Jefferson Airplane

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Jefferson Airplane

Jefferson Airplane в клубе The Matrix, Сан-Франциско, 1966 год
Основная информация
Жанры

Психоделический рок
Психоделический фолк
Блюз-рок
Гаражный рок
Прогрессивный рок
Эйсид-рок
Хард-рок[1]

Годы

19651972
1989, 1996

Страна

США США

Город

Сан-Франциско
(штат Калифорния)

Бывшие
участники

См.: Бывшие участники

[www.jeffersonairplane.com/ www.jeffersonairplane.com]

Jefferson Airplane — американская рок-группа из Сан-Франциско, пионеры психоделического рока, одна из культовых групп эпохи хиппи.

В 1960-е годы Jefferson Airplane была одной из самых востребованных и высокооплачиваемых рок-групп в мире. Они также отметились как группа, выступавшая на трёх из самых известных американских рок-фестивалях 1960-х годов — в Монтерее (1967), Вудстоке (1969) и Алтамонте (1969)[2]. Кроме того, они стали хэдлайнерами первого фестиваля на острове Уайт.

Их альбом 1967 года Surrealistic Pillow принёс группе международное признание. Две наиболее известные композиции из него, ставшие международными хитами — «Somebody to Love» и «White Rabbit» — вошли в список «500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone».

Группа несколько раз возрождалась под именем «Jefferson Starship», а затем просто «Starship». Имя группы было занесено в Зал славы рок-н-ролла в 1996 году.





История группы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Образование группы

Jefferson Airplane была сформирована в Сан-Франциско летом 1965 года, появившись на волне бума на фолк-музыку, охватившего этот город в то время. Хотя группа считается сан-францисской, на самом деле из участников группы только Пол Кантнер был родом из этого города.

Основателем группы стал 23-летний вокалист Марти Балин[3], который вырос в Сан-Франциско и начал делать карьеру в качестве поп-исполнителя, сделав несколько записей под своим именем. Балин, вдохновлённый успехом групп, таких как The Byrds и Simon & Garfunkel, которые под влиянием музыки, принесённой Британским вторжением, стали смешивать фолк- и рок-музыку, решает создать группу, которая играла бы подобную «гибридную» музыку. Со своими друзьями он покупает закусочную, которую переоборудует в клуб The Matrix, и начинает искать музыкантов для своей группы.

В другом клубе Сан-Франциско Балин знакомится с Полом Кантнером, который играет фолк в разных проектах. Они начинают просматривать музыкантов для своей группы и приглашают в качестве со-вокалистки Сигни Андерсон, которая выступала в группе в течение года и участвовала в записи первого альбома, покинув группу в октябре 1966 года после рождения ребёнка.

Затем Кантнер приглашает в группу блюзового гитариста Йорму Кауконена, с которым познакомился в институте в 1962 году. Кроме того, в первоначальный состав группы вошли барабанщик Джерри Пелокуин (Jerry Peloquin) и Боб Харви (Bob Harvey).

Происхождение названия в точности не ясно. Так, «Jefferson Airplane» — это также сленговое название для спички, которая согнута пополам и используется для того, чтобы держать сигарету с марихуаной, когда та выкурена настолько, что её не удержать пальцами. Есть мнение, что название группы произошло от этого сленгового термина, но член группы Йорма Кауконен утверждает, что название придумал его друг Стив Тэлбот как насмешку над блюзовыми именами вроде «Blind Lemon» Jefferson.

Начало деятельности

Своё первое выступление под названием «Jefferson Airplane» группа дала в клубе The Matrix 13 августа 1965 года. Данный клуб был отремонтирован и оформлен участниками группы, и в последующем в нём происходили их регулярные выступления. «Matrix» был показан в фильме Страх и ненависть в Лас-Вегасе.

Под влиянием таких мэтров жанра, как The Beatles, The Byrds и The Lovin' Spoonful, группа отошла от фолк-музыки и стала больше ориентироваться на электрическое звучание.

Через несколько недель из группы уходит Пелокуин, частично по причине его негативного отношения к тому, что другие участники группы употребляли наркотики. Вместо него в группу был взят Скип Спенс, а в октябре 1965 года Харви был заменён на Джека Кесиди, давнишнего приятеля Кауконена по Вашингтону.

