HMS Implacable (1942)
Имплакейбл — (англ. Implacable, Неумолимый) — британский авианосец времён Второй мировой войны. Головной авианосец типа «Имплакейбл», отличавшихся наличием бронированных ангаров и палуб. Новый тип являлся развитием типа «Илластриес». Третий корабль Королевских ВМФ, носивший это название. Принял участие в сражениях Второй Мировой войны на завершающем этапе. Номер вымпела — 86 (с 1948 г. — R86)
Содержание
Конструкция
Проектирование и постройка авианосцев типа «Илластриес» стало ответом на усиленное военно-морское строительство развернувшееся в фашистской Германии во второй половине 1930-х гг. По инициативе вице-адмирала Р. Гендерсона — третьего Морского лорда, требования к новым кораблям включали наличие бронированной палубы, способной выдержать попадания авиабомб. Новым авианосцам предстояло действовать в основном Северном и Средиземном морях и основную опасность представляла многочисленная базовая авиация. Прочность конструкции способность оставаться в стою после поражения бомбами авианосца становилась критически важными. Дополнительными требованиями было наличие сильного зенитного вооружения и усиленной ударной авиагруппы.
Но цена за бронировку палубы и ангаров была очень высока. Имея почти одинаковые размеры с авианосцем «Арк Роял» или зарубежными аналогами (тип «Йорктаун» или тип «Сёкаку») авианосцы типа «Илластриэс» были способны нести и обеспечивать очень небольшую авиагруппу. Уже при постройке «Индомитебла», четвёртого корабля в серии, было принято решение увеличить число самолётов, добавив ниже основного ангара в кормовой части корабля, небольшой полуангар на 12 самолётов. Ради этого пришлось несколько уменьшить толщину стен и размеры ангара.
Опыт постройки «Индомитебла» был использован при строительстве кораблей следующего типа. Авианосцы типа «Имплакейбл» получили дополнительные полуангары за счет уменьшения толщины палубы. Бронирование корабля включало броневые палубы толщиной 76-мм, ангары толщиной 38-51 мм и бронепояс по ватерлинии толщиной 114 мм. Помимо этого для увеличения скорости корабли были оснащены новой энергетической установкой, которая позволила увеличить максимальную скорость до 32,5 узлов. В передней части палубы располагалась катапульта для запуска самолётов. Подъём из ангаров осуществлялся при помощи двух лифтов. В итоге, авиагруппа новых авианосцев стала в большей степени соответствовать классу тяжёлых авианосцев
Вооружение
Авиация
Даже имея расширенные ангары, авианосцы типа «Имплакейбл» несли слишком мало самолётов. Поэтому предпринимались попытки увеличить количество действующих самолётов, используя палубы для их размещения и доводя число самолётов до 81 единиц и выше. Это вызвало трудности в обеспечении их топливом, так как бензохранилища были небольшими. Кроме того низкая высота ангаров не позволило разместить на авианосце ряд типов самолётов, в том числе американский Chance Vought F4U Corsair. После войны в них было невозможно разместить вертолёты.
При вводе в строй корабль получил на вооружение две эскадрильи торпедоносцев Fairey Barracuda, дополненные вскоре истребительной эскадрильей Fairey Firefly. В октябре на корабле были размещены две эскадрильи истребителей «Seafire» — палубного варианта знаменитого истребителя «Spitfire». После проведения ремонту в начале 1945 года авиагруппа авианосца состояла и 21 торпедоносца Grumman TBF Avenger и 48 «Seafire». После войны имел на вооружении новые типы самолётов: Hawker «Sea Fury», De Havilland «Sea Hornet», Blackburn «Firebrand». С 1949 года на авианосце базировались реактивные истребители De Havilland «Vampire».
