Ягуар (автогоночная команда)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Jaguar Racing»)
Перейти к: навигация, поиск
Jaguar
Jaguar Racing
База

Милтон-Кинс, Великобритания

Руководители

Вольфганг Райцле (2000), Бобби Рэйхал (2001), Ники Лауда (2001—2002), Тони Парнелл и Дэвид Пичфор (2003—2004)

Пилоты

Эдди Эрвайн
Марк Уэббер

Конструктор

Jaguar-Cosworth

Шины

Bridgestone, Michelin

Статистика выступлений в «Формуле-1»
Дебют

Австралия 2000

Последняя гонка

Бразилия 2004

Гран-при

85

Подиумы

2

Лучший старт

2

Лучший финиш

3

Очков всего

49

Очков за один сезон

18

Финишей в очках подряд

3

Jaguar Racing была командой Формулы-1, участвовавшей в чемпионатах FIA Formula 1 World Championship с 2000 по 2004 года. Она была сформирована путём покупки Фордом команды Джеки Стюарта Stewart Grand Prix в июне 1999 года. Форд переименовал команду в Jaguar Racing как часть своей глобальной маркетинговой операции по продвижению компании Jaguar, производящей престижные автомобили. Однако, за годы принадлежности Форду команда не смогла достичь уровня 1999 года и была продана компании Red Bull. С 2005 года её место заняла Red Bull Racing.





История

Состав с Ирвайном

Командой в 2000 году управлял Вольфганг Райцле, ставший впоследствии председателем правления подразделения Ford — Premier Automotive Group. Команда наняла вице-чемпиона мира 1999 года Эдди Ирвайна в партнёры к бывшему пилоту команды Stewart Джонни Херберту, сделав таким образом чисто британскую команду.

С первых же гонок сезона стало очевидно, что скорость и надёжность машины оставляет желать лучшего, и она значительно уступает машине Стюарт 1999 года. Результаты сезона-2000 были полным провалом: Ирвайн смог набрать всего 4 очка, Херберт не набрал ни одного и завершил карьеру. Райцле ушёл и был заменён чемпионом американских гонок и успешным владельцем команды Боби Рэйхалом на 2001 год.

2001 год начался с серии сходов на нестабильной машине, но во второй половине сезона «Ягуар» добился улучшения результатов. Эдди Ирвайн впервые в истории команды поднялся на подиум на гран-при Монако. В середине сезона в руководство команды пришёл трёхкратный чемпион мира Формулы-1 Ники Лауда. Но затем неудачная попытка «Ягуара» переманить из Макларена технического директора Эдриана Ньюи уронила командный дух. Ирвайн был готов покинуть команду, не отвечающую его амбициям, его контракт собиралась выкупить команда «Джордан». Рэйхал дал было на это предварительное согласие, вызвав недовольство боссов Ford. Конфликт между Лаудой и Рэйхалом привёл к отставке последнего.

2002 год под управлением Лауды начался крайне неудачно, в квалификации машины «Ягуара» опережали лишь соперников из «Минарди», а в большинстве гонок машины отказывали из-за технических проблем. Только в конце сезона «Ягуару» удалось добиться небольшого подъёма результатов, и Эдди Ирвайн во второй раз в истории команды привёл машину на подиум. Год также был омрачён конфликтом с командой «Эрроуз». Ники Лауда, в поисках дополнительных источников финансирования, договорился с «Эрроузом» о поставках им двигателей «Косворт» — таких же, как стояли на «Ягуаре», и производимых дочерней компанией концерна «Форд». Но посреди сезона у «Эрроуза» кончились деньги, и по решению суда они не могли использовать собственные машины, так как двигатели не были оплачены и фактически принадлежали «Форду». Команда «Эрроуз», таким образом, не могла больше выступать в гонках и обанкротилась, не принеся этим особых дивидендов «Ягуару».

Совет директоров Форда усомнился в целесообразности предприятия, соотнеся затраты и выгоду от управления командой Формулы-1, особенно учитывая, что она не продвигает марку компании-учредителя. Финансирование на 2003 год было урезано, контракт с дорогостоящим Ирвайном не был продлён, после чего Эдди решил завершить свою карьеру. Лауда и 70 других сотрудников были сокращены, и команде был дан срок 2 года на то, чтобы показать возможные результаты.

Состав с Уэббером

Пилотами команды стали новички, ранее выступавшие в «Формуле-3000»: Марк Уэббер, проводивший свой второй сезон, и бывший тест-пилот «Бенеттона» Антонио Пиццония. Под руководством новых боссов — Тони Парнелла, Дэвида Пичфора и Джона Хогана — команде удалось добиться более эффективного использования ресурсов — например, использования аэродинамической трубы рядом с фабрикой, а не в Калифорнии.

2003 год принёс команде явное улучшение результатов, она набрала 18 очков — вдвое больше, чем за любой из предыдущих чемпионатов. Впрочем, это стало возможным лишь благодаря новой очковой системе, в которой в зачёт шли не первые шесть мест, а первые восемь. Роль Ирвайна, как основного боевого гонщика, взял на себя Уэббер: он регулярно набирал очки, а на Гран-при Бразилии стартовал третьим — лучший квалификационный результат в истории команды. Пиццония в середине сезона был уволен за низкие результаты (он не набрал ни одного очка). По совету Уэббера, на место Антонио взяли чемпиона «Формулы-3000» Джастина Уилсона. Но и Джастин показал лишь немного лучшие результаты, попав в очковую зону всего один раз.

