Jupiter ACE

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Jupiter ACE
Тип Домашний компьютер
Выпущен 1982 год
Выпускался по 1984 год
Процессор Z80 @ 3,5 МГц
Память 1 КБ с расширением до 49 КБ
Устройства хранения данных аудиокассета
Jupiter ACEJupiter ACE

Jupiter ACE — бытовой компьютер, производившийся в 1980-е годы британской компанией Jupiter Cantab и названный в честь одного из первых британских компьютеров ACE. Компания была основана Ричардом Эльтуоссером и Стивеном Викерсом, участвовавшими в проектировании Sinclair ZX Spectrum.

Jupiter ACE белого цвета с чёрными резиновыми клавишами в некоторой степени напоминал ZX81. Устройством вывода данных служил телевизор, а программы сохранялись и загружались с магнитной ленты, что в то время было общепринято. Компьютер был создан на основе микропроцессора Zilog Z80 с частотой 3,25 МГц и обладал оперативной памятью в 1 Кб, расширяемой до 49 Кб. Видеопамять была отдельной и состояла из двух банков объёмом 1 Кб. Несмотря на то, что компьютер имел только 1 видеорежим — чёрно-белый текст в 24 строки по 32 символа, он мог отображать графику за счёт возможности перепрограммирования знакогенератора. Большинство из 128 доступных ASCII символов могли быть переопределены как произвольный точечный рисунок размером 8 на 8 пикселей. Так же, как и в ZX Spectrum, аудиовозможности были ограничены сигналами с программируемой частотой и длительностью, в качестве выхода использовался маленький встроенный динамик.

Хотя аппаратное и в некоторой степени программное обеспечение Jupiter ACE были похожи на ZX81 и частично на ZX Spectrum, в нём использовалась ТТЛ-логика в отличие от БМК в компьютерах Синклера. Шрифт и набор символов были идентичны спектрумовским, но в отличие от Spectrum на экран выводился белый текст на чёрном фоне, также, в отличие от ZX81, вывод обрабатывался аппаратно. Несмотря на то, что клавиатура была того же типа, что и у Spectrum, на ней отсутствовала возможность ввода ключевых слов одним нажатием. Корпус и динамик были очень похожи на таковые у Spectrum, хотя был дополнительный интерфейс для присоединения цветной графической платы, которая никогда так и не была выпущена.

Несмотря на похожесть на ZX81 основным отличием всё же было то, что разработчики Jupiter ACE с самого начала предназначали компьютер для программистов: он продавался со встроенным компилятором языка Forth в качестве используемого по умолчанию. Диалект Forth использовавшийся в Jupiter ACE был основан в большей степени на Forth-79, чем на FIG-Forth, хотя и имел некоторые отклонения от него. В частности не использовались экраны и редактор был больше похож на редактор Синклера, чем на оригинальный редактор Forth. Интересным нововведением являлось то, что он не хранил текст программы на Forth (как это делали другие Forth-системы), а компилировал код после написания и хранил его в памяти в формате готовом к запуску. Если возникала необходимость в редактировании исходного кода, то программа тут же декомпилировалась обратно в текстовый вид. Это сокращало требуемый объём памяти и время записи и чтения программы с кассетной ленты. Jupiter ACE обладал 8 КБ ПЗУ, в котором содержалась операционная система, ядро Forth и предопределённый словарь зарезервированных для Forth слов. Несколько слов были взяты из Sinclair BASIC. Какая-то часть программного обеспечения находящегося в ПЗУ была написана в машинном коде Z80, а какая-то на Forth, что в целом давало достаточно элегантную операционную систему.

Хотя Forth и давал по заявлениям разработчиков «десятикратное преимущество в скорости»[1][2] по сравнению с интерпретируемым BASIC, использовавшимся в других компьютерах, но использование такого необычного языка программирования в совокупности со скудными звуковыми и графическим возможностями по сравнению с наступавшими конкурентами предопределил для Jupiter ACE определённую рыночную нишу. Продажи компьютера никогда не были очень большими. К 2000-м годам оставшиеся рабочие экземпляры стали достаточной редкостью, обладающей довольно высокой ценой и продавались в качестве коллекционной вещи.

Эмулятор MESS позволяет эмулировать работу различных бытовых компьютеров и приставок, среди которых есть и Jupiter ACE.

Напишите отзыв о статье "Jupiter ACE"



Примечания

  1. [jupiter-ace.co.uk/news_pcw82072600005.html Spectrum team deal their Ace]. Popular Computing Weekly (26 August 1982).  (англ.)
  2. D.S. Peckett [www.jupiter-ace.co.uk/Forth_general_ComputingToday8201.html GOING FORTH] // Computing Today. — 1982. — С. 45.  (англ.)

Ссылки

  • [jupiterace.proboards100.com/ Форум по Jupiter ACE] (англ.)
  • [jupiter-ace.co.uk/ Сайт посвящённый Jupiter ACE] (англ.)
    • [jupiter-ace.co.uk/ace_board.html Фотографии Jupiter ACE]
    • [jupiter-ace.co.uk/doc_memorymap.html Распределение памяти Jupiter ACE]
    • [jupiter-ace.co.uk/adverts.html Печатная реклама Jupiter ACE 1980-х годов]
    • [jupiter-ace.co.uk/ace_hardware.html Аппаратное обеспечение Jupiter ACE]
    • [jupiter-ace.co.uk/usermanual.html Руководство пользователя]
    • [jupiter-ace.co.uk/software_index.html Список программного обеспечения]
  • [home.micros.users.btopenworld.com/JupiterAce/JupiterAce.html Build your own Jupiter Ace] (англ.)

Отрывок, характеризующий Jupiter ACE




Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.