Науман, Иоганн Фридрих

Поделись знанием:
(перенаправлено с «J. F. Naumann»)
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Фридрих Науман
нем. Johann Friedrich Naumann
Дата рождения:

14 февраля 1780(1780-02-14)

Место рождения:

Прозиг

Дата смерти:

15 августа 1857(1857-08-15) (77 лет)

Место смерти:

Прозиг

Страна:

Священная Римская империя, Рейнский союз, Германский союз

Научная сфера:

орнитология

Известен как:

основатель орнитологии в Центральной Европе

Подпись:

Иога́нн Фри́дрих На́уман (нем. Johann Friedrich Naumann; 1780—1857) — немецкий орнитолог.





Биография

Систематик живой природы
Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «J. F. Naumann».


Страница на Викивидах

Иоганн Фридрих был старшим из трёх сыновей крестьянина Иоганна Андреаса Наумана (1747—1826). В возрасте 9 лет он прекрасно рисовал птиц. В 10 лет он покинул школу в своей деревне и пошёл в школу в Дессау, однако вынужден был в том же самом году её бросить, чтобы помогать своему отцу в сельском хозяйстве. Там он получил возможность заниматься местными птицами. В 1815 году появилось первое произведение о таксидермии, где он разъяснял свой метод набивания чучел птиц. Позже он изготовил большинство медных гравюр для книги своего отца Иоганна Андреаса Наумана Naturgeschichte der Vögel Deutschlands (рус. Естественная история птиц Германии). Собственно, это было собственное произведение, вышедшее в свет в честь отца под его именем. Брат Карл Андреас Науман[de] поддерживал его исследования, отлавливая и отстреливая для него птиц.

В 1821 году Науман продал свою коллекцию птиц герцогу Фердинанду Ангальт-Кётенскому за 2000 талеров и одновременно был назначен их куратором. Она была размещена в возведённом замке герцога, в котором с 1835 года доступна для общественности.

В течение следующих лет работы Науман смог собрать в целом 1280 препаратов. В 1845 году в Кётене проходила встреча орнитологов, которая была подготовкой к собранию в Лейпциге в 1850 году, на котором было учреждено Немецкое общество орнитологов, одним из учредителей которого (наряду с Бальдамусом и Хомайером) был Науман. Первый официальный журнал общества назывался Rhea (только 2 издания), затем Naumannia. В 1857 году Науман оставил работу из-за заболевания глаз. Он умер 15 августа 1857 года и был похоронен в Прозиге рядом со своей женой Мари Юлианой Науман.

Науман стремился в своей работе представить природу настолько оживлённой, насколько это было возможно. Он говорил: «Мы должны стараться придать такой вид набиваемым шкурам, как будто бы живое тело животного ещё находилось там».

В 1880 году в Кётене был воздвигнут памятник Науману.

Сочинения

  • Taxidermie oder die Lehre, Thiere aller Klassen am einfachsten und zweckmäßigsten für Kabinette auszustopfen und aufzubewahren. Hemmerde & Schwetschke, Halle 1815
  • Johann Andreas Naumann u. Johann Friedrich Naumann: Naturgeschichte der Vögel Deutschlands. Nach eigenen Erfahrungen entworfen. Fleischer, Leipzig 1822—1866, Band 1-13 (Grundlagenwerk der modernen Ornithologie)
  • Die Naturgeschichte der Vögel Mitteleuropas. Hrsg. 1897—1905
  • Die Vögel Mitteleuropas — eine Auswahl, hrsg. und mit einem Essay von Arnulf Conradi, Frankfurt am Main 2009, ISBN 978-3-8218-6223-1

Напишите отзыв о статье "Науман, Иоганн Фридрих"

Литература

  • Wilhelm Heß: Naumann, Johann Friedrich. In: Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 23, Duncker & Humblot, Leipzig 1886, S. 315 f.
  • Paul Gottschalk: Johann Friedrich Naumann, in: Mitteldeutsche Lebensbilder, 1. Band Lebensbilder des 19. Jahrhunderts, Magdeburg 1926, S. 65-70

Галерея

Отрывок, характеризующий Науман, Иоганн Фридрих

И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.