Мастерство участников группы росло, качество их выступлений стремительно улучшалось, и в скором времени они становятся популярными в Сан-Франциско, не без помощи положительных рецензий известного музыкального критика Ральфа Глисона, который после одного из выступлений Jefferson Airplane назвал их «лучшей группой вообще». Положительные отзывы Глисона и удачные выступления группы в октябре 1965 года в Longshoremen’s Hall в Сан-Франциско помогли группе заключить контракт с RCA Victor, получив неслыханный по тем временам аванс в размере 25 тыс. долл.

Первым синглом группы стала песня Балина «It’s No Secret», на обратной стороне которого была записана песня «Runnin' Round The World», которая стала причиной первого конфликта группы с лейблом. После записи первого альбома Jefferson Airplane Takes Off в марте 1966 года группу покидает Скип Спенс, который был заменён на Спенсера Драйдена.

Первый менеджер группы Мэтью Кац был уволен в августе, и вместо него менеджером группы становится сосед по комнате Балина Билл Томпсон. Именно он убедил Глисона посмотреть выступление группы в Longshoreman’s Hall и затем благодаря Глисону сумел договориться об участии группы в фестивале народной музыки в Беркли и джазовом фестивале в Монтерее.

Первый альбом

Дебютный альбом группы, который назывался Jefferson Airplane Takes Off, был выпущен в сентябре 1966 года. Несмотря на то, что группа ещё не выступала дальше окрестностей Сан-Франциско и не появлялись на телевидении, альбом привлёк внимание по всей стране и достаточно хорошо продавался, получив статус золотого. Изначально звукозаписывающая компания выпустила только 15 тыс. копий, однако только в Сан-Франциско было продано более 10 тыс. из них, что побудило лейбл сделать второе издание альбома, в которое, однако, были внесены изменения. В частности на переиздании отсутствовала песня «Runnin' Round This World», к словам которой у властей имелись претензии; в текстах двух других песен были изменены некоторые строки. В настоящее время первое издание альбома с оригинальными текстами является раритетным и оценивается коллекционерами в несколько тысяч долларов за пластинку.

Ушедшая из группы в октябре 1966 года Сигни Андерсон (в связи с рождением дочки) была заменена на Грейс Слик (Grace Slick), которая была хорошо известна участникам Airplane, так как она часто выступала с ними на одной сцене в составе группы The Great Society (группа поддержки Jefferson Airplane).

Приход Грэйс Слик в группу оказался важнейшим фактором её коммерческого успеха: её мощное контральто хорошо гармонировало с вокалом Балина и идеально подходило под музыку группы. Кроме того, её присутствие на сцене (а раньше она была моделью) производило впечатление само по себе.

Именно ранняя группа Грэйс Слик The Great Society записала первую версию будущего главного хита Jefferson Airplane — песню «Somebody to Love» (в первоначальном виде песня называлась «Someone to Love»). Однако понадобилось около 50 дублей и аранжировок, чтобы добиться подходящего звучания. Слик присоединилась к Jefferson Airplane после того, как группа выкупила её контрактные обязательства перед The Great Society за 750 долл.

Коммерческий успех

На рубеже 1966-67 годов происходят три события, повлиявшие на рост популярности группы. Во-первых, в декабре 1966 года группа фигурирует в статье в журнале Newsweek. Во-вторых, вместо Томпсона менеджером группы становится Билл Грэм (Bill Graham). Кроме того, в январе 67 года группа принимает участие в «прелюдии» к Лету любви — суточному музыкальному фестивалю Human Be-In.

Следующий альбом группы Surrealistic Pillow, записанный в феврале 1967 года за 8 тыс. долл., стал толчком к международной славе. Альбом держался в хит-парадах больше года, достигнув там третьего места. Альбом содержал две самых известных песни группы — «White Rabbit» и «Somebody to Love», которые достигли соответственно № 8 и № 5 в американском хит-параде, сделав Jefferson Airplane звёздами мировой величины и одной из самых популярных групп США.

В ранге звёзд они выступали на знаменитом Международном Поп-фестивале в Монтерее летом 1967 года — основном мероприятии Лета любви. Их песни попали в документальный фильм про этот фестиваль. Кроме того, «Самолёты» неоднократно попадают на телевидение в популярные музыкальные шоу.

