Home Children

Home Children («домашние дети») — термин, которым обозначают систему детской миграции (депортации), основанную Анни Макферсон в 1869 году, а также более 100 000 детей, отправленных в Австралию, Канаду, Новую Зеландию и Южную Африку из Великобритании.

Австралия принесла официальные извинения за вовлечённость в детскую миграцию в феврале 2010 года (премьер-министр Великобритании Гордон Браун извинился перед семьями пострадавших детей). 16 ноября 2009 года канадский министр по иммиграционным вопросам Джейсон Кенни сообщил о том, что Канада не будет извиняться перед вынужденными мигрантами.

История

Практика отсылки сирот в колонии для уменьшения нехватки рабочих рук началась в 1618 году с отправки 100 беспризорных детей в Виргинию. Отсутствие работников подстрекало похищения детей и насильственную миграцию в Америку, в основном из Шотландии. Это продолжалось до 1757 года, когда данная практика была разоблачена в судебном разбирательстве с Абердинским дельцом и местными властями.

Основанное в Лондоне в 1830 году общество «Друг детей» занималось миграцией с 1832 года: тогда в Капскую колонию отплыла первая партия детей. Годом позже детей отправили в австралийскую колонию Суон-Ривер, а в августе 1833 года 230 детей послали в Торонто и Нью-Брансуик.

Главными первопроходцами детской миграции в XIX веке были шотландки-евангелички Анни Макферсон и её сестра Луиза Бёрт, а также лондонка Мария Рай. Работая с бедными детьми в Лондоне в конце 1860-х годов, Макферсон была ошеломлена детским рабством на производстве спичечных коробков, после чего решила посвятить свою жизнь этим детям. В 1870 году она приобрела большую фабрику и превратила её в «Промышленный дом», где работали, получали еду и образование малообеспеченные дети. Позже она пришла к заключению, что лучшим вариантом для них будет отправиться в страну больших возможностей, и основала фонд помощи миграции. За первый год работы фонда 500 детей, обученных в лондонских детских домах, отправились в Канаду. Макферсон открыла распределительные центры в канадских городах Бельвиль и Галт (Онтарио), убедив свою сестру Луизу открыть третий в Лак-Броме, в 112 км от Монреаля. Это положило начало массовой отправки детей, целью которой было помочь 14 000 британских нуждающихся детей найти работу и кров.

Детская миграция в Канаду Внимание правительства доминиона было привлечено к тому факту, что отправляемые из Англии в Канаду дети являются уличным бродягами и бедняками из работных домов, а также к тому, что профессиональные филантропы, вовлечённые в данный вид деятельности, зачастую руководствуются меркантильными, а не благотворительными мотивами. В парламент будет подан запрос на расследование данной ситуации перед предоставлением любой денежной суммы на цели иммиграции. — The Star, 18 April 1891

Мария Рай также работала с бедняками в Лондоне и прибыла в Онтарио с 68 детьми (50 из них было из Ливерпуля) за несколько месяцев до Макферсон по благословению Архиепископа Кентерберийского и газеты The Times. Рай, размещавшая эмигранток в Канаде с 1867 года, открыла свой детский дом в Ниагара-он-те-Лейк в 1869 году и к концу века разместила около 5000 детей, в основном девочек, в Онтарио.

Эмиграционные схемы также удостаивались критики и слухов о плохом обращении с детьми со стороны работодателей, а также об обогащении начинателей данной практики, особенно Марии Рай. В 1874 году Лондонский совет попечителей решил отправить для осмотра канадских детских домов некоего Эндрю Дойла. Отчёт Дойла содержал похвалу женщин и работников домов, особенно Макферсон, говоря, что они вдохновлены лучшими побуждениями, однако почти всё остальное подверг порицанию. Там говорилось, что смешение детей с фабрик, у которых была по большей части хорошая репутация, и детей с улиц, которых Дойл счёл ворами, наивно и вызовет в Канаде лишь проблемы. Он также критически отзывался о проверках после расселения детей, коих в случае Рай почти не осуществлялось, и сообщил следующее:

По вине безответственности мисс Рай и недостатка ресурсов мисс Макферсон тысячи британских детей, уже и без того бывших в тягостном положении, брошены к поселенцам на произвол судьбы, тяжёлую работу или плохое обращение; переселенцы обычно честны, но зачастую крайне строги.

