II съезд РСДРП

Второй съезд РСДРП (17 (30) июля — 10 (23) августа 1903). До 24 июля (6 августа) работал в Брюсселе, но бельгийская полиция вынудила делегатов покинуть страну; съезд перенёс свои заседания в Лондон. Фактически, учредительный съезд РСДРП.

Большой вклад в организацию съезда внесла редакция газеты «Искра».

Всего было 37 заседаний (13 — в Брюсселе и 24 — в Лондоне). Были представлены 26 организаций: группа «Освобождение труда», русская организация «Искры», Петербургский комитет, Петербургская рабочая организация, Московский комитет, Харьковский комитет, Киевский комитет, Одесский комитет, Николаевский комитет, Крымский союз, Донской комитет, Союз горнозаводских рабочих, Екатеринославский комитет, Саратовский комитет, Тифлисский комитет, Бакинский комитет, Батумский комитет, Уфимский комитет, Северный рабочий союз, Сибирский союз, Тульский комитет, заграничный комитет Бунда, ЦК Бунда, «Заграничная лига русской революционной социал-демократии», «Заграничный союз русских социал-демократов», группа «Южный рабочий». Всего участвовало 43 делегата с 51 решающим голосом (так как многие комитеты не могли прислать нужного числа депутатов, некоторые депутаты имели по два мандата) и 14 делегатов с совещательным голосом, представлявших несколько тысяч членов партии.

На съезде произошел раскол РСДРП на две фракции: большевиков и меньшевиков, сохранившийся вплоть до полного разделения в 1917 г.

Открытие съезда

Съезд открылся вступительной речью Г. В. Плеханова.

Повестка дня:

1. Конституирование съезда. Выборы бюро. Установление регламента съезда и порядка дня. Доклад Организационного комитета (ОК) — докладчик В. Н. Розанов (Попов); отчёт комиссии по проверке мандатов и по определению состава съезда — Б. А. Гинзбург (Кольцов).
2. Место Бунда в РСДРП — докладчик Либер (М. И. Гольдман), содокладчик Л. Мартов (Ю. О. Цедербаум).
3. Программа партии.
4. Центральный орган партии.
5. Делегатские доклады.
6. Организация партии (обсуждение организационного устава партии) — докладчик В. И. Ленин.
7. Районные и национальные организации — докладчик уставной комиссии В. А. Носков (Глебов).
8. Отдельные группы партии — вступительная речь В. И. Ленина.
9. Национальный вопрос.
10. Экономическая борьба и профессиональное движение.
11. Празднование 1 Мая.
12. Международный социалистический конгресс в Амстердаме 1904 года.
13. Демонстрации и восстания.
14. Террор.
15. Внутренние вопросы партийной работы:
    1. постановка пропаганды,
    2. постановка агитации,
    3. постановка партийной литературы,
    4. постановка работы в крестьянстве,
    5. постановка работы в войске,
    6. постановка работы среди учащихся,
    7. постановка работы среди сектантов.
16. Отношение РСДРП к эсерам.
17. Отношение РСДРП к русским либеральным течениям.
18. Выборы ЦК и редакции центрального органа (ЦО) партии.
19. Выборы Совета партии.
20. Порядок оглашения решений и протоколов съезда, а равно и порядок вступления в отправление своих обязанностей избранных должностных лиц и учреждений. Вопрос об уставе партии обсуждался по пункту 6 порядка дня.

РСДРП и Бунд

Разногласия на съезде начались с проблемы Бунда. Бундовцы требовали автономии внутри партии с правом вырабатывать собственную политику по проблемам евреев, а также признание Бунда единственным представителем партии среди трудящихся евреев. Ленин от имени «искровцев» организовал выступления евреев Мартова (Цедербаума) и Троцкого (Бронштейна), которые были сторонниками ассимиляции. В результате съезд принял резолюцию против автономии Бунда (см. также «Национальный вопрос»).

Программа

Подготовку проекта программы начали редакции «Искры» и «Зари» в 1901 г. Съезду представили проект, в котором была учтена большая часть поправок и дополнений, внесённых Лениным в два проекта программы Плеханова. Обсуждение программы заняло девять заседаний съезда: обсуждались вопросы диктатуры пролетариата, пролетарский характер партии и её роль в освободительном движении в России, а также аграрная программа и национальный вопрос.