Изменение направления

Состав Jefferson Airplane оставался относительно стабильным с 1967 по 1970 годы. За этот период они записали пять альбомов и много гастролировали в США и Европе. Музыка группы тем не менее претерпела существенные изменения после Surrealistic Pillow. Основные влияния на новое направление группы были популярность и успех The Jimi Hendrix Experience и Cream, который побудил музыкантов Jefferson Airplane (как и многие другие группы), утяжелить звучание и сделать больший акцент на импровизацию.

Третий альбом группы After Bathing at Baxter's был выпущен 27 ноября 1967 года и в конце концов достиг своего максимума в чартах на 17 позиции. Обложку альбома создал художник Рон Кобб (Ron Cobb). На ней изображён навеянный творчеством Хита Робинсона летательный аппарат (построенный около идеализированного варианта типового дома района Хейт-Эшбери) парящий над хаосом американской коммерческой культуры.

Запись длилась более четырёх месяцев, практически без участия номинального продюсера Эла Шмитта, новый альбом продемонстрировал растущее увлечение группы психоделическим роком. Если предыдущая пластинка состояла целиком из песен стандартной длины, то на новой преобладали долгие многочастные сюиты, а один трек («A Small Package of Value Will Come To You Shortly») представлял собой акустический коллаж, вдохновлённый авангардными творениями Фрэнка Заппы на четвёртой стороне его пластинки Freak Out! На этом альбоме основными сочинителями стали Кантнер и Слик, наряду с снижением влияния и участия основателя Марти Балина, который становится всё более разочарованным «звёздными поездками» («star trips») и завышенным самомнением, вызванным громким успехом группы.

Альбом ознаменовал конец недолгого периода успеха синглов групп в чартах. В то время как «White rabbit» и «Somebody to love» попали в американский Топ-10, «The Ballad of You and Me and Pooneil» достигла 43-й позиции, а «Watch Her Ride» добралась только до 61-й. Ни один из последующих синглов полосы не попал в Топ-40, а несколько не попали в чарты вообще.

Несмотря на это, Jefferson Airplane продолжает пользоваться значительным успехом, как «альбомная» группа. В период с 1967 по 1972 годы они создали 8 альбомов, попавших в Top 20 в США, а Surrealistic Pillow и Crown of Creation попали в Топ-10.

Бывшие участники

  • Пол Кантнер (Paul Kantner) — вокал, гитара (1965–1972, 1989, 1996; умер в 2016)
  • Йорма Кауконен (Jorma Kaukonen) — гитара, вокал (1965–1972, 1989)
  • Марти Балин (Marty Balin) — вокал, гитара (1965–1971, 1989, 1996)
  • Сигни Толи Андерсен — вокал (1965–1966; умерла в 2016)
  • Боб Харви — бас-гитара (1965)
  • Джерри Пелоквин — ударные (1965)
  • Джек Касади (англ.) (Jack Casady) — бас-гитара (1965–1972, 1989, 1996)
  • Скип Спенс — ударные (1965–1966, умер в 1999)
  • Грэйс Слик (Grace Slick) — вокал, клавишные (1966–1972, 1989)
  • Спенсер Драйден (Spencer Dryden) — ударные, перкуссия (1966–1970, 1996, умер в 2005)
  • Папа Джон Крич – виолончель (1970–1972, умер в 1994)
  • Джоуи Ковингтон – ударные (1970–1972, умер в 2013)
  • Джон Барбата – ударные (1972)
  • Дэвид Фридберг – вокал (1972)
Временная шкала

<timeline> ImageSize = width:800 height:auto barincrement:30 PlotArea = left:110 bottom:120 top:0 right:30 Alignbars = justify DateFormat = dd/mm/yyyy Period = from:01/06/1965 till:17/01/1996 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy Legend = orientation:vertical position:bottom columns:2 ScaleMajor = increment:2 start:1966 ScaleMinor = increment:2 start:1966

Colors =

id:LGuitar   value:green        legend:Ведущая_гитара
id:RGuitar   value:brightgreen legend:Ритм_гитара
id:Vocals   value:red          legend:Вокал
id:Keys     value:purple       legend:Клавишные
id:Bass     value:blue         legend:Бас-гитара
id:Drums    value:orange       legend:Ударные
id:Violin   value:drabgreen       legend:Виолончель
id:lines    value:black        legend:Студийные_альбомы
id:lines2   value:gray(0.85)   legend:Концертные_альбомы

