II Всероссийский Съезд Советов крестьянских депутатов
II Всероссийский Съезд Советов крестьянских депутатов — Съезд Советов, произошедший в России в 1917 году вскоре после Октябрьской революции. Также, как и I Всероссийский Съезд Советов, II Съезд проходил раздельно: рабоче-солдатский и крестьянский. На момент созыва Съезда только что установленная власть большевиков встретила мощную оппозицию умеренных социалистов (в первую очередь правых эсеров и эсеров центра). На крестьянском Съезде большевикам приходится выдержать жёсткую борьбу.
Тогда как к осени 1917 года в ходе большевизации Советов РСДРП(б) удалось достичь заметных успехов в завоевании большинства в Советах рабочих и солдатских депутатов на местах, особенно в Петрограде и Москве (а также в низовых солдатских и матросских комитетах Балтийского флота и северных фронтов), успехи в большевизации Советов крестьянских депутатов на местах были гораздо более скромными. В отличие от «крестьянской» партии эсеров РСДРП(б) позиционировала себя, в первую очередь, как «рабочую» партию; из 455 действовавших на октябрь 1917 года Советов крестьянских депутатов в 264 даже не было большевистских фракций.
Исторический II Съезд Советов 25-27 октября (7-9 ноября) 1917 года представлял только рабочих и солдатских депутатов, II съезд крестьянских депутатов прошёл независимо 26 ноября — 10 декабря (9 — 23 декабря), и его большинство было эсеровским[1], что вызвало ожесточённую борьбу с большевиками на Съезде. При подготовке к Съезду большевики потребовали от мандатной комиссии включить в состав Съезда также представителей воинских частей, настроенных в основном пробольшевистски.
Действовавший на момент созыва II Съезда ЦИК I Съезда Советов крестьянских депутатов воспринял Октябрьское вооружённое восстание крайне негативно, и присоединился к эсеро-меньшевистскому Комитету спасения Родины и революции.
26 ноября Съезд открылся под председательством лидера левых эсеров Марии Спиридоновой, находившейся под влиянием большевиков. Эсеры — делегаты съезда обвинили большевиков в намерении восстановить самодержавие «при котором вместо Николая будет Ленин», и на заседании 2 декабря освистали Троцкого.
Один из деятелей кадетской партии Иван Куторга в своей книге «Ораторы и массы» так характеризует своё личное впечатление от ораторского искусства Троцкого, продемонстрированного им на Крестьянском съезде:
Троцкий, которого я слышал уже искушенным посетителем политических собраний, поразил меня тем чудовищным запасом ненависти, которую излучал из себя настоящий демон революции. Уже тогда в нем чувствовалось нечто действительно страшное. Помню, я также был поражен его диалектическими способностями. На крестьянском съезде он выступал среди предельно враждебной ему аудитории. Казалось, большевистский оратор не сможет сказать ни одного слова. И действительно, вначале оборончески и эсеровски настроенные делегаты прерывали Троцкого на каждом слове. Через несколько минут своей находчивостью и страстностью Троцкий победил аудиторию настолько, что заставил себя слушать. А окончив речь, он даже услышал аплодисменты.
Ленину пришлось столкнуться с обвинениями эсеров в том, что «большевики украли эсеровскую земельную программу», что они назвали «грабежом». На это Ленин ответил, что «мы можем сказать спасибо. Это всё, что вы от нас дождётесь». Эсеровский лидер Чернов В. М. идёт дальше, и рассылает «Письмо крестьянам», в котором заявляет, что большевики защищают на селе интересы лишь крестьянской бедноты, считая основную массу крестьянства «мелкой буржуазией».
4 декабря Съезд раскалывается: его «левое» (большевики и левые эсеры) и «правое» крыло (правые эсеры и эсеры центра) начинают заседать раздельно. 6 декабря «левая» часть Съезда объявляет себя единственным законным Съездом, и в течение 6-8 декабря полностью парализует деятельность ЦИК «правой» части Съезда. Без помощи левых эсеров, как «крестьянской» партии большевики были бы не в состоянии организовать достаточно сильное «левое крыло» II Съезда Советов крестьянских депутатов. В качестве благодарности большевики предлагают левым эсерам войти в состав Совнаркома. 17 (30) ноября стороны окончательно согласовали распределение портфелей, и в декабре в Совнаркоме оформилась правительственная большевистско-левоэсеровская коалиция.
Самим же левым эсерам к тому времени уже было больше некуда идти: в качестве наказания за широкую поддержку, оказанную большевикам на II Съезде Советов и во время Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде, 27 октября (9 ноября) ЦК ПСР исключил из партии всех левых эсеров, как «принявших участие в большевистской авантюре». Первоначально левые эсеры, вслед за правыми эсерами и меньшевиками, отказались входить в состав Совнаркома, поддержав лозунг «однородного социалистического правительства» из представителей всех социалистических партий. Однако переговоры большевиков с умеренными социалистами о создании подобного правительства окончательно зашли в тупик и были прерваны уже в начале ноября.
15 декабря 1917 года объединились ЦИК II Съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, и ЦИК II Съезда Советов крестьянских депутатов[2].
В январе 1918 года ЦИК, избранный «левой» частью II Съезда Советов крестьянских депутатов, созывает III Съезд, по своему составу уже практически поголовно большевистско-левоэсеровский. Оба III Съезда Советов, крестьянских депутатов, и рабочих и солдатских депутатов объединяются в один III Съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
См. также
Напишите отзыв о статье "II Всероссийский Съезд Советов крестьянских депутатов"
Ссылки
- ↑ II съезд крестьянских депутатов / БСЭ. // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ Сергей Кара-Мурза. [wordweb.ru/hist_gos/03_02.htm История Советского государства. II Всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов. Высшие органы власти]. Проверено 3 февраля 2011. [www.webcitation.org/69TlxsvQS Архивировано из первоисточника 28 июля 2012].
</ol>
Отрывок, характеризующий II Всероссийский Съезд Советов крестьянских депутатов
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
