Hyla heinzsteinitzi

Hyla heinzsteinitzi
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Земноводные Подкласс:  Беспанцирные Инфракласс:  Batrachia Надотряд:  Salientia Отряд:  Бесхвостые Подотряд:  Neobatrachia Надсемейство:  Hyloidea Семейство:  Квакши Род:  Квакши Вид:  Hyla heinzsteinitzi
Международное научное название
Hyla heinzsteinitzi Grach, Plesser & Werner, 2007
Охранный статус
Виды на грани исчезновения IUCN 3.1 Critically Endangered: [www.iucnredlist.org/details/136126 136126 ]
Систематика на Викивидах Поиск изображений на Викискладе ITIS   774381 NCBI   [www.ncbi.nlm.nih.gov/Taxonomy/Browser/wwwtax.cgi?mode=Info&id=564996 564996] EOL   2920388

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Hyla heinzsteinitzi — бесхвостое земноводное рода квакш (классификация как отдельного вида оспаривается). Эндемик Израиля, вид на грани исчезновения.

Таксономия

В 2007 году Hyla heinzsteinitzi была описана как новый вид, представляющий собой сестринский таксон малоазиатской квакши. Авторы публикации указывали на ряд морфологических отличий, а также различия в биоакустике, позволяющие отличить новый вид как от малоазиатской, так и от обыкновенной квакши. Вид получил название в честь израильского герпетолога и ихтиолога Хайнца Штайница.

Выделение Hyla heinzsteinitzi в отдельный вид было оспорено на следующий год на основании анализа фрагментов митохондриальной ДНК. Согласно этому анализу, обнаружившему значительное сходство с гомологичными цепочками ДНК дальневосточной квакши, авторы статьи сделали вывод о том, что израильская популяции представляет собой потомков интродуцированных в Израиле экземпляров дальневосточной квакши; этот вывод базируется также на сравнении фотографий, морфологических описаний и осциллограм записей голоса. В свою очередь, один из авторов первой публикации, профессор И. Вернер, указал, что между описанным видом и дальневосточной квакшей также существуют отличия в морфологии и окраске (в частности, отличается форма головы, а при сохранении в формалине у нового вида полностью пропадает тёмная полоса, сохраняющаяся у дальневосточной квакши). Также было отмечено, что существование трёх отдельных микропопуляций Hyla heinzsteinitzi не укладывается в рамки гипотезы об интродуцированном виде. Возможно, однако, что иерусалимская квакша представляет собой не отдельный вид, а реликтовый подвид дальневосточной. Окончательные выводы о месте иерусалимских квакш в систематике ещё предстоит сделать.

Внешний вид и образ жизни

Длина тела от носа до клоачного отверстия 44 мм. Голова плоская, больше в ширину, чем в длину, с «обрубленной» мордой и развёрнутыми в стороны вертикальными эллиптичными ноздрями. Глаза выпученные, с горизонтальными зрачками, значительно больше по размерам, чем внешние органы слуха. Специфичная складка над ухом начинается от глаза и продолжается до подмышки. Складок на теле и конечностях нет, кожа гладкая на спине и зернисто-пористая на брюхе. Перепонка на задних лапах между 2-м и 5-м пальцами, на всех пальцах мозолистые подушечки.

У H. heinzsteinitzi проявляется способность к метахрозу, цвет тела меняется в рамках суточного цикла. В дневное время основной цвет от зелёного до бурого или серого, иногда пятнами (в том числе зелёными на ржаво- или золотисто-буром фоне, не встречающимися у других видов), у популяции в пруду Мамилла ближе к бирюзовому (у других популяций голубоватый оттенок отсутствует). В дневное время также чётко различима продольная тёмная полоса на боку, как правило, состоящая из неоднородных пятен и без пахового ответвления, характерного для обыкновенной квакши. На задней части губы бледная белая полоса, часто почти незаметная. Скрытые части конечностей, в особенности бёдра, оранжевые. Ночью окраска зависит от температур — как правило, зелёная при более низких и бурая при более высоких. Полоса на боку ночью бледнеет, иногда исчезая полностью. У выводившихся в неволе экземпляров способность к метахрозу развивалась через 4 месяца после метаморфоза, у наблюдавшихся диких особей — не позднее 6 месяцев после метаморфоза.

Основные отмечаемые отличия от малоазиатской квакши — обрубленная морда (у малоазиатской квакши закруглённая), прерывистая полоса на боку (у малоазиатской квакши практически сплошная), оранжевая внутренняя сторона бёдер (у малоазиатской бурая), нечёткость белой полосы на губе и необычная окраска в «пятнистое» время суток. Кроме того отмечено отличие в структуре пения: у малоазиатской квакши время набора и угасания звука примерно одинаковое, тогда как у H. heinzsteinitzi период набора звука короче. И. Вернер также отмечает отличия окраски в формалине: если у малоазиатской и обыкновенной квакш боковая тёмная полоса сохраняется целиком, а у дальневосточной — в районе головы, то у иерусалимских образцов она исчезает полностью. От дальневосточной квакши H. heinzsteinitzi также отличается обрубленной формой морды, которая у дальневосточной квакши более округлая.

Лягушки данного вида проводят время на стеблях растений (см. Ареал и охранный статус). Самки начинают подавать голос через полчаса после заката, постепенно образуя хор. Самцы отзываются на голос самок (в том числе несколько экземпляров было поймано с помощью магнитофонной записи). Пение представляет собой серию равномерных отрывков продолжительностью около 1 секунды каждый и в среднем по 3,67 отрывка за серию (при температурах 22—28 °C)

Ареал и охранный статус

Вид H. heinzsteinitzi известен только по трём локациям в Иудейских горах в окрестностях Иерусалима. Все три локации расположены на территории размерами 13X6 км на высотах от 730 до 895 м над уровнем моря. Голотип вида описан по находке в сезонном пруду Мамилла, который наполняется только зимой в сезон дождей, а летом пересыхает. Остальные два водоёма — питаемый источниками пруд Эйн-Фара на границе Иудейской пустыни и овраг (вади) рядом с западным районом Иерусалима Моца, где глубина может достигать 1 м. Растительность в Эйн-Фара представлена главным образом рогозом, на котором лягушки сидят вертикально, головой вверх, а в вади в Моце — колючим кустарником Rubus sanctus, служащим также убежищем для лягушек. Возможно также, что описанные в прошлом по другим районам Израиля и Палестины экземпляры малоазиатской квакши на самом деле представляют этот вид, поскольку до 1987 года он не выделялся. В целом ареал H. heinzsteinitzi полностью расположен на территории, населяемой малоазиатской квакшей, и эти два вида по-видимому симпатричны и синтопичны, то есть разделяют одну и ту же экологическую нишу.

H. heinzsteinitzi рассматривается Международным союзом охраны природы как вид на грани исчезновения. Это связано с крайне ограниченным ареалом (известная площадь менее 10 км°), при этом разделённым на ещё меньшие локации, и экологической обстановки в нём (связанной с интродукцией хищных рыб гамбузий, загрязнением и обмелением из-за засух), которая ведёт к дальнейшему снижению количества взрослых особей. Общее количество взрослых особей, по-видимому, не превышает 250, причём ни в одной из субпопуляций их не больше 50; в настоящее время нет данных об обитании представителей вида ни в одном из трёх перечисленных выше водоёмов, а условия в пруду Мамилла больше не могут поддерживать популяцию земноводных в принципе из-за того, что его перестали питать дождевые воды.

Отрывок, характеризующий Hyla heinzsteinitzi

Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.