Роль и характер партии

Ленин настоял на том, чтобы в редакционном проекте были ясно сформулированы основные положения марксизма о диктатуре пролетариата (в этом вопросе Плеханов проявил колебания), о гегемонии пролетариата в революционной борьбе, подчёркнуты пролетарский характер партии и её руководящая роль в освободительном движении в России. «Экономисты» Акимов (В. П. Махновец), Пиккер (А. С. Мартынов) и бундовец Либер выступили против включения в программу пункта о диктатуре пролетариата, ссылаясь на то, что в программах западноевропейских социал-демократических партий этот пункт отсутствует. Л. Д. Троцкий заявил, что осуществление диктатуры пролетариата возможно лишь тогда, когда пролетариат станет большинством «нации» и когда партия и рабочий класс будут «наиболее близки к отождествлению», то есть сольются. Характеризуя взгляды оппонентов как социал-реформистские, Ленин говорил, что «они дошли… до оспаривания диктатуры пролетариата…» (там же, т. 7, с. 271). Ленин резко выступил против попытки «экономистов» Мартынова и Акимова внести поправки в программу.

Аграрная программа

Принципиальные разногласия выявились и при обсуждении аграрной части программы, в частности по проблеме союза рабочего класса и крестьянства. Ленин настоял на признании крестьянства как союзника пролетариата, обосновал революционное требование возвращения «отрезков» как уничтожение одного из остатков крепостничества и необходимость различия требований аграрной программы во время буржуазно-демократической и социалистической революций. Этот подход представлял собой творческое развитие марксизма в исторически-конкретных условиях России начала XX века (где бурное развитие капитализма сочеталось с доминированием сельского хозяйства в экономике, глубоко укоренившимися пережитками феодализма на селе и преобладанием крестьянского населения).

Национальный вопрос

Дискуссия возникла по вопросу о праве наций на самоопределение. Против него выступали польские социал-демократы и бундовцы. Поляки считали, что этот пункт будет на руку польским националистам. Бундовцы выступали за культурно-национальную автономию евреев. Консенсуса по данному вопросу достичь не удалось, и фракция Бунда покинула съезд.

Результат

После изменения числа делегатов съезд утвердил «искровскую» программу, состоящую из двух частей — «программы-максимум» и «программа-минимум». В программе-максимум говорилось о конечной цели партии — организации социалистического общества и об условии осуществления этой цели — социалистической революции и диктатуре пролетариата. Программа-минимум освещала ближайшие задачи партии: свержение царского самодержавия, установление демократической республики, введение 8-часового рабочего дня, установление полного равноправия всех наций, утверждение их права на самоопределение, уничтожение остатков крепостничества в деревне, возвращение крестьянам отнятых у них помещиками земель («отрезков»).

Разногласия среди «искровцев»

После этого стало ясно, что произойдет раскол между «искровцами», «экономистами» и бундовцами. Но и среди самих «искровцев» тоже произошёл раскол.

Состав редколлегии

Раскол начал проявляться ещё до съезда. В редакции «Искры» было шесть человек — Плеханов, Ленин, Мартов, Потресов, Аксельрод и Засулич. Число это было четным и часто в работе редакция приходила в патовое состояние, поскольку сторонники Ленина и его оппоненты имели равное количество голосов. Чтобы сделать работу редакции эффективной, в его представлении, Ленин предложил ввести седьмого — Троцкого, но Плеханов был категорически против, и тогда Ленин предложил сократить число редакторов — исключить Потресова, Аксельрода и Засулич по причине того, что он считал их плохими журналистами (Ленин приводил пример, что для 45 выпусков «Искры» Мартов написал 39 статей, сам Ленин — 32, Плеханов — 24, в то время как Засулич — 6, Аксельрод — 4, Потресов — 8). Этим предложением Ленин вызвал обвинение, что он стремится господствовать в партии.

Устав

При обсуждении проекта устава, развернулась дискуссия между Мартовым и Лениным по вопросу членства в партии (§ 1). По версии Мартова и его сторонников, членом партии мог считаться:

…всякий, принимающий её программу, поддерживающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из её организаций

Ленин настаивал на «личном участии в одной из партийных организаций».

В результате голосования съезд большинством в 28 голосов против 22 при 1 воздержавшемся принял первый параграф устава в формулировке Мартова. Все остальные параграфы устава были приняты без значительных разногласий.

