II Всероссийский единоверческий съезд
II Всероссийский единоверческий съезд (Второй Всероссийский Съезд православных старообрядцев) — съезд единоверческих клириков и мирян Русской православной церкви, проходивший с 23 по 29 июля 1917 года в единоверческом Спасо-Преображенском храме Нижнего Новгорода под председательством архиепископа Уфимского Андрея (Ухтомского). В работе съезда приняли участие 216 делегатов (по другим сведениям — 220)[1]. В качестве почётного гостя на съезде присутствовал епископ Балахнинский Лаврентий (Князев), временно управляющий Нижегородской епархией[2].
На съезде решались вопросы о единоверческих епископах и об отмене соборных клятв, об устройстве единоверческих учебных заведений, о печатном органе единоверцев и о работе Совета Всероссийских съездов православных старообрядцев. Были избраны делегаты на Всероссийский Поместный Собор и кандидаты на предполагавшиеся епископские кафедры[3].
Идейным вдохновителем Съезда был единоверческий протоиерей Симеон Шлеёв, который единогласным решением Съезда был предложен в качестве кандидата на епископство.
Содержание
Подготовка
Подготовка ко Второму Всероссийскому Съезду православных старообрядцев (единоверцев) велась в условиях революционной смуты и государственных нестроений.
21 апреля возглавляемая протоиереем Симеоном Шлеёвым депутация единоверцев подала в Обер-Прокурору Святейшего Синода В. Н. Львову прошение, а 4 мая дополнение к нему об учреждении при Святейшем Синоде Единоверческой Комиссии, согласно решению I Съезда православных старообрядцев (единоверцев). В означенной докладной записке говорилось:
Русским людям весьма благовременно примириться между собою. Неверие и антихристианство большою волной заливают русский народ, когда-то народ-богоносец. Необходимо как можно скорее столковаться, объединиться. Чтобы выполнить этот святой долг перед родною Церковью, следует воспользоваться Единоверием и в проектируемую комиссию для детальной и предварительной разработки способов объединения пригласить, с одной стороны, православных миссионеров, а с другой — представителей главных ветвей старообрядчества. Те и другие, при посредстве единоверцев скорее нашли бы общий язык и ясный путь к примирению.
4 мая 1917 года Святейший Синод удовлетворил прошение единоверцев, учредив Совет Всероссийских Съездов православных старообрядцев. Началась активная работа в двух направлениях: по подготовке Второго Всероссийского Съезда православных старообрядцев и по примирению с остающимися вне церковного общения старообрядцами.
26 мая 1917 года Святейший Синод определением № 3229 благословил проведение Второго Всероссийского Съезда православных старообрядцев.
По благословению Святейшего Синода 31 мая 1917 года делегация единоверцев посетила старообрядческий собор Белокриницкой иерархии, проходивший на Рогожском кладбище с предложением о примирении.
Работа съезда
Делегаты этого съезда отправили из Нижнего Новгорода в Санкт-Петербург две телеграммы, одна из которых была адресована председателю Временного правительства А. Ф. Керенскому, а другая была составлена на имя М. В. Родзянко, лидера партии октябристов. В первой телеграмме указывалось на то, что именно приходская жизнь возродит русскую армию и нужно начинать строительство государственной власти от древнерусского прихода: «Всероссийский Съезд православных старообрядцев, вполне доверяя вашему глубокому патриотизму, шлёт вам свои наилучшие пожелания и изъявляет свою готовность всемерно помогать правительству в тяжёлую годину призыва во имя Божие на спасение Родины. Немедленно организуйте приходскую жизнь — приходская жизнь возродит русское войско»[4]. Во второй телеграмме лидеру партии октябристов было сказано: «Православное старообрядчество, собравшись на Всероссийский съезд, выражает вам своё глубокое уважение как человеку, беззаветно преданному Родине. Просим вас твёрдо верить, что русский народ ожидает своего спасения от твёрдой честной власти, проверенной Государственной Думой. Нужен постоянный голос Думы, необходима свобода слова, нужно начать строительство государственной власти от древнерусского прихода. Это начало спасения Родины»[4].