BarData =

  bar:Kantner       text:"Пол Кантнер"
  bar:Kaukonen      text:"Йорма Кауконен"
  bar:Balin         text:"Марти Балин"
  bar:Anderson      text:"Сигни Толи Андерсен"
  bar:Slick         text:"Грэйс Слик"
  bar:Freiberg      text:"Дэвид Фридберг"
  bar:Creach        text:"Папа Джон Крич"
  bar:Harvey        text:"Боб Харви"
  bar:Casady        text:"Джек Кэссиди"
  bar:Peloquin      text:"Джерри Пелоквин"
  bar:Spence        text:"Скип Спенс"
  bar:Dryden        text:"Спенсер Драйден"
  bar:Covington     text:"Джоуи Ковингтон"
  bar:Barbata       text:"Джон Барбата"

PlotData=

 width:10 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
 bar:Kantner     from:01/06/1965 till:01/01/1973 color:RGuitar
 bar:Kantner     from:01/06/1965 till:01/01/1973 color:Vocals width:3
 bar:Kantner     from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:RGuitar
 bar:Kantner     from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:Vocals width:3
 bar:Kantner     from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:RGuitar
 bar:Kantner     from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:Vocals width:3
 bar:Kaukonen    from:01/06/1965 till:01/01/1973 color:LGuitar
 bar:Kaukonen    from:01/06/1965 till:01/01/1973 color:Vocals width:3
 bar:Kaukonen    from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:LGuitar
 bar:Kaukonen    from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:Vocals width:3
 bar:Kaukonen    from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:LGuitar
 bar:Kaukonen    from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:Vocals width:3
 bar:Balin       from:01/06/1965 till:01/01/1971 color:Vocals
 bar:Balin       from:01/06/1965 till:01/01/1971 color:RGuitar width:3
 bar:Balin       from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:Vocals
 bar:Balin       from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:Vocals
 bar:Anderson    from:01/06/1965 till:15/10/1966 color:Vocals
 bar:Slick       from:15/10/1966 till:01/01/1973 color:Vocals
 bar:Slick       from:15/10/1966 till:01/02/1970 color:Keys width:3
 bar:Slick       from:01/04/1971 till:01/07/1972 color:Keys width:3
 bar:Slick      from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:Vocals
 bar:Slick      from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:Keys width:3
 bar:Freiberg    from:01/03/1972 till:01/01/1973 color:Vocals
 bar:Creach      from:01/10/1970 till:01/01/1973 color:Violin
 bar:Harvey      from:01/06/1965 till:01/11/1965 color:Bass
 bar:Casady      from:01/11/1965 till:01/01/1973 color:Bass
 bar:Casady      from:01/01/1989 till:31/12/1989 color:Bass
 bar:Casady      from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:Bass
 bar:Peloquin    from:01/06/1965 till:01/11/1965 color:Drums
 bar:Spence      from:01/11/1965 till:15/08/1966 color:Drums
 bar:Dryden      from:01/10/1966 till:01/02/1970 color:Drums
 bar:Dryden      from:17/01/1996 till:17/01/1996 color:Drums
 bar:Covington from:01/02/1970 till:01/03/1972 color:Drums
 bar:Covington from:01/02/1970 till:01/03/1972 color:Vocals width:3
 bar:Barbata    from:01/03/1972 till:01/01/1973 color:Drums

LineData =

at:15/08/1966 color:black layer:back
at:01/02/1967 color:black layer:back
at:30/11/1967 color:black layer:back
at:01/09/1968 color:black layer:back
at:01/11/1969 color:black layer:back
at:01/09/1971 color:black layer:back
at:20/07/1972 color:black layer:back
at:22/08/1989 color:black layer:back
at:15/10/1966 color:lines2 layer:back
at:01/02/1968 color:lines2 layer:back
at:01/05/1969 color:lines2 layer:back

</timeline>

Дискография

Основная статья: Дискография Jefferson Airplane

Студийные альбомы

Напишите отзыв о статье "Jefferson Airplane"

Примечания

  1. [www.allmusic.com/artist/jefferson-airplane-mn0000840102 Jefferson Airplane - Music Biography, Credits and Discography: AllMusic]
  2. [blogcritics.org/music/article/artist-overview-jefferson-airplane/ Blogcritics Music — Artist Overview — Jefferson Airplane]
  3. (Martyn Jerel Buchwald, род. в Цинциннати 30 января 1942 года)

Ссылки

  • [www.jeffersonairplane.com/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Jefferson Airplane

– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.