| Характеристики самолётов, входивших в состав авиагруппы авианосца «Имплакейбл» в ходе второй мировой войны | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Тип | Скорость, км/ч | Дальность полёта, км | Вооружение | Экипаж | Примечание | |
| Fairey «Firefly» Mk.II | 621 | 2092 | четыре 20-мм пушки, 16 НУРС, две 457-кг бомбы | 2 | Истребитель, истребитель-бомбардировщик. 1944 г. 1771 эскадрилья | |
| Fairey «Barracuda» Mk.II | 386 | 934 | два 7,7-мм пулемёта, 730-кг торпеда или до 730 кг бомб | 3 | Торпедоносец-бомбардировщик. 1944 г. 828 и 841 эскадрильи | |
| Supermarine «Seafire» | 760 | 1515 | четыре 20-мм пушки, до 700 кг бомб | 1 | Истребитель, истребитель-бомбардировщик. Палубный вариант истребителя «Spitfire». 1944-45 гг. 801, 880, 887 и 894 эскадрильи | |
| Grumman TBF «Avenger» | 442 | 1610 | три 12,7 мм пулемёта и два 7,62 мм пулемёта, торпеда или 907 кг бомб | 3 | Торпедоносец, бомбардировщик. 1945 гг. 828 эскадрилья | |
Артиллерия
Согласно требованиям адмиралтейства, корабль, по образцу «Илластриес», получил очень мощное для своего времени зенитное вооружение. На авианосце было установлен 16 114-мм зенитных орудий в двухорудийных башнях размещенных на спонсонах по обе стороны палубы. Помимо этого на вооружении находилось 3 восьмиствольных установок 40-мм зенитных автоматов «Виккерс» QF-2, известных также как «Пом-Пом». Учитывая слабость истребительной авиации базировавшейся на корабли, именно на мощную зенитную артиллерию возлагались основные надежды при отражении атак вражеской авиации. Опыт боёв продемонстрировал необходимость увеличения количества зенитных стволов, которое происходило за счет установки дополнительных зенитных автоматов. В конце войны были дополнительно установлены 4 одноорудийных «Бофорса» и 51 20-мм «Эрликон». Наращивание числа стволов малой зенитной артиллерии и, особенно, 40-мм пушек, было связано с возросшей угрозой атак со стороны японских камикадзе. В итоге в конце войны зенитное вооружение авианосца включало 8×2 114-мм орудий, 5×8 и 3×4 40-мм «Виккерс», 4×1 40-мм «Бофорс» и 19×2 и 17×1 20-мм «Эрликон». После окончания войны число стволов артиллерии стало постепенно сокращается.
История службы
Корабль вошёл в строй в конце августа 1944 года и после тренировок, в октябре, был включен в состав Флота Метрополии. 16 октября самолёты «Имплакейбл» приняли участие в первой боевой операции в Северной Норвегии, в ходе которой был обнаружен немецкий линкор «Тирпиц». Однако из-за отсутствия истребительного прикрытия, атака корабля произведена не была. После этого был нанесен ряд ударов по береговым объектам Северной Норвегии и кораблям. Всего было потоплено 6 и повреждено 7 торговых судов, а также повреждена немецкая подводная лодка U-1060. В ходе операции авиагруппа потеряла всего 1 самолет.
В ноябре-декабре авианосец продолжал действовать в районе Северной Норвегии, прикрывая минные постановки и нанося удары по прибрежному судоходству, потопив несколько судов, а также германский тральщик. С декабря 1944 по март 1945 г. находился на ремонте в Росайте. После возвращения в строй вошёл в состав 1-й эскадры Британского Тихоокеанского флота, прибыв в мае 1945 года в Сидней. В июле 1945 года в составе 57 оперативного соединения авианосце принимал участие в атаках наземных целей в районе Токио, произведя около 1000 самолёто-вылетов. Среди прочих кораблей был повреждён японский эскортный авианосец «Кайё». После окончания активных боевых действий корабль вернулся в Сидней. Затем использовался для репатриации австралийский, канадских и голландских военнопленных их Японии.
С лета 1946 года включен в состав Флота Метрополии в качестве учебного корабля, затем с весны 1947 года — опытового корабля. После проведения планового ремонта вновь вошёл в строй как боевой корабль в качестве флагмана Флота Метрополии. Принимал участие во всех крупных учениях. С 1950 года выведен в резерв, затем вновь использовался в качестве учебного корабля, в том числе флагмана Учебной эскадры. В сентябре 1954 года окончательно выведен в резерв, затем продан на слом и разобран в конце 1955 года.
Боевые награды
Норвегия. 1944 год
Япония. 1945 год
Напишите отзыв о статье "HMS Implacable (1942)"
Примечания
Литература
- [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/AirCraft_Carrier/index.htm. Полмар Н. Авианосцы]
- [www.wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Victories/index.htm. Авианосец «Викториэс»]
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий HMS Implacable (1942)
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
