Helter Skelter (песня)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Helter Skelter
Исполнитель

The Beatles

Альбом

The Beatles

Дата выпуска

1968

Дата записи

1968

Жанр

Хард-рок

Длительность

04:30 (Стерео) — 03:38 (Моно)

Лейбл

Apple Records

Автор

Леннон/Маккартни

Продюсер

Джордж Мартин

Трек-лист альбома «The Beatles»
Sexy Sadie
(5 с диска 2)
Helter Skelter
(6 с диска 2)
Long, Long, Long
(7 с диска 2)

Helter Skelter (рус. Кавардак) — песня The Beatles из двойного альбома The Beatles. Это одна из песен группы в жанре хард-рок, и считается одним из первых образцов прото-метала[1].





История создания

К 1968 году ещё недавно безмятежные настроения внутри The Beatles стали меняться. Успех альбома Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band был омрачён смертью менеджера группы Брайна Эпстайна от передозировки снотворного в августе 1967 года. Пол Маккартни стал постепенно отдаляться от остальных участников группы, которые всё более (по словам Леннона) ощущали себя его «аккомпанирующей группой». В надежде сбросить напряжение Маккартни ранней весной 1968 года отправился на свою ферму в отдалённом уголке Шотландии. Именно здесь на глаза ему попалось интервью Пита Таунсенда, в котором тот называл только что записанную (и выпущенную синглом) песню «I Can See For Miles» «самой громкой, грубой, грязной и бескомпромиссной» в творчестве The Who[2].

Одного-единственного абзаца оказалось достаточно, чтобы подтолкнуть меня к этому шагу. Я сел и за один присест написал «Helter Skelter», решив, что она будет самой громкой, грубой и грязной в истории The Beatles… Мне захотелось создать нечто антисоциальное; нечто такое, чего мы никогда прежде не делали. «Карусель» в тексте я использовал в качестве метафоры для описания распадающейся группы. When I get to the bottom I get to the top of the slide / Where I stop and I turn and I go for a ride… На уме у меня была история падения Римской империи. Это была песня о распаде и разложении.
Пол Маккартни.[2]

Запись и выпуск

Первая попытка записать вещь была предпринята 18 июля 1968 года, и результатом её оказался 27-минутный трек, воплотивший в себе все крайности психоделии. «Мы попросили инженеров сделать барабаны максимально громкими. Прослушали и решили: нет, звучит пресно — нужно ещё оглушительнее, ещё грязнее. Потом прослушали всё на трезвую голову и решили отправить плёнки в корзину»[2], — вспоминал Пол Маккартни.

Повторно за «Helter Skelter» The Beatles взялись два месяца спустя, под руководством уже не Джорджа Мартина, а его 21-летнего ассистента Криса Томаса. В течение 12 часов группа записала в общей сложности 21 версию композиции. «Helter Skelter записывалась в атмосфере истерики, граничившей с полным безумием»[2], — вспоминал Ринго Старр. По словам Криса Томаса, Пол визжал и трясся у микрофона, а Джордж стал бегать с горящей пепельницей над головой. Крик Старра после восемнадцатого дубля «У меня на пальцах мозоли!» вошёл в отобранную для альбома (только стереомикс) версию песни. Джон Леннон дополнил какофонию дикой партией тенор-сакса. Бывший гастрольный менеджер Мел Эванс сыграл на трубе. Сессия завершилась в 2 часа ночи[2]. «Helter Skelter» попала на первую сторону второго диска «Белого альбома». Другая версия песни (отредактированный второй дубль) была выпущена в третьей части «Антологии Битлз» в 1996 году.

Скандальная известность

9 августа 1969 года о ней внезапно заговорил весь мир: выяснилось, что название песни (с ошибкой: Healter Skelter) убийцы кровью написали на стенах особняка на Беверли-Хиллз. Чарльз Мэнсон заявил на суде о том, что именно она вдохновила его на убийство пятерых обитателей особняка на Беверли-Хиллз, в числе которых была актриса Шэрон Тейт. Прокурор Винсент Бульози заимствовал её название для заголовка своей книги-бестселлера 1974 года, рассказывавшей об истории преступления банды Мэнсона. Впоследствии Маккартни не раз пытался «отмыть» репутацию Helter Skelter. Он исполнил её и в 2005 году на концерте Live 8[2].

Кавер-версии

  • В 1988 году U2 записали свою версию песни для концертного видеоальбома "Rattle and Hum". Боно предварил исполнение следующими словами: "Эту песню Чарльз Мэнсон украл у The Beatles; мы крадём её обратно".

Напишите отзыв о статье "Helter Skelter (песня)"

Примечания

  1. Erlewine, Stephen Thomas. [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=10:jifrxzlsldfe White Album review]. www.allmusic.com. Проверено 2 марта 2010. [www.webcitation.org/65qRBMgvT Архивировано из первоисточника 1 марта 2012].
  2. 1 2 3 4 5 6 Q, March 2006. Rewind. The Story Behind the Song. The Beatles. Helter Skelter. Стр. 46-47.

Отрывок, характеризующий Helter Skelter (песня)

– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.