HMS Royal Sovereign (1915)
HMS Royal Sovereign (Корабль Его Величества «Ройял Соверин») — супердредноут, головной в серии из пяти кораблей типа «Ривендж». Строился фирмой «Парсонс». Был спущен на воду в Портсмуте, Великобритания, 29 мая 1915 года. Включён в списки флота в мае 1916 года. С 1944 по 1949 годы служил в советском ВМФ, в котором носил имя «Архангельск».
Содержание
Служба в Королевских ВМС Великобритании (1915—1944)
Май 1916 года — приписан к 1-й эскадре Гранд флита. 1916 год — из-за поломки машин не смог принять участие в Ютландском сражении.
В 1920—1930-х годах «Ройял Соверен» претерпел много мелких модернизаций, в основном сводившихся к усилению зенитного вооружения. В 1924—1925 годах 76-мм орудия уступили место 102-мм одиночным зениткам (сначала двум, а затем и четырём), которые, в свою очередь, в конце 30-х заменили на спаренные. Тогда же, с 1936 года, началась установка восьмиствольных 40-мм автоматов («двухфунтовых пом-помов»), закончившаяся уже после начала боевых действий, и радаров. Угол возвышения орудий главного калибра не был увеличен, и они уступали по дальности стрельбы практически всем линкорам Второй мировой войны.
В сентябре 1939 года линкор входил в состав Флота метрополии (Home Fleet), а потом был переведён в Средиземноморский флот и 18 июля 1940 года участвовал в сражении при Пунта-Стило, однако из-за недостаточной скорости корабля Каннигэм не сумел навязать итальянским линкорам «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур» решительный бой.
В 1940—1941 годах «Ройял Соверен» сопровождал атлантические конвои. В 1942 году был на короткое время приписан к Восточному флоту, базировавшемуся в Тринкомали, на о-ве Цейлон, а потом переведён в Килиндини, Кения, поскольку считался слишком устаревшим для борьбы с японским флотом.
С сентября 1942 по сентябрь 1943 года из-за плохого состояния механизмов прошёл капитальный ремонт в США, после чего прослужил один месяц в Индийском океане и был отозван в резерв.
Служба в советском ВМФ (1944—1949)
После выхода из войны 8 сентября 1943 года Италия должна была выплатить репарации тем государствам, на территории которых её войска вели военные действия. Советское правительство хотело в счет этих репараций получить боевые корабли основных классов, чтобы частично компенсировать потери. Но получить в то время итальянские корабли не представлялось возможным, и союзники временно передали СССР некоторое количество собственных устаревших кораблей. Одним из таких «временных» кораблей стал линейный корабль «Ройял Соверен».
К моменту передачи корабля СССР он имел следующее артиллерийское вооружение:
- главный калибр — 8 381/42 орудий «Виккерс» в четырех двухорудийных башенных установках;
- противоминный калибр — 8 152/42 орудий «Виккерс» в одноорудийных казематных установках;
- зенитный калибр дальнего боя — 8 102/45 орудий «Виккерс» в четырех двухорудийных щитовых установках;
- зенитный калибр ближнего боя — 24 40/45 орудия «Виккерс» в двух восьмиствольных и двух четырехствольных установках, 46 20/70 орудий «Эрликон» в спаренных и 14 в одноствольных установках.
ТТХ корабля на момент передачи:
- Водоизмещение порожнего — 28 950 т;
- Водоизмещение стандартное — 29 150 т (при осадке носом 8,92 м, кормой 8,79 м);
- Водоизмещение полное — 33 500 т (осадка носом 10,83 м, кормой 9,96 м).
- Наибольшая длина 189,38 м
- Длина по ватерлинии 187,3 м
- Наибольшая ширина (по булям) — 32,18 м
- Высота борта (наибольшая) — 16,54 м
По английскому штату личный состав корабля должен был насчитывать 1234 человека: 59 офицеров, 54 специалиста 1-го класса (в советском флоте — мичманы и главстаршины), 151 — 2-го и 970 — 3-го классов.
Принимающим с советской стороны и командиром сводного отряда кораблей назначили замнаркома ВМФ вице-адмирала Г. И. Левченко, начальником штаба отряда — контр-адмирала В. А. Фокина, начальником политотдела — капитана 1-го ранга Н. П. Зарембо, командиром линкора — контр-адмирала В. И. Иванова (бывшего командира линкора «Марат»). Подготовку к приему корабля осуществляли члены советской военно-морской миссии инженер-капитаны 1-го ранга А. Е. Брыкин и П. П. Шишаев.
3 марта 1944 года нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов подписал приказ № 0062 о формировании отряда кораблей, принимаемых от союзников, и экипажей для них, а 9 марта линейный корабль Royal Sovereign и другие получаемые корабли были зачислены в списки кораблей ВМФ СССР.