Едва ли не самой животрепещущей темой Съезда был вопрос о единоверческих епископах. На съезде была высказана идея организовать 7-8 единоверческих епархий — по числу замышлявшихся тогда для всей русской Церкви митрополичьих округов, учредить сан пребывающего в Москве единоверческого архиепископа и создать Совет Всероссийских единоверческих Съездов по образцу существовавшего у белокриницких старообрядцев Совета Съездов. Кандидатом в архиепископы всех единоверцев был намечен Антоний (Храповицкий), на Петроградскую единоверческую кафедру — епископ Анастасий (Александров), на Нижегородскую — выпускник Казанской духовной академии епископ Елисаветградский Прокопий (Титов), на Казанскую — епископ Угличский Иосиф (Петровых) либо архимандрит Афанасий (Малинин), на Киевскую — профессор Киевской духовной академии «о. Владимир Прилуцкий». Но все эти планы остались нереализованными[5]. Протоиерей Симеон Шлеёв не вошёл сюда так как неоднократно отклонял просьбы стать епископом, но в итоге уступил.
Шла речь также об устройстве единоверческих учебных заведений, о печатном органе единоверцев и работе Совета Всероссийских съездов православных старообрядцев[1].
Были избраны делегаты на Поместный Собор и кандидаты во епископский сан на предполагавшиеся кафедры[1].
На данном съезде также было решено образовать Братство православных старообрядцев Нижегородской губернии и Епархиальный Совет из двенадцати человек: четыре — от духовенства и восемь — из мирян.[1].
Итоги
Всероссийский единоверческий съезд имел огромное значение для жизни единоверцев того времени. В предисловии к «Трудам» съезда написано:
Второй Всероссийский Съезд православных старообрядцев (единоверцев), несомненно, оставил глубокий след в истории Единоверия или православного старообрядчества, как событие большой важности и значения. На этом Съезде раздалось свободное слово ревнителей святорусской церковной старины, сохранивших каноническую связь со всею вселенского православною Церковью, с призывом ко всем ревнующим о имени Господа нашего Исуса Христа сплотиться «во едино тело» для отстаивания унаследованных от предков заветов святой старожитности от современного разлагающего духа времени.
Здесь же на этом Съезде разрешены, в благоприятном для Единоверия смысле, многие вопросы церковно-общественного значения и самый важный из них, многие годы волнующий единоверцев, — о даровании единоверцам единомысленных епископов.
Напишите отзыв о статье "II Всероссийский единоверческий съезд"
Литература
- [leb.nlr.ru/edoc/316744/ Второй Всероссийский съезд православных старообрядцев (единоверцев) в Н.Новгороде 23-28 июля 1917 года]. Петроград Типография О-ва распр.рел.-нрав.просвещ. 1917 г. 150 с.
- [www.edinoverie.com/img/159.pdf Священномученик Симон единоверческий епископ Охтенский] // Летопись и памятные даты Единоверческого храма Архангела Михаила села Михайловская Слобода за 7515/ 2007 год/ред. игум. Иринарх. — 2008
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Саранча Е., свящ., Миролюбов И., свящ., Зимина Н. П. [www.edinoverie.com/liter/history/ Краткий очерк единоверия].
- ↑ [history-mda.ru/publ/obrazovanie-edinovercheskoy-kerzhenskoy-episkopii-na-territorii-sovremennogo-goroda-bor-nizhegorodskoy-oblasti_3021.html Образование единоверческой Керженской епископии на территории современного города Бор Нижегородской области | Кафедра церковной истории Московской Православной Духовной Академ...]
- ↑ [www.pravenc.ru/text/189549.html Единоверие]
- ↑ 1 2 Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. Материалы и архивные документы по истории РПЦ. / Сост. Бабкин М. А. Изд. 2-ое. М., 2008. С. 286.
- ↑ Михаил Зеленогорский [www.kniga.com/books/preview_txt.asp?sku=ebooks336978 Жизнь и Труды Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)]. М. — Иерусалим, Мосты культуры. 2011. Изд. 2-е, дополненное. — 448 с.; ил.
Отрывок, характеризующий II Всероссийский единоверческий съезд
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
