Jagged Little Pill

</td></tr> </td></tr>

Jagged Little Pill
Студийный альбом Аланис Мориссетт
Дата выпуска	13 июня 1995
Записан	1994—1995, Westlake Studios и Signet Sound, Голливуд
Жанр	Альтернативный рок
Длительность	57:33
Продюсер	Глен Баллард
Страна	США США
Лейбл	Maverick Records
Профессиональные рецензии
All Music Guide [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=Aos47gj4ro6ia ссылка] Роберт Кристгау [www.robertchristgau.com/get_artist.php?id=26&name=Alanis+Morissette ссылка] Q [www.q4music.com/nav?page=q4music.review.redirect&fixture_review=126639&resource=126639&fixture_artist=142190 ссылка]
Хронология Аланис Мориссетт
Now Is the Time (1992) Jagged Little Pill (1995) Supposed Former Infatuation Junkie (1998)
Синглы из Jagged Little Pill
«You Oughta Know» Выпущен: 7 июля 1995 «Hand in My Pocket» Выпущен: 31 октября 1995 «Ironic» Выпущен: 27 февраля 1996 «You Learn» Выпущен: 9 июля 1996 «Head over Feet» Выпущен: 16 сентября 1996 «All I Really Want» Выпущен: февраль 1996

К:Альбомы 1995 года

RS	[www.rollingstone.com/music/lists/6862/35223/44911 Позиция № 327] в списке 500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone

Jagged Little Pill — третий студийный и первый интернациональный альбом канадской певицы Аланис Мориссетт. Он сильно отличался от двух предыдущих альбомов Мориссетт, выпущенных в Канаде, — Alanis и Now Is the Time. Название диска — строки из песни «You Learn». Альбом считается прорывом Мориссетт, он стал самым продаваемым диском 1996 года и одним из самых продаваемых альбомов в истории музыки. С диска было выпущено несколько синглов: «You Oughta Know», «Ironic», «You Learn», «Hand in My Pocket», «Head over Feet» и «All I Really Want».

Альбом завоевал огромный успех и в течение 12 недель возглавлял чарт Billboard 200. К концу 2009 года было зафиксировано 33 млн проданных копий по всему миру, из них 14.668.000 копий, проданных в США. В 2003 году журнал Rolling Stone включил его в список «500 лучших альбомов всех времен». Журнал Billboard назвал Jagged Little Pill «Альбомом десятилетия» (1990-х). Журнал Entertainment Weekly назвал Jagged Little Pill одним из 100 лучших альбомов последних 25 лет. Альбому принадлежит рекорд среди певиц по числу недель (72), проведённых в top-10 американского чарта Billboard 200.

История создания

В 1993 году, после окончания школы, Мориссетт переехала из родной Оттавы в Торонто для поиска новых продюсеров, однако результатами осталась недовольна. Она наняла менеджера Скотта Уэлша, по совету которого переехала в Лос-Анджелес зимой 1994 года. Там в феврале 1994 года она познакомилась с продюсером и композитором Гленом Баллардом, который до этого работал с Майклом Джексоном, Полой Абдул и группой Wilson Phillips.

Согласно Мориссетт, они мгновенно нашли контакт и в течение 30 минут начали импровизировать в его студии. Глен и Аланис сочинили свою первую песню — «The Bottom Line». Переломной композицией стала «Perfect», написанная и записанная в течение 20 минут. Мориссетт импровизировала с текстом, в то время как Баллард играл на гитаре. Версия, которую можно услышать на Jagged Little Pill, была записана с первого раза. Баллард и Мориссетт записали песни для Jagged Little Pill буквально как только написали их. Весной 1995 года Мориссетт подписала контракт с Maverick Records.

Позже она рассказала, что однажды, на одной из пустынных улиц Лос-Анджелеса, на неё напал вор с пистолетом и пытался ограбить её. Однако он не взял её записи из бумажника, которыми оказались первые сочинения для Jagged Little Pill. После попытки ограбления у Мориссетт развились злость и ежедневные панические атаки. Она легла в больницу и посещала курсы психотерапии, но состояние не улучшилось. Позже в интервью она сказала, что сосредоточила все свои внутренние проблемы на душещипательные тексты для собственного здоровья. По её словам, Баллард стал первым соавтором, который позволил ей выражать свои эмоции в песнях.

Список композиций

1. «All I Really Want» — 4:45
2. «You Oughta Know» — 4:09
3. «Perfect» — 3:08
4. «Hand in My Pocket» — 3:41
5. «Right through You» — 2:55
6. «Forgiven» — 5:00
7. «You Learn» — 3:59
8. «Head over Feet» — 4:27
9. «Mary Jane» — 4:40
10. «Ironic» — 3:49
11. «Not the Doctor» — 3:47
12. «Wake Up» — 4:53
13. «You Oughta Know» (Alternate Take) / «Your House» (Hidden Track) — 8:11

Чарты

Чарт (1995–96)	Высшая позиция
Australian Albums Chart	1
Austrian Albums Chart	2
Belgian Albums Chart (Flanders)	1
Belgium Albums Chart (Walliona)	2
Canadian Albums Chart	1
Danish Albums Chart	1
Dutch Albums Chart	1
European Albums Chart	1
Finnish Albums Chart	1
French Albums Chart	6
German Albums Chart	3
Hungarian Albums Chart	10
Irish Albums Chart	1
Italian Albums Chart	2
New Zealand Albums Chart	1
Norwegian Albums Chart	3
Portuguese Albums Chart	1
Spanish Albums Chart	3
Swedish Albums Chart	1
Swiss Albums Chart	2
UK Albums Chart	1
U.S. Billboard 200	1

Отрывок, характеризующий Jagged Little Pill

Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.