На следующий год результаты вновь пошли вниз, даже Уэббер не мог больше подняться выше 6 места, а новый гонщик «Ягуара» Кристиан Клин попал в очки всего раз. Ещё до конца года Марк принял решение уйти из «Ягуара» и подписал контракт на 2005 год с командой «Уильямс».

Именно в 2004 году команда получила большую известность за счёт рекламных кампаний. Когда двое механиков команды, выиграв надувного осла из фильма «Шрек» на дешёвой распродаже содовой, сфотографировали его около паддока на нескольких гонках и организовала сайт с фотографиями ([www.donkeydoesf1.co.uk/Signed/Signed.htm donkeydoesf1.co.uk], ныне уже закрыт). После Гран-при Бразилии 2004 года, Берни Экклстоун, Макс Мосли, многие спортивные менеджеры и все гонщики, за исключением Михаэля Шумахера расписались на осле, и механики объявили о своём желании продать его на аукционе eBay и передать вырученные деньги на благотворительность. На Гран-при Монако 2004 года, машины Ягуара были оснащены недавно разработанными носовыми обтекателями для рекламы фильма 12 друзей Оушена. Алмазы Steinmetz стоимостью более $250,000 USD были расположены на обтекателях каждой машины, и один из них предположительно пропал после аварии Кристиана Клиена на первом круге.

Закрытие команды

В связи с тем, что Ягуар не продвигал основную марку «Форда», отдача от огромных вложений была мизерна, а низкие результаты делали концерну «Форд» и марке «Ягуар» только отрицательную рекламу. Три года подряд «Ягуар» занимал седьмое место в Кубке Конструкторов и не мог подняться выше. По истечении отведённых двух лет руководство «Форд» решило продать команду. В середине ноября 2004 года компания-производитель энергетических напитков Red Bull подтвердила, что она купила команду Ягуар у Форда. Новая команда была названа Red Bull Racing и использовала шасси и двигатель, которые разрабатывались для «Ягуара» на 2005 год.

По итогам, результаты команды Ягуар в Формуле-1 оказались ниже обычных для той суммы денег, что, как сообщается, были инвестированы Фордом. Ноль побед, ноль поул-позиций, два подиума, горстка очков. Команда помогла раскрыться таланту Марка Уэббера, но она же загубила карьеру Эдди Ирвайна, потратившего на неё впустую три года. Вне трассы команда привлекала к себе внимание не тем, чем должна была. За время пятилетнего существования Ягуара было три перетряски управления, часто с публичными конфликтами вовлечённых сторон, и только к концу существования команда получила стабильность в управлении и технике. Это был грустный конец тому, что должно было по предсказаниям 1999 года стать Феррари в 'Британских Зелёных цветах гонок'.

Список гонщиков команды

Полные результаты в «Формуле-1»

Год Шасси Двигатель Шины Пилоты 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 Очки WCC
2000 Jaguar R1 Cosworth V10 B AUS BRA SMR GBR ESP EUR MON CAN FRA AUT GER HUN BEL ITA USA JPN MYS 4 9
Эдди Ирвайн Сход Сход 7 13 11 Сход 4 13 13 Т 10 8 10 Сход 7 8 6
Лучано Бурти 11
Джонни Херберт Сход Сход 10 12 13 11 9 Сход Сход 7 Сход Сход 8 Сход 11 7 Сход
2001 Jaguar R2 Cosworth V10 M AUS MYS BRA SMR ESP AUT MON CAN EUR FRA GBR GER HUN BEL ITA USA JPN 9 8
Эдди Ирвайн 11 Сход Сход Сход Сход 7 3 Сход 7 Сход 9 Сход Сход НС Сход 5 Сход
Лучано Бурти 8 10 Сход 11
Педро де ла Роса Сход Сход Сход 6 8 14 12 Сход 11 Сход 5 12 Сход
2002 Jaguar R3 Cosworth V10 M AUS MYS BRA SMR ESP AUT MON CAN EUR GBR FRA GER HUN BEL ITA USA JPN 8 7
Эдди Ирвайн 4 Сход 7 Сход Сход Сход 9 Сход Сход Сход Сход Сход Сход 6 3 10 9
Педро де ла Роса 8 10 8 Сход Сход Сход 10 Сход 11 11 9 Сход 13 Сход Сход Сход Сход
2003 Jaguar R4 Cosworth V10 M AUS MYS BRA SMR ESP AUT MON CAN EUR FRA GBR GER HUN ITA USA JPN 18 7
Марк Уэббер Сход Сход 9 Сход 7 7 Сход 7 6 6 14 11 6 7 Сход 11
Антонио Пиццония 13 Сход Сход 14 Сход 9 Сход 10 10 10 Сход
Джастин Уилсон Сход Сход Сход 8 13
2004 Jaguar R5 Cosworth V10 M AUS MYS BHR SMR ESP MON EUR CAN USA FRA GBR GER HUN BEL ITA CHN JPN BRA 10 7
Марк Уэббер Сход Сход 8 13 12 Сход 7 Сход Сход 9 8 6 10 Сход 9 10 Сход Сход
Кристиан Клин 11 10 14 14 Сход Сход 12 9 Сход 11 14 10 13 6 13 Сход 12 14

См. также

  • Jaguar — автомобили.

Напишите отзыв о статье "Ягуар (автогоночная команда)"

Ссылки

Навигаторы

Отрывок, характеризующий Ягуар (автогоночная команда)

– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.