Международная федерация библиотечных ассоциаций и учреждений

Международная Федерация библиотечных ассоциаций и учреждений (аббревиатура рус. ИФЛА; англ. International Federation of Library Associations — аббревиатура англ. IFLA) — неправительственная международная организация, членами которой являются библиотеки, национальные библиотечные организации и информационные службы. Всего в ней состоит более 1600 членов из 150 стран мира.

Целью создания ИФЛА является укрепление международного сотрудничества библиотек и поддержка высокого уровня библиотечно-информационного обслуживания библиотек во всем мире, поддержка научных исследований в области библиотечно-информационной работы, распространению понимания ценности и важности высококачественного библиотечно-информационного обслуживания в частных, общественных и государственных секторах экономики и культуры.

ИФЛА обеспечивает всемирному библиотечному сообществу возможность регулярно встречаться для обмена мнениями по широкому кругу вопросов библиотечно-информационного обслуживания, поддерживает сотрудничество с международными объединениями и организациями.

ИФЛА была основана в Эдинбурге (Шотландия) в 1927 году. В 1971 году в Нидерландах был принят Устав организации. Штаб-квартира Международной Федерации библиотечных ассоциаций и учреждений (IFLA) расположен в Королевской библиотеке Нидерландов в Гааге.

Комитет по свободному доступу к информации и свободе выражения (FAIFE)

Одним из основных подразделений IFLA является Комитет по свободному доступу к информации и свободе выражения — FAIFE, задачей которого является повышение роли интеллектуальной свободы применительно к библиотекам. Он защищает и пропагандирует фундаментальные права человека, провозглашенные в Ст.19 Всеобщей декларации прав человека ООН. Этот комитет занимается проблемами обеспечения свободного доступа к информации и свободы выражения в библиотечной сфере, проводит мониторинг состояния интеллектуальной свободы в мировом библиотечном сообществе, разрабатывает для ИФЛА стратегии развития сотрудничества с другими международными организациями в защиту прав человека, такими как UNESCO, PEN International, Article XIX, Index on Censorship, IFEX и Amnesty International. FAIFE так же как и IFLA активно сотрудничает с международными объединениями и организациями.

См. также

• Российская библиотечная ассоциация

Ссылки

• [www.ifla.org Официальный сайт ИФЛА]
• [www.rba.ru/content/cooperation/ifla/rbaifla/index.php] (На сайте РБА)
• [ifl.sagepub.com/ IFLA Journal]
• [www.nlr.ru/tus/160305/founder.htm Комитет по свободе доступа к информации и свободе выражения Международной Федерации библиотечных ассоциаций и учреждений (FAIFE IFLA)]

Отрывок, характеризующий Международная федерация библиотечных ассоциаций и учреждений

Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.