Команды для кораблей были сформированы в Архангельске и 28 апреля 1944 года с очередным конвоем отправлены в Англию на пароходе «Новая Голландия». 7 мая моряки прибыли на ВМБ Гринок близ Глазго, откуда по железной дороге добрались до ВМБ Розайт, где стоял линкор. Начались работы по ремонту корабля и подготовке команды. Линкор оказался в относительно приличном состоянии, хотя были обнаружены дефекты в гидравлике. Также выявились большой расстрел стволов главного калибра и отсутствие фугасных снарядов. Командование отряда поставило вопрос о смене лейнеров и об обеспечении корабля фугасными снарядами.
30 мая состоялась церемония передачи корабля. В 11 часов 15 минут на его мачте взвился советский военно-морской флаг. С этого момента корабль стал называться «Архангельск».
В течение лета линкор выходил в море для учебных стрельб и совместной практики с другими кораблями. 17 августа «Архангельск» с конвоем JW-59 вышел из Скапа-Флоу на Оркнейских островах в Ваенгу (ныне Североморск). Сначала линкор с восемью эсминцами держался вместе с конвоем, подвергшимся нескольким атакам подводных лодок, а затем, увеличив ход, оторвался от конвоя и следовал к северу от него, также отражая атаки подводных лодок. 24 августа, пройдя 1880 миль, линкор благополучно прибыл в Ваенгу, где стал флагманом созданной из переданных кораблей эскадры.
До конца войны линкор не покидал Кольского залива. Единственный раз главный калибр «Архангельска» выстрелил холостым залпом в День Победы. Сентябрь и декабрь 1944 года «Архангельск» провел, в основном, стоя на якоре, а в ноябре имел 10—12 ходовых суток (непродолжительные выходы из базы в пределах Кольского залива для боевой подготовки: учебных стрельб зенитными калибрами, радиодальномерных учений и тому подобного). Наибольшее ходовое время за год — 40 суток — корабль имел в 1945 году, за это время он прошел 2750 миль, а в дальнейшем эксплуатировался вдвое менее интенсивно, периодически выходя для отработки учебно-боевых задач в Баренцево и Белое моря. Всего в 1946 году за 19 ходовых суток линкор прошел 1491 милю, а в 1947 году — 1826 миль (21 ходовые сутки). Заводских ремонтов и докований корабль за время пребывания в советском флоте не проходил. В 1947 году «Архангельск» выскочил на мель, о полученных им повреждениях, если они и были, ничего не известно.
Дальнейшая судьба
15 января 1949 года «Архангельск» покинул Ваенгу и 4 февраля прибыл на военно-морскую базу Росайт. По возвращении корабля в базу техники Королевского Флота провели тщательную инспекцию систем корабля и обнаружили, что большая часть оборудования непригодна для дальнейшего несения службы. Башни главного калибра не проворачивались весь период службы в ВМФ СССР и были заклинены в срединном положении. По причине плохого состояния линкор был отправлен на слом. 18 мая корабль прибыл в шотландский Инверкитинг где и был разобран.
В 1950 году некоторые части 15-дюймовых башен линкора были использованы в конструкции 76-метрового радиотелескопа «Лавелл».
Напишите отзыв о статье "HMS Royal Sovereign (1915)"
Литература
- Гузанов В.Г. «Волчий фьорд». — М.: ТЕРРА, 1998. — 320 с. — (Секретные миссии). — ISBN 5-300-01801-5.
- Васильев А. М. Линейный корабль «Архангельск» / «Гангут», № 27, 2001 г. [tsushima.org.ru/bibl_ww2_stat_vasilev_arhangelsk.htm]
- Савельев Е. В. От Скапа-Флоу до Ваенги на линкоре «Архангельск» / «Гангут», № 9, 1995 г.
- Усов В. Ю. Линейный корабль «Архангельск» // Судостроение. 1995. № 2—3.
Ссылки
- [tsushima.org.ru/tth_russ_linkor_ww2_arhangelsk.htm Линейный корабль «Архангельск»]
- [www.battleships.spb.ru/1195/arkhangelsk.html Линейный корабль «АРХАНГЕЛЬСК» («Ройял Соверен»)]
- [www.maritimequest.com/warship_directory/great_britain/battleships/royal_sovereign/hms_royal_sovereign.htm Фото]
- [tsushima.org.ru/foto_flot_russ_linkor_ww2_arhangelsk.htm Фото]
- [www.battleships-cruisers.co.uk/royal_sovereign.htm Фото]
- [www.1418.ru/chronicles.php?p=228 Приборка главного калибра. Линкор «Архангельск». (Фото)]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по технике желательно?:
|
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий HMS Royal Sovereign (1915)
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