Палата общин Канады создала особый комитет для проверки выводов Дойла, и, несмотря на полемику, которую они вызвали в Британии, схемы миграции продолжили существовать с некоторыми изменениями, а также были распространены на другие части Британской Империи..

В 1909 году Кингсли Фэйрбридж основал «Общество продвижения детской миграции в колонии» (англ. Society for the Furtherance of Child Emigration to the Colonies), позже объединённое с Обществом детской миграции. Задачей общества, позже ставшего называться Фондом Фэйрбриджа, стало давать образование сиротам и безнадзорным детям, а затем обучать фермерству в сельскохозяйственных учебных заведениях по всей Британской империи. В 1912 году Фэйрбридж эмигрировал в Австралию, где его идеи получили поддержку. Согласно отчёту фонда по детской миграции канадской Палаты общин, около 150 000 детей было отослано за 350 лет (с 1618 года), этот процесс закончился лишь в конце 1960-х годов". Современники считали, что все дети-мигранты были сиротами, но позже стало известно о том, что у большинства были в живых родители, иногда не имевшие никакого представления о судьбе своих детей после того, как тех отправили в детские учреждения, а иногда убеждённые в том, что их детей усыновили где-то в Британии.

Детская миграция не проводилась в годы Великой депрессии (1930-е), однако полностью не прекратилась до 1970-х годов.

Так как детей увозили из Британии, многим из них солгали, сказав, что их родители умерли, а в конечной точке их ждёт лучшая жизнь.

Обличение и извинения

В 1987 году британская социальная работница Маргарет Хамфриз провела расследование, которое привело к обличению схемы детской миграции и основанию Фонда детей-мигрантов (англ. Child Migrants Trust), целью которого является воссоединение детей и родителей. Окончательно схема стала известна лишь в 1998 году, благодаря парламентскому запросу из Великобритании, который помог обнаружить, что многие отправленные в колонии дети были предметом систематического жестокого обращения в австралийских, новозеландских и других религиозных детских учреждениях.

В 1998 году Особый комитет при парламенте Великобритании начал расследование схем детской миграции и опубликовал отчёт в августе. В этом отчёте, помимо общей критики данного явления, отдельно была осуждена Римская католическая Конгрегация христианских братьев Западной Австралии и Квинсленда, в учреждениях которой дети, по сообщениям потерпевших, подвергались насилию. Законодательное собрание Западной Австралии 13 августа 1998 года выпустило заявление, в котором приносило извинения бывшим детям-мигрантам.

В 1994 году Хамфриз опубликовала книгу о своём исследовании, названную «Пустые колыбельки» (англ. Empty Cradles). В 2010 году книга была экранизирована под названием Oranges and Sunshine.

Австралия

В Австралии дети-мигранты являются частью группы «забытых австралийцев» — этим словосочетанием обозначают 500 000 детей, отправленных в детские дома, приюты или другие учреждения до начала 1990-х годов. «Детьми-мигрантами» (англ. Child Migrants) называют 7000 детей, отправленных в Австралию по программам детской миграции. Их усыновляли или отправляли в сиротские приюты, детские дома, где многие из них были подвергнуты халатности и жестокому обращению.

По настоянию организации «Care Leavers Australia Network» в августе 2001 года Комитет по связям с общественностью опубликовал отчёт «англ. Lost Innocents: Righting the Record — Report on child migration», а в августе 2004 года — «англ. Forgotten Australians». В обоих публикациях содержалось некоторое количество рекомендаций, одна из которых заключалась в принесении официальных извинений. Премьер-министр Австралии Кевин Радд извинился от лица австралийского правительства 16 ноября 2009 года. На 2009 год количество детей-мигрантов, живущих в Австралии, оценивалось в 7000 человек. Правительство опросило около 400 британских детей-мигрантов для выяснения оптимального способа принесения извинений. Австралийская католическая церковь в 2001 году публично извинилась перед британскими и мальтийскими детьми-мигрантами за жестокое обращение, включавшее порки, сексуальное насилие и рабское положение в религиозных учреждениях. Австралийское правительство выделило деньги для пополнения фонда, основанного британским правительством для того, чтобы спонсировать детей-мигрантов, желавших посетить своих родителей в Великобритании.

