальту 21 февраля и выгрузив войска, крейсер в тот же день вместе с эсминцами Hereward and Decoy вышел в бухту Суда, на Крите.
24 февраля в Бухте Суда крейсер выполнял функцию прикрытия операции Abstention — высадке подразделений Коммандос на остров Кастелоризо в Эгейском море. Высадка осуществлялась с двух эсминцев, вышедших вместе с крейсером Bonaventure. Другими кораблями, участвовавшими в операции, были речная канонерская лодка Ladybird, доставившая морских пехотинцев, и подводная лодка Parthian, во время высадки служившая маяком. 25 февраля «Глостер» вместе с двумя эсминцами патрулировал южнее острова. 26 февраля крейсер вернулся в Александрию ввиду отсутствия вражеских кораблей в поле зрения.
Операция Lustre
В марте крейсер был выбран для участия в операции Lustre — переброски войск и снаряжения в Греческие порты в связи с принятием решения об участии британского корпуса в боевых действиях на греческом фронте.
20 марта крейсер вышел из Александрии, чтобы вместе с главными силами флота участвовать в Операции MC.9 — очередной проводке конвоя на Мальту. 23 марта он отделился от сил прикрытия и вместе с крейсером York предпринял переход в бухту Суда, куда и прибыл 25 марта для дозаправки.
В бухте крейсер York был атакован итальянскими взрывающимися крейсерами и тяжело поврежден. Глостер же 26 марта вместе с эсминцами Vendetta и Vampire вышел на соединение с крейсерами Orion, Ajax и Perth для выполнения операций флота перехвату Итальянских сил, совершающих возможные переходы к конвоям, выполнявшим поддержку греческих войск. 27 марта вместе с крейсерами и эсминцами прикрытия занял позицию южнее Крита действую в целях Средиземноморского флота. 28 марта крейсер участвовал в бою у острова Гавдос, попав под огонь итальянского тяжелого крейсера Тренто и совершив доклад о контакте с противником главнокомандующему, находящемуся на Warspite. Принимал участие в дальнейших действиях, закончившиеся боем у мыса Матапан. 30 марта вместе с флотом вернулся в Александрию.
Операции MD.2 и MD.3
В апреле месяце крейсер был привлечен к операции по проведению на Мальту быстроходного транспорта Breconshire и вывод с Мальты в Египет конвоя из пустых судов ME-7 (Операция MD2). После завершения данной операции крейсер вместе со Средиземноморским флотом должен был участвовать в обстреле Триполи (Операция MD3).
18 апреля он вместе с линкорами Warspite, Barham, Valiant, авианосцем Illustrious, крейсерами Calcutta, Orion и Phoebe, а также эскорта эсминцев вышел из Александрии. 19 апреля эсминцы дозаправились в бухте Суда. 20 апреля крейсера Calcutta и Phoebe отделились от флота войдя в состав сил прикрытия конвоя ME-7. Глостер остался с главными силами флота под прикрытием 4 эсминцев, образовав Соединение B. Авианосец Illustrious, крейсера Ajax, Orion и Perth, которые до этого эскортировали Breconshire, образовали Соединение C.
21 апреля крейсер принял участие в обстреле Триполи, а уже 23 апреля он был передан на Мальту и включен в состав Мальтийского ударного Соединения. На остров он пришёл 24 апреля и вместе с эсминцами Jaguar, Janus, Jervis и Juno собранных в Соединение K, должен был действовать против итальянских конвоев, направляющихся в Африку.
Действия с Мальты
28 апреля на остров прибыли также эсминцы 5-й флотилии из Великобритании, для действий в составе Соединения K. 30 апреля во время воздушного налета на Мальту крейсер был поражен неразорвавшейся бомбой, которая прошла не причинив серьёзных повреждений.
В начале мая крейсер планировали задействовать в операции Tiger — проводке через все Средиземное море конвоя из Великобритании в Александрию. 1 мая крейсер в сопровождении эсминцев Kelly, Kashmir, Kelvin, Kipling, Jersey и Jackal вышел в центральное Средиземноморье на поиски итальянских конвоев. 2 мая после безуспешных поисков соединение вернулось и встало входить в гавань. Kelly, Jackal и Kelvin успели войти в Гранд-Харбор, когда следующий за ними Jersey подорвался на мине, расставленных авиацией Оси и затонул, перекрыв собой вход в гавань. Вошедшие в неё эсминцы оказались в ловушке, в то время, как крейсер и оставшиеся 2 эсминца были вынуждены слоняться вне гавани. В конце концов они были вынуждены уйти в Гибралтар.