Органы управления

Съезд создал партийные центры: ЦО, ЦК и Совет партии. Было решено ликвидировать ненормальное положение за границей, где были две социал-демократические организации: «Заграничная лига русской революционной социал-демократии» и «Заграничный союз русских социал-демократов». Съезд признал «Лигу» единственной заграничной организацией РСДРП. В знак протеста 2 представителя «Союза» ушли со съезда. Ушли также 5 бундовцев после того, как съезд отказался принять Бунд в РСДРП на началах федерации и отверг ультиматум Бунда о признании его единственным представителем еврейских рабочих в России.
Уход со съезда 7 делегатов изменил соотношение сил в пользу сторонников Ленина. В результате, именно они получили большинство мест при выборах в центральные органы. В ЦК партии были избраны Г. М. Кржижановский, Ф. В. Ленгник (оба заочно) и В. А. Носков — делегат съезда с совещательным голосом. Все трое — сторонники Ленина. Был избран также пятый член Совета партии — Плеханов (Совет партии состоял из 5 членов: 2 от редакции ЦО, 2 от ЦК, пятый член избирался съездом). В редакцию «Искры» были избраны Ленин, Мартов и Плеханов. Но Мартов отказался от работы в редакции.

Резолюции

Изменение состава съезда позволило Ленину провести большинство резолюций съезда в собственной редакции: о месте Бунда в РСДРП, об экономической борьбе, о праздновании 1 Мая, о международном конгрессе, о демонстрациях, о терроре, о пропаганде, об отношении к учащейся молодёжи, о партийной литературе, о распределении сил. Съезд принял также решения по ряду тактических вопросов: об отношении к либеральной буржуазии, об отношении к эсерам, о профессиональной борьбе, о демонстрациях и др.

Раскол

На де-факто учредительном съезде РСДРП произошёл раскол партии на две фракции: последователей Ленина и всех остальных. Сторонники Ленина стали называть себя большевиками, а своих оппонентов — меньшевиками. Эти названия надолго закрепились в советской партийной историографии.

Значение

• Съезд имел историческое значение как де-факто учредительный съезд, объединивший разрозненные группы российских социал-демократов в политическую партию.
• Съезд организационно закрепил политическую роль Ленина, как лидера радикального крыла РСДРП, названного им «большевиками». Ленин позднее писал:

Большевизм существует, как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года.

— Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме.

• Большое значение придавала съезду советская историография:

Съезд впервые в истории международного рабочего движения после смерти К. Маркса и Ф. Энгельса принял революционную программу, в которой выдвигалась как основная задача — борьба за диктатуру пролетариата.

— [www.bse2.ru/book_view.jsp?idn=030287&page=213&format=html Большая советская энциклопедия. 2-е изд. Т. 22. / Гл. ред. Введенский Б. А. — С. 35-44]. Проверено 21 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDBcDECL Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].

Литература

• [web.archive.org/web/20140427194648/scaramouche2004.webs.com/apps/photos/album?albumid=7161454 Ем. Ярославский — К 35-летию II съезда РСДРП. М., 1938]
• Ленин В. И., II съезд РСДРП. 17 (30) июля — 10 (23) августа 1903 г., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 7;
• его же, Рассказ о II съезде РСДРП, там же, т. 8;
• его же, Шаг вперёд, два шага назад, там же;
• КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, 7 изд., ч. 1, М., 1954;
• История КПСС, т. 1, М., 1964;
• [publ.lib.ru/ARCHIVES/K/KPSS/_KPSS.html#002 Второй съезд РСДРП. Протоколы] // Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Протоколы и стенографические отчеты съездов и конференций Коммунистической Партии Советского Союза. Государственное издательство политической литературы, М., 1959, 850 с.
• Крупская Н. К., Воспоминания о Ленине, М., 1957.
• Сервис Роберт. [militera.lib.ru/bio/service_r01/index.html Ленин. Биография] = Service R. Lenin: a biography / Пер. с англ. Г. И. Левитан. — М.: Попурри, 2002. — 624 с. — (Тема). — ISBN 985-438-591-4.

В кинематографе

• Раскол (телесериал, 1993)

Ссылки

• [www.knowbysight.info/2_KPSS/07904.asp Делегаты II-го съезда РСДРП 17.7]
• [www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/doklady_2_syezdu.htm Доклады Соц.-демократических комитетов второму съезду РСДРП]

Отрывок, характеризующий II съезд РСДРП

– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.