Канада

После извинений австралийиского правительства канадский министр по делам иммиграции Джейсон Кенни сообщил следующее:

Канаде нет нужды извиняться за жестокое обращение и эксплуатацию тысяч бедных детей, отправленных сюда из Британии начиная с XIX века… здесь это не было повесткой дня, в отличие от долговременного интереса в Австралии. Жизнь такова, что мы в Канаде принимаем меры для признания тех печальных времён, но, как мне представляется, здесь мало кто ждёт официальных извинений за то, что когда-либо, к сожалению, было трагической историей страны.

Оригинальный текст (англ.)  

There's no need for Canada to apologise for abuse and exploitation suffered by thousands of poor children shipped here from Britain starting in the nineteenth century ... the issue has not been on the radar screen here, unlike Australia where there's been a long-standing interest. The reality is that, here in Canada, we are taking measures to recognise that sad period, but there is, I think, limited public interest in official government apologies for everything that's ever been unfortunate or [a] tragic event in our history.

— Anon [www.thespec.com/article/674160 No apology for 'home children']. TheSpec.com(недоступная ссылка — история). Metroland Media Group Ltd (17 November 2009). Проверено 29 ноября 2009. [web.archive.org/20120319003530/www.thespec.com/article/674160 Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].

Канада провозгласила 2010 год «годом британского home child» и 1 сентября 2010 года Почта Канады выпустила памятную марку в честь детей, отправленных в Канаду. В Онтарио с 2011 года 28 сентября является днём «британского home child».

Великобритания

В среду 23 февраля 2010 году Гордон Браун, премьер-министр Великобритании, выразил официальные извинения за «постыдную» программу переселения детей и объявил о создании фонда на шесть миллионов фунтов стерлингов, призванный компенсировать семьи, «обманутые» данной программой.

Примечания

Примечания

Комментарии

Библиография

• Bagnell Kenneth. The little immigrants: the orphans who came to Canada. — Dundurn Group, 2001. — ISBN 1-55002-370-5.

Литература

• Hickson Flo. Flo, child migrant from Liverpool. — Plowright Press, 1998. — ISBN 0-9516960-3-3.

Ссылки

• [www.britishhomechildren.org British Home Children Descendants] Site dedicated to the one million British Home Children Descendants. The online project is an extension of the British Home Children Mailing List, hosted by Rootsweb.
• [epe.lac-bac.gc.ca/100/200/300/glenn_nelson_adams/gold_quartz/wbtcover.htm National Library and Archives of Canada] Autobiography of W B Tucker, a home child who became a Methodist minister, and later founded The Montreal City Mission.
• [guides.slv.vic.gov.au/adoption Adoption & Forgotten Australians]
• [news.bbc.co.uk/1/hi/world/asia-pacific/8361703.stm BBC website with film clip of Prime Minister Rudd’s apology]
• [content.iriss.org.uk/goldenbridge The Golden Bridge], an online exhibition created by the Institute for Research and Innovation in Social Services that tells the story of child migration to Canada from Scotland.
• [www.publications.parliament.uk/pa/cm199798/cmselect/cmhealth/755/75502.htm British Parliament Health Committee Report, July 1998]
• [www.publications.parliament.uk/pa/cm199798/cmselect/cmhealth/755/8052004.htm Child Migration — Legislative Provisions] British Parliamentary Report Appendix
• [www.nma.gov.au/exhibitions/inside_life_in_childrens_homes_and_institutions/home Inside: Life Inside Children’s Homes and Institutions, National Museum of Australia]
• [www.nma.gov.au/blogs/inside/ Inside: Life Inside Children’s Homes and Institutions exhibition blog, National Museum of Australia]
• [child-migrants-to-australia.beep.com/index.htm List of Child Migrant sent to Australia — History ]

Фильмы

• [www.imdb.com/title/tt0093168/ Heaven on Earth (1987)] — канадский фильм, основанный на реальных событиях, посвящённый судьбе 125 000 валлийских детей, отправленных в Канаду
• [www.imdb.com/title/tt0103471/ The Leaving of Liverpool (1992)] — австралийский фильм, посвящённый детям, отправленным из Великобритании в Австралию после Второй мировой войны
• [www.imdb.com/title/tt1438216/ Oranges and Sunshine (2010)] — британско-австралийский фильм, основанный на истории Маргарет Хамфриз.

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Home Children

Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?