На переходе 3 мая крейсер получил небольшое повреждение, когда в его параване также взорвалась мина, вызвав небольшое попадание воды в топливные цистерны, а также крейсер словил ещё одну неразорвавшуюся бомбу. Она в итоге просто проделала два 6-дюймовых отверстия в палубе юта и шкафута. 5 мая крейсер в Гибралтаре стал в док для оценки ущерба и ремонта.
6 мая после скорого ремонта он ушёл догонять конвой Tiger, прикрываемый Соединением H, так как операция уже началась. Догнав конвой крейсер вошёл в состав Соединения F, которое должно было пройти вместе с конвоем на соединение со Средиземноморским флотом и включало в себя помимо Глостера линкор Queen Elizabeth, и крейсера Naiad и Fiji.
Крейсер оставался в составе сил прикрытия конвоя до 8 мая, когда присоединился к крейсерами Orion, Ajax, Dido, Perth и Phoebe и другим кораблям Средиземноморского флота, встречающими конвой Tiger. а 9 мая на конвой были предприняты очередные воздушные атаки, отбитые истребителями с авианосца Formidable и зенитным огнём с кораблей. 12 мая конвой прибыл в Александрию потеряв в пути на минах только одно судно. В этот же день крейсер вместе со Средиземноморским флотом был перенацелен на прикрытие конвоев, перебрасывающих подкрепления гарнизону Крита.
Критская операция и гибель
13 мая крейсер совместно с крейсером Fiji направился в Гераклион, приняв на борт войска для Крита.
16 мая оба крейсера высадили войска и вошли в состав Соединения B, предназначенного для атак северо-западнее острова конвоев с вторгающимися войсками Оси. 20 мая началась высадка немецких войск на Крит и с 21 мая оба крейсера входят в состав Соединения A1, в котором помимо них находятся линкоры Warspite и Valiant. Это соединение выполняло роль поддержки Соединения C: крейсера Naiad, Perth, Calcutta и Carlisle с эсминцами 3-й флотилии, которое предназначалось для атак судов вторжения в проливе Китера. 22 мая оба крейсера Соединения A1 совместно с эсминцами Greyhound и Griffin задержались с выходом из пролива Китеры и попали под массированные воздушные атаки. После одной из них в 13:51, Greyhound был потоплен и командующий соединением контр-адмирал Кинг приказал эсминцам «Кандагар» и «Кингстон» спасти экипаж, а обоим крейсерам не зная, что на крейсерах практически закончился запас зенитных снарядов, прикрыть операцию спасения. На Глостере, к примеру, уже закончились 102-мм снаряды. Корабли-спасатели подвергались мощным воздушным атакам, а в 14:56 Кинг наконец узнал о кончающемся боезапасе, и приказал им уходить, оставив на месте свои шлюпки и плотики и как можно скорее соединиться с эскадрой. Пока попаданий не было, но «Кингстон» был поврежден близкими разрывами.
В 15:30 Глостер и Fiji уже были видны за кормой эскадры, догоняя её на большой скорости. Однако через 20 минут Глостер получил несколько попаданий (три или четыре). Крейсер остановился, охваченный бушующими пожарами, верхняя палуба была искорежена. Конец его был не за горами. Fiji сбросил свои спасательные плотики, но, учитывая интенсивность воздушных атак, кончающиеся боеприпасы и топливо, его капитан был вынужден вместе с эсминцами отходить на юг. Германские самолеты продолжали наседать на них, в конце концов потопив и Fiji. Глостер затонул в 17:15 в точке 35°50′ с. ш. 23°00′ в. д. / 35.833° с. ш. 23.000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.833&mlon=23.000&zoom=14 (O)] (Я).
Плавающие в воде остатки команды «Глостера» надеялись добраться до берега, который виднелся невдалеке, однако потери оказались тяжелыми. Погибли командир крейсера капитан 1 ранга Г. А. Роули, первый помощник капитан-лейтенант Джон Бретт и капитан морской пехоты Дик Формби. Также погиб находившийся на борту крейсера бывший футболист клуба Саутгемптон en:Norman Catlin. Всего из 807 человек находившихся на борту спаслись только 85.
Напишите отзыв о статье "HMS Gloucester (1937)"
Ссылки
- Gordon Smith. [www.naval-history.net/xGM-Chrono-06CL-Gloucester.htm Naval-History.Net H.M.S. Gloucester] (англ.). Проверено 23 сентября 2009. [www.webcitation.org/66rdTdUN3 Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
- Gudmundur Helgason. [uboat.net/allies/warships/ship/1233.html uboat.net - The U-boat War 1939-1945 HMS Gloucester (62)] (англ.). Проверено 23 сентября 2009. [www.webcitation.org/66rdU7mGH Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
- Mike. [www.world-war.co.uk/index.php3 World War 2 Cruisers. HMS Gloucester] (англ.). Проверено 19 сентября 2009. [www.webcitation.org/66kq6FAdT Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий HMS Gloucester (1937)
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
